Ирина Глебова - Оборотень
Но оказалось — нет! — не до конца ещё понимал и чувствовал он. Лишь после того, как соединились в одно их тела — так стремительно и естественно, словно всегда были предназначены друг для друга, — после того, как каждый отдал другому свою жизненную энергию, когда уже они лежали рядом, сцепив пальцы рук, и тогда остались слиты, как спаяны, навсегда — и тела их, и судьбы, и души. И это стало истинной близостью — неразделимость душ и тел, жизни и смерти. Такого в жизни Игоря ещё не было. И необыкновенно ясно стало ему, что он — избранный, что подобное чувство приходит далеко не к каждому на земле.
О чём они говорили? О чём угодно — всё теперь касалось их двоих.
— Я могу окончить учёбу где угодно, — говорила Даша. — Я училась в Льеже, потому что там, рядом, жили родители. А теперь буду учиться здесь, где живёшь ты.
— Но тебе ведь нравится Льеж?
— Конечно! Он такой красивый — старина, готика. Для историка очень подходит. Зелёный, спокойный… Знаешь, я вообще люблю и Бельгию, и Францию. Там чувствуешь себя естественно, просто. Стиль поведения людей — не кичливость. Это здесь наших нуворишей за версту видно. А там только студентов и можно различить по одежде и манерам. Но миллионера от простого клерка не отличишь — в повседневности.
— Жаль будет тебе уезжать…
Они лежали на спинах, глядя на плывущие по потолку и стенам тени, но видели друг друга.
— Нет, — сказала Даша. — Не жаль. Там хорошо, но я давно поняла, что по-настоящему Бельгия хороша для бельгийцев, Франция — для французов. Как ни просто я себя чувствовала там, но — в чужом дому, а не в своём. А ведь я уехала туда подростком, должна была прижиться. Но знаешь, говорится: «Где родился, там и пригодился». Это точно.
— Не ожидал. — Игорь легонько приподнял её голову, положил себе на плечо. — Думал, из Европы тебя сюда не заманишь.
— А у меня здесь магнит очень притягательный…
— Офелия, о нимфа!
Они засмеялись. Как счастливо было чувствовать, что каждый понимает другого с полу фразы. Даша произнесла реплику из «Гамлета», и Игорь ответил ей. Взгляды их вновь обратились друг к другу, потянулись, по телам прошла томительная судорога. Такая сладостно-жгучая, что Игорь не удержался, застонал, потянулся горячими губами к твёрдому маленькому соску и красивой тёмной родинке рядом… Нежные тонкие пальцы вплелись в его шевелюру, крепче и крепче прижимая лицо к груди. Тело его, почти вырвавшись из-под контроля, опережая чувство, рвалось к ней — вперёд, вглубь! Но, последним усилием сдержавшись, Игорь прошептал:
— Тебе не больно? Не больно?
— Нет, нет… Милый, родной… Не бойся…
И вновь пришла счастливая, умиротворённая нежность. И обволакивающий шёпот:
— Игорь… Между нами необычная связь… Колдовская… Ты чувствуешь?
— Да… Это так странно…
— Если бы не было тебя в моей жизни, то и меня бы тоже уже не было.
— Дашенька, это так странно! Но, наверное, ты преувеличиваешь…
— Ты спас меня! Ты! Меня! Спас! Позвал по имени и, как за ниточку, вытянул с того света. Не могу объяснить, но всё так и было…
Вновь переживая то, прошедшее, она тихонько плакала, но светлыми, счастливыми слезами. А потом смеялась, рассказывая весёлые истории из своей студенческой жизни. Он спросил осторожно:
— Ты оставалась девушкой… Для меня?
Даша тряхнула головой, и её волосы заскользили, щекоча, по его лицу.
— Не будь таким самоуверенным! Просто мне никто не был нужен.
— Кроме меня?
— Да, да, да! Признаюсь — кроме тебя!
— А этот Шурик? Супермен на суперавтомобиле?
— Я же сказала тебе: приятель! Его отец тоже работает в Женеве, в нашем торгпредстве. А ещё возглавляет какую-то совместную фирму, её филиалы в нашем городе тоже есть. Умный, толковый мужик, мой отец с ним общается.
— Значит, Шурик учится там же, где и ты? В Льеже?
— Нет, он учится в Мюнхене. И уж конечно не на историка — современный бизнес, менеджмент и всё такое. Прагматичный и деловой. Он бы, конечно, охотно за мной приударил…
— Верю!
— Ещё бы, не верить! — Долгий поцелуй. — Ну, ну, подожди, слово сказать не даёшь!
— Да ну его, этого Шурика!
— Нет уж, сам спросил! Он бы и влюбиться в меня мог, и жениться, да только сразу понял, что шансов нет. Вот и предпочёл спокойные приятельские отношения. И, между прочим, как друг он вполне надёжен. Мы встретились у родителей в Женеве.
— Он — из Германии, ты — из Бельгии?
— А что? Сколько там той Европы! Да и границы часто символические.
— Хорошо, когда всё так просто…
— А вот поедем с тобой, Игорёк, в свадебное путешествие, сам увидишь. Мы с Шуриком на его машине, не спеша, за трое суток сюда прикатили.
