Виктор Кнут - Кровавый отпуск
Лучше бы его снова шарахнули электрошокером! Он перенес бы это, наверное, легче. Лучше бы его вообще убили! Лучше бы он вообще не рождался! Но то, что эти уроды знают о Вике Казанской, его раздавило…
Год назад, только-только после развода с женой, он на своем дряхлом «опеле» возвращался ночью из Питера в Пушкин и на дороге подобран голосовавшую девку. Он тогда был порядком выпивши, посадил девку в машину, обещал довезти до дома, но вместо этого свернул с трассы и загнал машину в кусты. И приказал девице раздеться. Он вел себя как последний дурак — все-таки водка до добра не доводит. Действительно, как последний дурак! Но кто мог такое предположить, что ночью на глухой обочине, не доезжая двух километров до Пушкина, можно наткнуться на свидетелей?..
Девица, несмотря на то что была совершенной соплей, попалась с норовом. Сперва попыталась удрать, потом укусила его до крови, а потом начала угрожать, что напишет заяву в милицию. Последнее вывело его из себя. Он просто взбесился! Какая-то мокрощелка посмела ему угрожать! Ему, Николаю Самохину! Да такого никогда еще не бывало!.. В общем, он тогда ее чуть-чуть придушил. Совсем чуть-чуть, для острастки. Но, как потом оказалось, насиловал уже труп. Девка сдохла еще до того, как он сломал ей целяк…
Он закопал ее в тех же кустах. Провозился полночи, и когда, грязный как черт, садился в свой «опель», уже рассвело. И вот тогда он и разглядел буквально метрах в тридцати от свежей могилы двух притаившихся в кустах бомжей. Выскочил из машины, но… Бесполезно. Когда доходяги сообразили, что обнаружены, то улепетывали так, что их не догнал бы и профессиональный спортсмен. Не то что Коля Самохин.
Уже днем, отоспавшись после всех приключений, он ужаснулся тому, что наделал, — как законченный идиот, возился с трупом при двух свидетелях, даже не подозревая о их присутствии. И дал им уйти. А они, конечно, запомнили номер его машины. И его самого. Он же не разглядел не только их лиц. Не разглядел даже, во что они были одеты. В какую-то рвань. Бомжи и бомжи…
На то, что прикончил девицу, ему было плевать. Сама виновата, должна была быть покладистей. Но другая мысль— о том, что спалился, и в любой момент за ним могут прийти, — не давала ему покоя. Он еле дождался ночи и, дернув для смелости пол-литра «Пшеничной», отправился перепрятывать труп. На этот раз все прошло гладко. Он отвез уже начавшую заметно попахивать девку на полигон возле Красного Села и закопал ее в сыром ольшанике. А через неделю узнал ее на фотографии в ориентировке по розыску. Звали девицу Викой Казанской, и ей еще не было шестнадцати лет.
Несколько месяцев после этого случая он ходил сам не свой— все боялся, что его преступление может открыться. Но бомжи, видимо, решили не связываться с криминалом и никому о том, что видели, не рассказали. В общем, ближе к зиме, он окончательно успокоился. Решил, что забава с девицей сошла ему с рук.
И вдруг все всплыло наружу. Да еще не где-нибудь, а в этой кошмарной комнате. Под ослепляющим светом двух галогенок. Под страхом того, что в любой момент здесь к нему без раздумий могут применить пытки.
…Барханов помолчал, понаблюдал за тем, как гримасничает и обильно потеет перепуганный Кольча Самохин, и продолжил:
— Вот что мы сделаем, Коля… Тебя мы отпустим. И дадим тебе сутки на то, чтобы куда-нибудь смыться. Но уже послезавтра утром ты будешь объявлен во всероссийский розыск. Мы передадим прокуратуре все, что у нас есть по делу Казанской. И пойдешь ты, Коля Самохин, по этапу в ранге опущенного. Если, конечно, не успеешь свалить. Или повеситься… У меня все.
И в тот же момент голову Кольчи заломили назад. Так, будто собрались его придушить. Он обреченно дернулся, но высвободиться из этих железных объятий не смог бы даже Александр Карелин. Кольча ощутил легкий укол в тыльную сторону ладони, и тут же все поплыло у него перед глазами. Яркий свет галогенок больше небуравил мозг. Больше не повергаю в неописуемый ужас ожидание того, что его снова будут пытать. Все мысли рассыпались по укромным уголкам сознания, И остаюсь только полнейшее опустошение в голове.
Он расслабшая. Он заснул.
