Джеймс Паттерсон - Целуй девочек
Темно, мрачно, как в пещере с летучими мышами. Помню, как внезапно исчез дом. И больше ничего. Дальше провал. Даже не могу вспомнить, как в реке очутилась.
Мы находились примерно в двух милях от того места, где оставили машину. Теперь мы шли в направлении на север и все время вдоль реки, по которой плыла Кейт во время ее невероятного побега, удавшегося «просто из-за упрямства». Каждое деревце, каждый куст жадно тянулся к слабому, едва пробивавшемуся солнечному свету.
– Мы попали в царство леса. Вот оно – торжество мрака, хаоса, варварства над человеческим разумом, – сказала Кейт, скривив верхнюю губу. Казалось, будто мы с усилием бредем против течения в могучем грозном потоке растительности.
Я понимал, что Кейт пытается завести разговор о Казанове и о жутком доме, где до сих пор оставались женщины. Она старалась понять его. Мы оба старались.
– Он не желает подчиняться нормам морали цивилизованного общества, не желает подавлять какие-либо свои порывы, – проговорил я. – Делает все, что в голову взбредет. Настоящий искатель наслаждений, как мне кажется. Гедонист наших дней.
– Вы бы слышали, как он разговаривает, Алекс. Он очень неглуп.
– Мы тоже не лыком шиты, – напомнил я. – Когда-нибудь он непременно совершит ошибку.
Я все лучше узнавал Кейт. Она узнавала меня. Я рассказал ей о своей жене Марии, погибшей в бессмысленной уличной перестрелке в Вашингтоне. Рассказал о детях, Дженни и Деймоне. Она умела слушать, вникать, сочувствовать. Доктор Кейт должна была стать превосходным врачом.
К трем часам дня мы прошли мили четыре-пять. Я раскис и здорово устал. Кейт не жаловалась, но тоже, вероятно, чувствовала себя не лучшим образом. Слава Богу, занятия каратэ не прошли даром и теперь помогали ей держаться в форме. Мы так и не нашли тех мест, где она бежала, скрываясь от Казановы. Знакомых ориентиров она не обнаружила. Исчезнувшего дома не было и в помине. Как, впрочем, и Казановы. Никаких серьезных улик в темном густом лесу. Зацепиться не за что.
– Как же ему удается все это, будь он трижды проклят? – ворчал я на обратном пути к машине.
– Практика, – хмуро подсказала Кейт. – Практика, практика и еще раз практика.
Глава 57
Мы остановились, чтобы пообедать в ресторанчике «У Спэнки» на Фрэнклин-стрит в Чепел-Хилле. Мы устали до полного изнеможения, проголодались и, главное, очень страдали от жажды. Все знали Кейт в этом популярном баре-ресторане и сразу засуетились вокруг нас. Мускулистый светловолосый бармен по кличке Громила оглушительно зааплодировал.
Официантка, знакомая Кейт, проводила нас к столику для почетных гостей – у окна, выходившего на Фрэнклин-стрит. Кейт сообщила мне, что эта женщина – кандидат философских наук. Верда – официантка-философ из Чепел-Хилла.
– Как вам нравится участь звезды? – подтрунивал я, когда мы устроились за столом.
– Не нравится. Терпеть не могу, – процедила она сквозь сжатые зубы. – Послушайте, Алекс, может быть, выпьем сегодня чего-нибудь покрепче? – внезапно предложила она. – Напьемся в стельку. Мне, пожалуйста, кувшин пива и бренди, – сказала она подошедшей Верде. Официантка-философ от такого заказа выкатила глаза и сморщила нос.
– Мне то же самое, – сказал я. – Гулять так гулять.
– Это, конечно, тоже не в лечебных целях, – предупредила Кейт, когда Верда ушла. – Просто порезвимся сегодня.
– Такое мероприятие может оказаться эффективным лечением.
– Если так, значит, лечимся оба.
В течение первого часа или около того мы болтали о всякой всячине: о машинах, о соперничестве провинциальных больниц с центральными клиниками, о разнице между обучением в университетах Дьюк и Северной Каролины, о литературе прошлого века на Юге, о рабстве, воспитании детей, зарплате врачей и кризисе здравоохранения, о преимуществах рок-н-ролла перед блюзами и наоборот, о книге, которая нам обоим нравилась, – «Английский пациент». Мы с самого начала находили общий язык. С той первой встречи в клинике университета вспыхивали между нами некие искры взаимопонимания.
После первого алкогольного блицкрига, мы слегка угомонились и предпочли каждый свое: я – пиво, Кейт – вино. Слегка накачались, конечно, но не слишком. Кейт была права в одном: нам явно следовало расслабиться от постоянного напряжения, связанного с делом Казановы.
На третьем часу нашей ресторанной гулянки Кейт поведала мне о себе такое, что потрясло не меньше, чем ее похищение. Широко распахнутые карие глаза ее блестели в полумраке бара, когда она рассказывала свою историка.
