Коди Макфейден - Лик смерти
— Судя по нему, не так уж и прискорбно.
— Ты права. Возьмем Сару. Незнакомцу нравится все, что он сделал с ней. Это им движет. — Джеймс пожал плечами. — Он подсел. Голову даю на отсечение, его «творчество» распространяется и на другие жертвы. Пока мы мало знаем о его подвигах, но, пожалуй, скоро обнаружим впечатляющие, художественно оформленные преступления, каждое из которых — вариация на тему боли.
Все, о чем говорил Джеймс, не проверено и пока не доказано. Но я чувствую: он прав. После его слов что-то сдвинулось в моем сознании, и все стало ясно как день. Незнакомец знает, что делает и почему, и его жертвы не случайны. Они напрямую связаны с его прошлым. Но — и это не просто «но» — Незнакомец «подсел», помешался на смерти. Убийство для него теперь не просто борьба с несправедливостью. Убийство превратилось в сексуальный акт.
— Давай обсудим еще кое-что, — сказала я. — Изменения в поведении преступника и его возможный план относительно будущего Сары.
Джеймс покачал головой.
— Я уже думал об этом. Я понимаю, почему Незнакомец начал действовать открыто. Это вплотную связано с мотивом мести. Он не просто хочет вершить правосудие — он жаждет, чтобы весь мир узнал, почему он это делает.
— Согласна.
— Однако он уже почувствовал произошедшие в нем изменения. Я думаю, он изначально не исключал возможность своей поимки и даже предвкушал, как явится в сиянии славы и прольет свет на свою историю. Но сейчас он обнаружил, что ему безумно нравится убивать людей. Если он умрет, то больше не сможет этого делать. Он слишком пристрастился к убийству — он не откажется от удовольствия. А если он не хочет быть пойманным, у него масса времени, чтобы замести следы.
— Совершенно верно. Мне кажется, первоначальные намерения Незнакомца так и останутся намерениями. Он хочет, чтобы все стало известно, хочет разоблачить грешников и их грехи. Только не прямо, а косвенно. Мы должны быть предельно осторожны, — прошептала я. — Он попытается держать нас на коротком поводке. Мы просто обязаны проявлять бдительность и тщательно взвешивать каждый ход.
— Да.
Я вздохнула.
— Хорошо, а как насчет Сары? Неужели он в конце концов захочет убить ее?
Джеймс уставился в потолок.
— Я думаю, все зависит от того, удастся ли Незнакомцу сотворить Сару по образу и подобию своему. Если все-таки удастся, он получит собственную копию. Только не знаю, сохранит ли он Саре жизнь или убьет девочку из милосердия.
— Я хочу приставить к ней телохранителя.
— Разумно.
Я постучала пальцами по столу.
— Исходя из видео Варгаса, из мотива преступлений Незнакомца и из шрамов на ступнях я сделала следующий вывод: Незнакомец был жертвой торговли людьми, подвергался насилию и сексуальным домогательствам. Это продолжалось многие годы. Теперь, когда он вырос и вконец обозлился, он из кожи вон лезет, чтобы, так сказать, восторжествовала справедливость.
Джеймс пожал плечами:
— Похоже на правду. По крайней мере некоторые из твоих доводов. Как жалко!
— Ты о чем?
— Ты же видела русскую девочку. Она была совершенно сломлена… В отличие от нашего преступника. Он-то не сломлен, ничуть. Он оказался крепким орешком. Наверняка это врожденное.
— По большому счету он тоже сломлен. Но я тебя понимаю. Можешь что-нибудь добавить?
— Только одно. Ты спрашивала, не было ли в дневнике фактов, которые потянули бы на доказательства. Очевидно, что почти все написанное Сарой — правда. По крайней мере правда в ее представлении, но…
— Подожди-ка. Скажи, почему ты так думаешь? Почему ты уверен в этом?
— Логика проста. Мы принимаем как должное, что Сара Лэнгстром не является исполнителем убийства семьи Кингсли. Отлично. Эта девочка в течение нескольких месяцев писала о сумасшедшем, который убивает близких ей людей, и потом это происходит на самом деле. Вероятность совпадения чрезвычайно мала. И в свете убийства Кингсли история Сары выглядит вполне правдоподобной, по крайней мере какая-то ее часть. Я не беру в расчет прогнозы Сары относительно собственного будущего.
Я прищурилась:
— Вот именно. Правдоподобной. Так ты сказал?
— Я сказал, что в основном нахожу историю Сары правдивой, однако чего-то в ней не хватает. Я еще не совсем понимаю чего, но кое-что меня настораживает.
— Ты думаешь, Сара о чем-то умалчивает или пишет неправду?
