Соно Аяко - Синева небес
Когда в прихожей стукнула дверь, Юкико крикнула:
— Кто там?
— Как там мои семена вьюнков поживают? — послышался знакомый протяжный голос.
Лихорадочно приглаживая на ходу волосы, Юкико выскочила в прихожую. Там стоял давешний незнакомец. На этот раз он был в куртке.
— Ну, как там семена… Вы ведь отложили их для меня?
Тон был такой, словно старый знакомый пришел забрать забытую вещь.
— Да, но вы не пришли. Вот я и решила, что вы забыли о них! — ответила Юкико.
На мгновение на лице мужчины проступило неожиданное озлобленное выражение.
— Да не забыл я. Просто работы было по горло.
Можно сразу достать конверт с семенами и отдать ему. Но прилично ли оставить гостя в прихожей, где сквозит из-под двери?… Как-то это… безжалостно.
— Может, пройдете в комнату, выпьете чашечку чая? — не без колебаний решилась Юкико.
— А можно?
— Ну конечно! В прихожей так холодно…
— Да я с удовольствием. Зайду на минутку!
Не успев снять ботинки, гость поспешил представиться:
— Моя фамилия Уно. Был такой актер в театре «Сингэки»[7] — Дзюкити Уно. Слышали? Вы в театр ходите?
— Нет… А это ваш родственник?
— Нет, что вы! Да и нет у меня никакого таланта.
— Извините за беспорядок… Я тут шью кимоно.
Юкико могла пригласить только сюда, в мастерскую. Правда, в Доме есть еще небольшая гостиная, обставленная по-европейски, но там сейчас жуткий холод. Даже если принести керосиновую печурку, все равно в одну минуту комната не прогреется… Нет, вести туда гостя никак нельзя.
Юкико как раз шила длинные рукава женского кимоно. По черной ткани были рассыпаны желтые и оранжевые хризантемы, местами перемежаемые узором в белую крапинку. Ну и пусть не прибрано, зато от зажженной печки исходит тепло, согревающее все уголки. Можно даже не придвигаться вплотную — все равно не озябнешь.
— Так вы умеете шить… — усаживаясь на предложенный дзабутон,[8] с восхищением сказал гость.
— Мама у нас мастерица. Вот и мне понравилось рукодельничать. Было время, когда я служила в конторе, но по ночам училась шить японское платье…
— А где вы работали?
— В управлении налоговой инспекции, бухгалтером… Несколько лет. Но мне не нравится быть постоянно на людях.
— Разумеется, лучше дома, если владеешь таким ремеслом. Откладывая в сторону неоконченное шитье, Юкико внезапно спросила:
— Не хотите ли мандзю?[9]
Так неожиданно предложить мужчине сладкое угощение можно разве что от застенчивости.
— Мандзю — отличная мысль! А вот сакэ я не пью.
— Мне их позавчера привезли. Это деревенский гостинец, поэтому очень вкусно. Но боюсь, что они слегка зачерствели… Подождите, я их сейчас чуточку подогрею на пару.
Кухонная утварь у Юкико была крошечная, точно игрушечная. Она взяла пароварку и положила в нее три пирожка.
— Вы говорили, что были очень заняты. А чем же вы занимаетесь? — спросила Юкико, снова усаживаясь напротив Уно на свой тонкий дзабутон.
— Да разным… Я человек невезучий, только что-то начнет получаться — обязательно все сорвется! Сейчас у меня работа, связанная с удобрениями… Никогда ничем подобным не занимался!
— Но сюда вы пожаловали по делу?
— В этот раз — нет, но прежде мне доводилось частенько бывать в здешних краях. Заезжал в сельскохозяйственный кооператив. Но сейчас я здесь по другой причине… Знаете, очень люблю пребывание на природе. У агента по продажам свободного времени очень мало, поэтому я всегда стараюсь использовать каждый свободный час. Когда на машине прокатишься, когда на велосипеде, а то и просто пешком можно пойти прогуляться…
Юкико царапнуло ощущение какой-то фальши.
— Так, значит, вы «пребывание на природе» любите?
— Да. А что?
— Да слово какое-то… казенное.
И снова — на мгновение — злобная гримаса на лице гостя.
— Простите. У меня младшая сестра работает в издательстве. Как что не так скажешь, непременно поправит, или смысл переспросит. У нее это профессиональная привычка.
Уно молчал.
— То, что вы любите природу, это я сразу поняла. Ведь вам цветы нравятся. Извините, пока не забыла, отдам семена вьюнков.
— Да-да, я ведь за ними и пришел.
Уно принял конверт уже вполне благодушно.
— Напомните мне, когда будет пора высеивать.
— Но я же не знаю, куда писать… Вы оставьте мне ваш адрес?