– Сейчас все выложу, – начала она. – Южане любят рассказывать сказки, Алекс. Мы последние хранители американской изустной истории.
– Рассказывайте, Кейт. Я люблю слушать. Настолько люблю, что сделал это своей профессией.
Кейт накрыла мою руку своей и глубоко вздохнула. Голос ее зазвучал тише и проникновеннее.
– Жила-была в Берче семья Мактирнан. Развеселая была компания, Алекс. Очень дружная, в особенности девочки: Сюзанна, Марджори, Кристин, Кэрол Энн и Кейт. Мы с Кристин были самыми младшими девчатами, как там говорили, – близнецами. Еще с нами жила Мери, наша мама, и Мартин – папа. О Мартине я не стану подробно рассказывать. Мама выгнала его из дома, когда мне было четыре года. Он был страшно властным и упрямым как осел. К черту его. Больше не буду о нем говорить.
Кейт замолчала и заглянула мне в глаза.
– Вам никто никогда не говорил, какой вы прекрасный, просто потрясающий слушатель? Такое впечатление, будто вам интересно каждое мое слово. Поэтому мне так хочется с вами разговаривать. Я никому еще не рассказывала всей этой истории, Алекс.
– Ну, конечно, мне интересен ваш рассказ, Кейт. Мне приятно, что вы хотите со мной поделиться, что доверяете мне.
– Да, я доверяю вам. История эта не слишком радостная, поэтому я не стала бы рассказывать, если бы не доверяла.
– Я рад, что это так.
Я в который раз поразился ее красоте. Глаза огромные, сияющие. Губы не слишком полные, но и не тонкие. Я все время помнил, что Казанова не зря остановил на ней свой выбор.
– Мои сестры и мать были для меня всем в детстве. Я стала их маленькой рабыней и баловнем одновременно. Денег всегда не хватало, поэтому и работы было куча. Мы выращивали и консервировали овощи, варили варенье, компоты. Подрабатывали стиркой и глажкой. Сами плотничали, слесарничали, чинили машину. Мы были счастливы, потому что любили друг друга. Всегда смеялись и распевали новомодные песенки, которые передавали по радио. Мы много читали и обсуждали все подряд, от права на аборты до кулинарных рецептов. Чувство юмора было обязательным в нашем доме. «Улыбнись» – это слово считалось девизом нашей семьи.
А потом Кейт поведала мне о том, что случилось с семьей Мактирнан, и лицо ее потемнело от горя, когда тайна выплеснулась наружу.
– Первой заболела Марджори. У нее обнаружили рак яичников. Она умерла в возрасте двадцати шести лет. К этому времени у нее уже было трое детей. А затем по очереди: Сюзанна, мой близнец Кристин и мама. Все умерли. И все от рака яичников или груди. В живых остались Кэрол Энн, я и отец. Мы с Кэрол Энн шутили, что унаследовали отцовскую зловредность и поэтому нам суждено умереть от инфаркта.
Кейт внезапно отвернулась и опустила голову. Потом снова взглянула на меня.
– Знаете, я не пойму сама, зачем все это вам рассказываю, но зато точно знаю, что вы мне по душе. Я хочу стать вашим другом. Это возможно?
Я попытался объяснить Кейт собственные чувства, но она перебила меня. Прижала кончики пальцев к моим губам.
– Не стоит прямо сейчас впадать в сентиментальность. И не спрашивайте больше ничего о моих сестрах. Просто расскажите что-нибудь такое, чего не рассказывали больше никому. Начинайте сразу, пока не передумали. Поведайте мне самую большую вашу тайну, Алекс.
Я не думал, о чем стану говорить. Само собой получилось. И это казалось вполне естественным и справедливым после признания Кейт. И потом, мне самому хотелось поделиться с ней своей тайной, довериться Кейт, во всяком случае попытаться.
– Я перестал существовать с тех пор, как не стало моей жены Марии, – открыл я самую глубокую свою тайну. – Я каждое утро одеваюсь, напяливаю приличное выражение лица, иногда беру с собой оружие… но внутри меня остается пустота. Я пытался встречаться с одной женщиной после смерти Марии, но ничего не вышло. Попытка с треском провалилась. И теперь я тоже не готов к этому. Не уверен, что это вообще когда-нибудь со мной случится.
Кейт заглянула мне в глаза.
– Вы не правы, Алекс. Вы к этому готовы полностью. – В ее взгляде и голосе была непоколебимая уверенность.
Искры.
Друзья.
– Мне бы тоже хотелось с вами подружиться, – сказал я наконец. Нечасто это со мной случалось и уж во всяком случае не так скоропалительно.
Глядя на сидевшую напротив Кейт, на трепетный огонек свечи между нами, я снова вспомнил о Казанове. Как там ни говори, но он оказался непревзойденным ценителем женской красоты и характера. Безупречным, как и во всем остальном.
