Джеймс Паттерсон - Джек и Джилл
В пять двадцать такси доставило ее к месту работы.
– Какой известный адрес, – улыбнулся ей водитель. – Вы, наверное, какая-нибудь знаменитость?
Она расплатилась и забрала сдачу с пятидолларовой купюры:
– Надеюсь когда-нибудь ей стать. Кто знает?
– Может, и я когда-нибудь стану, – снова улыбнулся шофер. – Кто знает?
Сара Роузен вышла из автомобиля и почувствовала дыхание декабрьского ветра на своих щеках. Старинное здание, стоящее перед ней, выглядело очень красиво и производило в свете раннего утра впечатление величественности. Казалось, что оно сверкает и светится изнутри.
Она показала свое удостоверение, и охранник пропустил ее внутрь. Они даже перекинулись парой слов относительно того, какой же она трудоголик. А почему бы и нет? Сара Роузен работала в Белом Доме уже девять лет.
Часть третья
Фотокорреспондент
Глава 33
Фотокорреспондент был завершающим элементом в сложной мозаике. Ему отводилась роль последнего игрока. Восьмого декабря он работал в Сан-Франциско, где и вступил в игру, оставаясь пока на скамейке запасных.
Кевин Хокинс восседал на вогнутом сером пластмассовом стуле у выхода 31. Он с удовольствием играл сам с собой в карманные электронные шахматы. Сам выигрывал, сам проигрывал, и это его вполне устраивало.
Хокинс вообще любил играть, а шахматами увлекался настолько, что в недалеком будущем мог стать одним из сильнейших игроков мира. Так было всегда, и за ним укрепилась репутация умного, талантливого, но одинокого и использующего себя ниже своих возможностей человека. Еще с того времени, когда он жил в Гудзоне, штат Нью-Йорк. Без четверти одиннадцать он покинул свое сиденье, чтобы сыграть в совсем другую, самую любимую игру. Самую любимую в целом мире. Он прибыл в Сан-Франциско, чтобы кое-кого убить.
Проходя по оживленным залам аэропорта, Кевин Хокинс делал фотографию за фотографией. Мысленно.
Известный фотокорреспондент, неоднократно отмеченный наградами, мог позволить себе некоторую небрежность в одежде: черные вельветовые джинсы, черная рубашка с короткими рукавами, бриллиантовая серьга в ухе и туземные браслеты из Замбии на запястьях. На шее у него болталась камера-лейка на кожаном ремешке с тиснением.
Фотокорреспондент протиснулся в забитую людьми туалетную комнату коридора С. Он окинул взглядом неровную линию мужчин, выстроившихся возле писсуаров. «Словно свиньи у кормушки», – подумал вошедший. Они напоминали ему бегемотов или буйволов, которых научили стоять на задних ногах.
Его глаз мгновенно составил композицию и зафиксировал ее в голове. Преимущество приверженности к порядку в сочетании с острым умом.
Гладя на эту «писальную» сцену, фотокорреспондент вспомнил одного вора-карманника из Бангкока. Тот, прекрасно понимая человеческую природу, орудовал в тот момент, когда посетители туалета находились в самой кульминационной точке процесса. Он вытаскивал у них бумажники, когда те либо ничем не могли ему помешать, либо просто не замечали его действий.
С тех пор комизм увиденной ранее сцены всегда вспоминался корреспонденту, когда он посещал в аэропортах мужские туалеты. Впрочем, он редко забывал хоть раз подмеченные композиции. Его мозг мог бы посоперничать с архивом фотоматериалов «Кодака» в Рочестере.
Он обратил внимание на собственный внешний вид, мельком мазнув по своему отражению в мутном зеркале: осунувшееся, известково-бледное лицо. «Заурядная, ничем не примечательная физиономия», – с удовлетворением подумал мужчина. Глаза у отражения были светло-голубыми, почти выцветшими, взгляд усталый. Это расстроило Кевина настолько, что он невольно вздохнул.
Ничего интересного к его портрету зеркало не добавило, да и сам он не любил себя «фотографировать».
Он закашлялся и долго не мог остановиться, пока, наконец, не сплюнул большой, отвратительного желто-зеленого цвета, сгусток мокроты. «Вот это моя внутренняя сущность, – подумал он. – Наверное, в таком виде и должна выходить отработанная душа».
Кевину Хокинсу исполнилось пока только сорок три года, но он ощущал себя столетним. У него была очень тяжелая жизнь, особенно последние четырнадцать лет. Иногда она казалась невыносимой, а иногда абсурдной. Частенько ему казалось, что его пытаются сжечь со всех сторон. Слишком уж увлеченно и часто он отдавался игре в жизнь и смерть.