Джеймс разочарованно вздохнул:
— Утверждать не могу. Просто чувствую. Мне нужно еще раз прочесть дневник. Если выясню, сразу же дам тебе знать.
— Ты должен довериться этому чувству, — сказала я.
Джеймс собрался уходить, но остановился в дверях.
— Ты понимаешь, чем является для нас Сара?
Я нахмурилась:
— Что ты имеешь в виду?
— Что она символизирует? Мы знаем, как ее рассматривает Незнакомец — как свое творение, скульптуру. Как существо, созданное из боли ради мести. Но и для нас она кое-что значит. Я понял это ночью. Думал, вдруг и до тебя дошло.
Я пристально смотрела на него, пытаясь найти ответ.
— Извини, — сказала я. — Не понимаю, о чем ты.
— Сара — воплощение жертвы, Смоуки. Ты же прочла ее историю: она воплощение жертвы, которую нам не удалось спасти. Думаю, преступник знает это. Вот почему он дразнит нас Сарой. Он манипулирует ею, оставаясь вне досягаемости, и заставляет нас наблюдать за ее страданиями.
Джеймс вышел, оставив меня переваривать услышанное.
Я понимала: он прав. Его ощущения полностью совпадали с моими. Просто я удивилась, что Джеймс оказался настолько внимателен. А потом я вспомнила сестру Джеймса и задумалась о его словах, о глубине чувств, необходимых, чтобы прийти к подобному заключению. «Роза была жертвой, которую Джеймсу не удалось спасти. Не тут ли кроется причина его неприязни к людям? Не в том ли она, что Джеймс не смог предотвратить смерть сестры? Может быть. И однако, Джеймс прав. Его выводы требуют от нас еще большей осмотрительности. Сара не просто месть — она приманка».
Глава 32
— Хочу зайти к Джонсу, — сказала я Келли. — Пойдем со мной.
— Зачем?
— Узнала, что он расследовал дела, связанные с торговлей людьми.
— Не может быть!
— Да провалиться мне на месте!
И вновь я в кабинете без окон, сижу рядом с Келли напротив серого ископаемого, которое Джонс называет письменным столом.
— Расскажи мне об этом деле, — без предисловий произнес Джонс. — Особенно меня интересует Хосе Варгас.
Я изложила все, что знала на данный момент. Джонс откинулся в кресле и пристально смотрел на меня, постукивая пальцами по подлокотнику.
— Ты считаешь, что этот тип, Незнакомец, — несчастный ребенок, жертва Варгаса?
— Это рабочая версия.
— Правильная версия. Шрамы на ступнях преступника и русская девочка? Мне приходилось сталкиваться с подобным.
— Вы рассказывали, что принимали участие в следствии по делу о торговле детьми и что Варгас был под подозрением.
— Да. Я состоял в оперативной группе под непосредственным руководством Дэниела Халибартона. — Джонс покачал головой. — Халибартон был старейший сотрудник, древний, как динозавр, но замечательный следователь. Несгибаемый. А я недавно пришел, всего два года как закончил академию. Дело оказалось грязное. Мерзейшее. Однако энтузиазм у меня зашкаливал. Ну, вы понимаете…
— Да, сэр.
— Следователи отдела нравов полицейского управления Лос-Анджелеса выявили резкий рост детской проституции и порнографии. Проблема существовала всегда, но то, с чем им пришлось столкнуться, озадачивало. Следователи заметили у многих детей нечто общее.
— Кажется, я поняла, — произнесла Келли. — Шрамы на ступнях.
— Не только. Второй фактор: среди детей не нашлось ни одного уроженца Штатов. В основном латиноамериканцы, реже — европейцы. Мы догадались, что европейцев переправили в Штаты через Латинскую Америку. — Он замолчал, погрузившись в воспоминания. — Большинство жертв — девочки, но было и несколько мальчиков в возрасте от семи до тринадцати лет, не старше. И все в ужасном состоянии. Многие страдали различными половыми инфекциями, имели незалеченные анальные и вагинальные разрывы… — Джонс махнул рукой. — Ну, вы поняли, просто кошмар какой-то…
— Пожалуй, единственное, что успокаивает в подобных случаях, — педофилы ненавистны всем.
— Да… Вот полиция Лос-Анджелеса и вызвала нас. Мы не стремились ни выслужиться, ни сделать рекламу, ни повлиять на политику. Это действовало освежающе. Мы создали оперативную группу, они — тоже, чтобы оказать массированное давление. — Джонс слабо улыбнулся. — Сейчас все иначе. Дискуссия о нравственности в правоохранительных органах носила несколько… расплывчатый характер.
— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, — раньше подозреваемых допрашивали в агрессивной манере.