* * *Кольча очнулся на каком-то грязном чердаке. Разламывалась башка. Во рту стоял привкус свежего перегара. Он попытался сообразить, где же так назюзюкался и как оказался в этом бомжатнике, и сразу скривился от ужаса, начав припоминать все, что с ним произошло накануне. Железный стул, привинченный к попу… ослепительный свет галогенок… допрос. Вика Казанская… Он застонал. С трудом поднялся на ноги, и сразу же его мучительно вырвало. Штаны оказались влажными между ног, к рукаву прилип окурок. Весь он выглядел, как бродяга. И даже не знал, куда его завезли.
Кольча с трудом отыскал дверь на лестницу, еле-еле передвигая ногами, спустился вниз и вышел на улицу, И радостно вдохнул воздух, обнаружив, что находится, в Пушкине всего в двух шагах от своего дома.
Ключей от дома у него с собой не было, но на его звонок открыла соседка, что-то недовольно буркнула, сморщила нос и пошлепала по коридору в сторону кухни. А Кольча поспешил спрятаться в своей комнате. Из последних сил он стянул с себя поганую одежду и совершенно голый забрался в постель. И провалялся в ней до вечера, перебирая в памяти все те события, что произошли с ним накануне. Пытаясь убедить себя в том, что все это ему померещилось после выпитой водки.
Убедить себя не получалось. Болели ребра, по которым лупил бугай в черной маске. На ладони от укола образовался синяк. А на столе его дожидалась записка, отпечатанная на принтере. Записка-напоминание. «Вика Казанская, 15 лет. Убита 23 августа 1998 г. Похоронена не доезжая 3 км до Красного Села со стороны Пушкина. Завтра утром тебя возьмут под арест, а вечером будут пялить в жопу всей камерой».
Эту записку он обнаружил лишь вечером, когда выбрался из. постели. Не меньше минуты тупо пялился на нее, не понимая, как она здесь могла оказаться. Потом похолодел и бросился к письменному столу, где в тайнике под столешницей хранились документы и пять тысяч долларов сотенными купюрами. Ни денег, ни паспорта, ни ключей от машины. Ничего! Он не нашел даже бумажника, который лежал в кармане форменной куртки. А сама куртка, висевшая в платяном шкафу, оказалась прожженной кислотой. И не только куртка. Вся одежда была заботливо пропитана какой-то едкой гадостью и рассыпалась в руках. Кольча не смог отыскать даже целых трусов. Даже носков. Пришлось снова влезать в грязные и вонючие штаны.
Он вышел в коридор и постучался в соседнюю комнату.
— Зинаида Робертовна, ко мне, пока меня не было, никто не заходил?
Соседка даже не потрудилась приоткрыть дверь. Нелюбезно прокричала:
— Никто!
И Кольча не решился попросить у нее денег взаймы. Хотя собирался. Полтинник на опохмелку. Правда, не особо рассчитывая на успех.
Итак, никто не приходил. Конечно. А чего же он еще ждал? Эти мерзавцы работают аккуратно. Эти мерзавцы умеют работать!
Он вернулся к себе в комнату и обвел ее взглядом. Из того, что можно продать, были лишь телевизор, видеоплейер и маленькая магнитола. И ковер, но не потащишь же его на улицу поздно вечером. До первого наряда милиции.
Он взял в руки магнитолу, заранее чувствуя, что обнаружит. И не ошибся. Внутрь нее тоже заботливо плеснули кислоты. Как и в видеоплейер. Как и в телевизор… Кто-то потрудился на славу над тем, чтобы он в одночастъе превратился в бомжа.
Но кто?!Кто они, черт побери?!! Кому, такому страшному, он перебежал дорогу?!
Самохин устало присел на край кровати и обхватил голову руками. Он даже не представлял, что сейчас можно сделать.
Эх, Марина-Марина. Неблагодарная тварь! Как последний дурак, водил ее в ночной клуб. Тратил деньги. Ухаживал. Даже дарил цветы! И что получил взамен?
Он застонал и поднялся с кровати. Оставаться в этой аккуратно разгромленной комнате больше не было сил. А завтра сюда за ним нагрянут спецназовцы. И это, увы, неизбежно. Люди, у которых он побывал нынешней ночью, привыкли претворять в жизнь свои угрозы. Надо куда-то бежать. Вот только куда? Этого он даже не представлял.
У него были сослуживцы и собутыльники, но не было друзей, которые не удивились бы, если бы он вдруг заявился к ним на ночь глядя в гости. Ни единого родственника в Питере. Никого! Даже электронная записная книжка пропала вместе с бумажником. 4 на память он помнил телефоны лишь двух человек. И оба, как назло, сейчас находились в отпусках за границей. Как будто кто-то все специально спланировал, чтобы ему было некуда сунуться. Впрочем, почему «как будто»? Все и спланировали. Эх, Марина-Марина…
