Майкл Слэйд - Охотник за головами
Мужчина с чемоданчиком, прикованным к запястью, думал о своем кролике.
Он сидел в кресле у стены танцевального зала, окруженный роскошью "Рекс-Болла", и смотрел на кавалеров в шикарных галстуках и дам в вечерних платьях.
В 12.41 он поглядел на часы и ощутил дрожь предвкушения. Эта дрожь заставила его вспомнить.
Вспомнить, как он обожал в детстве забраться к матери на колени и уткнуться лицом в ее большие теплые груди. Как она целовала его и прижимала к себе так крепко, что даже становилось больно. Иногда это происходило в жаркие дни, и тогда она снимала с себя одежду, и он вытягивался на постели рядом с ней, приникая к ее горячему телу. Тогда она смачивала те тайные ложбинки, о которых он не мог думать без замирания сердца, его любимыми духами, и он едва не терял сознание, вдыхая аромат ее кожи.
Конечно, это происходило только тогда, когда отца не было дома.
Отец не выносил этого.
"Я не позволю тебе вырасти маменькиным сынком!" – орал он каждый раз, когда заставал их. А это случалось довольно часто.
Тогда мать вдруг притворялась рассерженной и больно шлепала его. Зажимала его голову между ног и, взяв с туалетного столика щетку для волос, она била его по заднице, пока он не начинал плакать. Он пытался вырваться, но ему это никогда не удавалось. Шею его сжимали ее мягкие бедра, и от нее еще сильнее пахло духами.
– Давай, наподдай ему, – говорил отец с улыбкой. – Покажи мне, что ты еще не совсем его испортила.
Кончалось это всегда одинаково. Запертый у себя в комнате, он часами сидел на полу, пытаясь разобраться в хаосе своих чувств, и говорил с Фредди.
Фредди звали его кролика.
Теперь он вспомнил случай, кончившийся иначе.
Отец опять вернулся не вовремя, и он опять оказался у себя в комнате и что-то шептал кролику. Потом розовое ушко Фредди дернулось, когда он услышал крик матери.
Он с бешено колотящимся сердцем рванулся к двери, забыв про все строжайшие предупреждения. "Не смей выходить из комнаты, пока тебе не разрешат". Но как он мог оставаться в комнате, когда его маме делают больно?
Ему было тогда пять лет.
Но даже сейчас он хорошо помнил, что увидел в комнате. Руки матери вцепились в изголовье кровати. Ее полуобнаженное тело блестело от пота. Она протяжно стонала в то время, как отец двигался взад и вперед между ее раскинутых ног. Потом она закричала снова, и мальчик бросился ей на помощь.
Он начал колотить отца по спине, и тот обернулся, удивленный.
"Что ты тут делаешь?" – рявкнул он с лицом, перекошенным от гнева.
"Пошел вон!" – крикнула мать, и это больше всего испугало мальчика.
Отец спрыгнул с кровати и схватил его за руку. Его поднявшаяся штука смотрела прямо на сына.
"Я ненавижу тебя, папа!" – мальчик сам удивился, услышав эти свои слова. И это было ошибкой.
Глаза отца сузились, но он ничего не сказал. Только оттащил сына на кухню, взял там тяжелый нож для мяса и пошел в комнату мальчика.
"Бедный Фредди, – подумал мужчина, вспоминая взгляд кролика. – Он знал, что его ждет".
В ту ночь мальчик не спал. Несколько часов он плакал, безуспешно пытаясь снова соединить куски кролика. Отец на его глазах разрубил Фредди пополам. Обессилев, он улегся на полу, гладя уже остывшее пушистое тельце. Утром мать пришла и опять обняла его.
"Я подарю тебе другого", – сказала она.
Мужчина взглянул на часы. Было 12.49. Пора. Он подождал в туалете, пока все вышли, и быстро натянул извлеченную из кармана маску.
Две минуты спустя он открыл дверь запасного выхода.
Целый год он ждал этого момента. Теперь его ожидание кончилось. Наконец-то он поверил, что сможет забыть.
* * *Сюзанна подошла к шкафчику за стойкой для ножей и достала оттуда стеклянный поднос, на котором серебрились десять игл для шприца. Потом она положила иглы в стерилизатор, стоявший в нижнем отделении шкафчика. Ее вкрадчивые слова баюкали одурманенный наркотиками разум Кристал. Девушка не понимала, что значат эти слова, но чувствовала в них ненависть, более глубокую, чем все, что она могла представить.
Сюзанна сняла со стены два хлыста и показала их Кристал.
– Вот, дорогая, это шотландская плетка. Ей уже семьдесят лет. Видишь, ее кончик закален на огне. Она кусает, как настоящая змея. А вторая – английская розга. Она единственная из всех этих милых инструментов воспевалась поэтами.