Штора у раскрытого окна колыхнулась одновременно с далёким громовым раскатом.
— Ого! — Игорь приподнялся на локте. — Неужели гроза? Или опять стороной?
Он выключил ночник, и сразу стало видно, что незаметно приблизилось утро. Ещё очень раннее, но утро. И тут, словно неоновый сполох, прошла по небу далёкая зарница, а через время опять долетел раскат.
— Будет, будет ливень! Пора, в конце концов!
— И мы побежим по лужам босиком! Игорёк, помнишь, мы бегали по нашему двору? Дождь уже переставал, но ещё пузырился в лужах, а они — тёплые-тёплые…
— Помню… — Игорь в самом деле вспомнил то, что, казалось, совсем ушло из памяти. — А вообще, малышка, что будем делать сегодня?
— Не расставаться. — Даша легонько засмеялась. — Ты не работаешь сегодня? Ведь воскресенье.
— Да, я свободен.
— Пойдём паломничать по местам детства.
— И юности, — подхватил Игорь. — В зоопарк, что ли?
— Да! И на канатке кататься. И в кафе «Мурзилка».
— Э-э, милая, «Мурзилки» с мороженым, зверушками на стенах и мультиками давно нет. Сам особнячок стоит, но в нём — дорогой гриль-бар для новых богачей.
— Всё равно пойдём! Что бы там ни было, я своих любимых Золушку и Принца на левой стене всё равно увижу.
… А потом они, наконец, заснули. И проснулись, когда солнце стояло высоко. По обыкновению палило: гроза, похоже, опять обманула. Быстро позавтракали и засобирались в зоопарк.
— Проведаем Серёжу, — предложила Даша. — Не обидится он? Ночевал ведь один.
— Да он у меня совсем уже взрослый. И не один он — у нас сейчас живёт человек, я тебе рассказывал.
— Помню, бомж твой. Не боишься мальчика с ним оставлять? Мало ли…
— Что ты! Гриня человек совершенно безобидный. Жалкий даже.
— Так может возьмём Серёжу с собой?
— Паломничество по местам детства со взрослым сыном? — подколол её Игорь. — Нет уж! Да и нет его давно дома, уехал на дачу к другу. Кстати, здесь, в этом же подъезде, паренёк живёт. Олег Барков.
— Олежка? Да я его помню. — Даша засмеялась. — Года на два младше меня. Между прочим, был в меня влюблён.
— Когда же это?
— А когда он был в первом классе, а я — в третьем.
Даша была к походу готова, расчёсывала у зеркала волосы. Игорь залюбовался ею. Стройная, гибкая, в лиловых хлопчатобумажных шортах до колена, полосатой короткой маечке-футболке, лёгких сандалетах. Подхватив матерчатую сумочку на длинном плетёном ремешке, девушка потянула его к выходу.
— Дашутка, — попросил Игорь. — Давай заскочим ко мне, я тоже переоденусь. Хотя бы джинсы вместо брюк.
— Только мигом!
Держась за руки, они выбежали из подъезда. В это мгновение во двор, вырулив из-за угла, въехала легковая машина с милицейской мигалкой. Ехала она, правда, без сирены, но когда тормознула у его подъезда, у Игоря неприятное предчувствие сжало сердце. Из машины вышли два человека в штатском, хотели войти в подъезд. Но один — высокий, с густыми, чуть тронутыми сединой волосами и усами, придержал спутника рукой, кивнул на приближающуюся парочку. Когда же Игорь и Даша подошли, он спросил:
— Вы Лунёв Игорь Романович?
— Да. — Игорь остановился. — А в чём дело?
— Майор Кандауров. — Мужчина достал удостоверение, подал Игорю. — Старший оперуполномоченный уголовного розыска… Игорь Романович, у вас есть сын?
— Да, сын Серёжа, двенадцати лет.
Майор достал из блокнота фотографию, подал Игорю. Тот, ещё только протягивая руку, сразу подумал, что речь идёт о Грине, упрямо и неприязненно сжал губы. Да, на карточке в самом деле был его протеже. Только… налысо выбритая голова казалась уродливо ассиметричной, глаза, сведённые в щёлочки, тускло отсвечивали злобой. Тревога, словно осязаемый ком, прокатилась по горлу, дёрнув кадык, дальше, по грудной клетке, прямо к сердцу. Чуть было не сорвалось с губ: «Да, я его знаю…» Но въевшаяся в кровь привычка держать слово остановила его. Игорь вспомнил своё самое первое обещание там, в комнатке на парковой сцене, вспомнил, как уговорил Гриню рассказать о преступлении, свидетелем которого тот невольно стал, как убедил того, что всё останется между ними. Гриня доверился ему. И не скрывал, что был в заключении. Это жуткое фото — явно из тюремных архивов. А какая радость или доброжелательность могут быть на лице арестанта? По-настоящему Гриня другой: Игорь словно воочию увидел испуганный взгляд, неловкую смущённую улыбку, худенькую фигуру безобидного человека, которого всю жизнь все предавали. Наверняка милиция ищет Гриню, как свидетеля убийства в подвале. А, может, как подозреваемого? Несчастный бомж так этого боится! Неужели он, Игорь, тоже его предаст?