— Нет, не могу. Дело в том, что сейчас я вынужден жить у родителей.
Юкико промолчала.
— Я развелся. Но это скверно — говорить гадости о своей бывшей жене, поэтому не стану рассказывать о подробностях. Родители просто в бешенстве. Никак не могут смириться…
— И сколько же лет вы состояли в браке?
— Я рано женился. Целых шесть лет.
— А дети?
— При нашей семейной жизни не было смысла заводить детей, — сказал Уно. — А вы? Где служит ваш муж?
— Я не замужем.
— О! — Уно что-то невнятно пробормотал себе под нос. — Выходит, нам ничто не мешает встречаться.
Улучив подходящий момент, Юкико пошла проверить подогревавшиеся мандзю. Увидев, что корочка уже влажно блестит, она переложила пирожки на лакированное блюдо для десерта.
— Угощайтесь, пока горячие.
Юкико поставила перед Уно чашку с недорогим зеленым чаем.
— Чай у меня самый обычный, вы уж извините. От дорогих сортов желудок болит. Работа-то у меня сидячая.
Уно с аппетитом откусил кусок.
— Когда я учился в начальной школе, у нас по соседству была лавочка, где готовили мандзю. Я частенько наведывался туда. Интересно, что стало с хозяйкой?…
— А в какой вы школе учились?
— Отец часто менял работу. То Сидзуока, то Сэндай — три школы сменил, туговато пришлось.
— А рядом с моей школой была лавка, где продавали крокеты. В этих крокетах и мяса-то почти не было.
— Те, что без мяса, гораздо вкуснее.
— Я покупала и шла домой, а дома съедала на полдник. Такая была вкуснотища! Помню, их тогда заворачивали в газету. А ведь зима, несешь их в руках — и пальцам тепло…
— Давайте куда-нибудь прокатимся. Я же на машине. А работа подождет. Можно отдохнуть немного!
— Да, конечно, график у меня свободный. Правда, иногда всю ночь приходится сидеть до утра — такая вот свобода.
— У меня точно так же. Агент по продажам — человек свободной профессии!
— Знаете, мне редко случается выходить из дому.
— Почему же вы живете такой жизнью?
— Бывает, по воскресеньям я хожу в церковь. Правда, не каждое воскресенье. Я христианка, — сообщила Юкико.
У Уно как-то нехорошо заблестели глаза.
— Как ваше имя?
— Извините. У вас спросила, а своего не сказала. Юкико. «Падающий снег».
— Значит, Юкико Хата-сан.[10]
— Именно.
— Я вам лучше сам позвоню, Юкико Хата-сан. Видите ли, не хочу, чтобы мне кто-то звонил домой… Развод был просто кошмарным. Мама издергалась. Теперь, если слышит в трубке женский голос, сразу воображает, что звонит сестра моей бывшей жены, чтобы наговорить кучу гадостей. И не переубедишь, что это может быть и другой человек.
— Значит, я не могу вам звонить. Тогда вы сами как-то свяжитесь со мной.
— А вы можете дать мне свой номер?
— Конечно.
Юкико написала номер телефона на листке для заметок и протянула Уно.
— Хороший сегодня денек, — заметил тот, пряча листок.
— Да что вы! Погода просто отвратительная, холод такой!
— Я о другом. Сегодня я встретил вас.
С этими словами Уно поднялся на ноги.
Как и следовало ожидать, на другой день ветер утих, установилась ясная погода.
Два дня Юкико не выходила из дому, и у ворот нанесло листьев бамбука.
По соседству жила старуха по имени Хацу Ивамура. Ей исполнилось семьдесят девять. Она еще довольно бодро передвигалась по дому, но была совершенно глухая, с бельмом на глазу, а в последнее время начала терять силы. Хацу включала телевизор на полную громкость, и летом, когда все двери открыты, это было просто невыносимо.
Не то чтобы Юкико помогала Ивамуре по дому, но иногда подметала сор за воротами. Сметенную листву все соседи относили за шоссе, на рисовое поле — в специально отведенное для этого место.
Юкико собрала листву на совок и направилась к полю, к горе гниющей листвы. Тут ее взгляд случайно упал на сложенный вчетверо бумажный листок. Он лежал на мусорной куче и весь пропитался влагой. С нехорошим предчувствием Юкико подняла его. Да, это был тот самый конверт с семенами вьюнков, который она вчера отдала Уно. Надпись «синева небес», сделанная фломастером, а не гелевыми чернилами, расплылась и стала едва различимой.
Юкико обомлела.
Что все это значит?
Семена намеренно выброшены, хотя Уно и заявил, что явился именно за ними. Выброшены именно сюда, в эту гниющую кучу листвы.