Она сунула плетку в руки Кристал и отступила на несколько шагов.
– Ты бывала в цирке? – спросила она.
– Да.
– Знаешь, как там дрессируют львов?
– Знаю.
– Так вот, так же нужно дрессировать мужчин.
Одним взмахом розги она выбила плеть из рук Кристал. Потом, подтанцевав к стойке, принялась хлестать дерево ритмичными, точными, безжалостными ударами. Кристал, как зачарованная, смотрела на то, как с каждым ударом губы женщины становятся тоньше, ноздри раздуваются, дыхание делается хриплым и прерывистым.
Вдруг Сюзанна остановилась так же внезапно, как и начала.
– Мужчины – ослы, – прошипела она. – Думают, что они выше своей физиологии.
Кристал молчала.
– На самом деле они просто животные. Нет, они заводные игрушки, а заводит их секс.
Сюзанна опять повесила хлысты на стену и улыбнулась.
– В этой самой комнате, Кристал, ты будешь делать из мужчин – конечно, если они хорошо заплатят, – испуганных маленьких детей, которые будут просить тебя о том, чтобы ты их высекла. Тогда и увидишь, как под маской Джекила прячется несчастный и озлобленный Хайд.
– И как же я это сделаю?
– Будешь моей помощницей.
– Но зачем я тебе нужна?
– Чтобы ответить на это, дорогая, я должна рассказать тебе про нашего сегодняшнего гостя.
* * *Впервые о Палаче из Нью-Орлеана ему рассказала мать, незадолго до того, как умерла.
Позже он узнал, что Палач убил шесть человек и еще несколько искалечил за время короткого царства террора в конце первой мировой войны. Каждая жертва тщательно выбиралась. Палач прорубал вход в дом, через заднюю дверь и внутри рубил своих жертв топором с длинной рукояткой. Каждый раз топор, как визитная карточка, оставался на месте преступления.
Палача так и не поймали.
Но этого мать ему не говорила. Она только сказала, что Палач охотится за теми мальчиками, которые не любят свою маму. Он рубит их на кусочки и потом съедает. Все это она рассказала ему, когда они лежали в постели.
Теперь он шел по городу, удаляясь от шума и толкотни Марди-Гра. Он постоял на Сент-Питер-стрит, глядя на толпы пьяных. Потом на него налетела чернокожая девушка в платье с блестками, улыбнулась, пробормотала "извините" и убежала.
– Сука! – бросил он ей вслед.
Он смотрел, как она уходит в направлении кладбища Сент-Луис, и вспоминал черную девушку, которую встретил на улице в ту ночь, когда умерла его мать. Нездешнюю; он никогда не видел ее раньше. Со слезами на глазах сдавленным голосом он попросил ее вызвать врача, который жил неподалеку. Потом, перескакивая через ступеньки, побежал наверх.
Мать истекала кровью. Ее кожа была белой, как папиросная бумага, а язык бешено метался между ее жемчужных зубов. О Боже, какие у нее были прекрасные зубы! Теперь он вспоминал счастливые дни, когда сидел у нее на коленях, а она шептала ему слова любви.
Мужчина свернул влево на Бурбон-стрит, поглядывая на часы.
«Почему это до сих пор так волнует меня, если я все делал правильно? Почему?» – думал он.
Потому, что, если бы та девушка сделала то, о чем он ее просил, его мать могла бы выжить. И потому, что он до сих пор любил ее. Слишком рано для мальчика терять мать в восемь лет.
"Может быть, я и виноват, – подумал он, – потому что ненавидел ребенка внутри ее. Но я не хотел, никогда не хотел, чтобы она умерла".
Нет, виновата та грязная негритянка. И она за это умрет. Если бы она вызвала доктора, то этот неродившийся ребенок не забрал бы с собой мать.
Мужчина резко остановился, дойдя до начала аллеи. Он зажег сигарету – никотин всегда успокаивал его, но теперь он всего-навсего немного ослабил дрожь в его руках. Он шагнул на тропинку, только когда на улице никого не было.
Сразу за мусорным баком он нагнулся и пошарил по земле. То, что он искал, лежало там же, где он оставил его, отправляясь в "Рекс-Болл". Спрятав его под пиджак, он вернулся на Бурбон-стрит, свернул вправо и углубился во Французский квартал.
Предмет, подобранный им в саду, надежно висел в петле у левой подмышки. Даже через рубашку металл топора холодил его сердце.
* * *Обняв Кристал за плечи, Сюзанна вывела ее в коридор, где река снова завела свою бесконечную песню.
– Дорогая, у нас мало времени, поэтому я должна попросить тебя об услуге. Возьми фонарик и поднимись вверх. Включи там свет – выключатель около двери. Я тут должна кое-что сделать. Через пару минут я присоединюсь к тебе, и мы еще понюхаем коки.