Он снова закашлялся и бросил в рот подушечку «Холлса». Сверив время по наручным часам «Сейко» и пригладив свои жидкие, седеющие волосы, Кевин Хокинс покинул туалетную комнату.
Он аккуратно влился в движущуюся по коридору толпу на этаже, где должно было произойти убийство. Время приближалось, и он чувствовал приятный зуд во всем теле. Мужчина даже принялся напевать какую-то старую, почти забытую смешную песенку. Он тащил за собой чемодан фирмы «Делси», к днищу которого крепились вошедшие в моду колесики. «Ходячий» чемодан делал его похожим на туриста, совершенно не отличимого от всех прочих в этом муравейнике.
Красные цифры на черном табло часов аэропорта показывали 11:40. Лайнер компании «Нортвест Эрлайнз» рейсом из Токио только что приземлился. Самолет подрулил к галерее номер 41 точно по расписанию. Некоторые люди знают, как летать. «Нортвест Эрлайнз» выбрало эту фразу в качестве своей рекламы.
Боги улыбались, глядя с высоты на Кевина Хокинса, а у того на лице появилась мрачная и холодная усмешка. Боги тоже любили поиграть. Жизнь и смерть. В общем-то, они и придумали эту игру.
Он ощутил напряжение, возникающее перед тем, когда первая волна пассажиров достигает коридора. Фотокорреспондент продолжал двигаться вперед, пока не достиг точки, в которой пересекались два коридора.
В этот момент он и увидел выстроившуюся фалангу телохранителей и восторженных встречающих. Он вновь мысленно сфотографировал эту сцену. Взглянув на мистера Танаку из «Нипрей Корпорейшн», он сделал еще один снимок.
Адреналин вскипал в крови, словно лава вулкана Килау на Гаваях, который он видел, когда исполнял заказ для «Ньюсуик». Адреналин. Ничто с ним не сравнится. Он уже привык к таким ощущениям.
Теперь в любую секунду.
В любую секунду.
В любую наносекунду, а он знал, что эта единица времени относится к секунде, как та к тридцати годам.
Никаких ориентиров для определения расстояния в коридоре не было, но Хокинс прекрасно знал это место. Он мысленно представлял себе окружающее под всевозможными углами. Все точки пересечения были ему ясны.
В любую секунду. Жизнь и смерть.
На полу аэропорта можно было даже нарисовать большой черный крест.
Кевин Хокинс ощущал себя богом.
Итак, начали. Камеры приготовлены. Заряжай! Сейчас здесь кто-то умрет.
Глава 34
Когда полуофициальное окружение мистера Танаки приблизилось к пересечению двух коридоров, бомба сдетонировала. Взрыв выбросил облако серо-черного дыма в коридор А. Крики пронзили воздух, словно сирены.
Бомба находилась в темно-синем чемодане, оставленном возле газетного киоска. Кевин Хокинс разместил невинного вида чемоданчик как раз рядом с объявлением, предупреждавшим пассажиров о том, чтобы они внимательнее следили за своими вещами.
Оглушительный грохот и возникший хаос внесли панику в окружающих мистера Танаку телохранителей. Они стали рассеянными, а потом и вполне предсказуемыми. Даже самые лучшие телохранители могут растеряться, если заставить их импровизировать. Пассажиры и персонал аэропорта метались в поисках возможного убежища, хотя оно уже никому и не требовалось. Мужчины, женщины и дети бросались на пол, прижимаясь к холодному мрамору.
Вы никогда не видели настоящей паники, если не наблюдали, как массу людей, например, в аэропорту, охватывает первобытный страх.
Двое телохранителей закрыли собой директора корпорации, но действовали настолько небрежно, что Хокинс сразу отметил это.
Он тут же мысленно сфотографировал эту сцену, чтобы присоединить ее к своей коллекции.
Это было очень ценное наблюдение: видеть, как прекрасно подготовленная команда теряется в стрессовой ситуации в момент настоящего нападения.
Затем квалифицированные, но сразу ставшие подавленными, телохранители начали перемещаться вместе с охраняемым подопечным, стремясь выйти из опасной зоны. Вперед они двигаться не могли, так как коридор перед ними был разрушен взрывом и задымлен. Охранники могли двигаться только назад, и Хокинс знал, что так они и поступят.
Они бестолково суетились вокруг мистера Танаки, словно тот был большой и неуклюжей праздничной куклой, хотя в данный момент некоторое сходство с ней наблюдалось. Они практически несли важного бизнесмена на руках, подхватив его под мышки, так, что иногда его ноги зависали в воздухе.
Мысленная фотография: дорогие черные туфли с развязавшимися шнурками спешно удирают по белому мраморному полу.
