Уэйн Сэлли - Болеутолитель
Было решено устроить в Чикаго досрочные выборы мэра в марте 1989 года; с тех пор как Харольд Вашингтон накануне Дня Благодарения скончался за письменным столом от сердечного приступа, вопрос о выборах стал предметом бурной дискуссии. Один знаменитый евангелист прислал письма «Д-ру Майклу Шурлсу», «Д-ру Д. Этчисону» и другим ученым мужам из «Марклинна» — не зная, что «медицинская степень» нужна была им лишь для того, чтобы снизить почтовые расходы — письма, в которых просил добропорядочных хирургов, или уж кто там они были, прислать пожертвования, чтобы покрыть расходы на демонстрации, которые готовились к предстоящему процессу Оливера Норта по делу «Иран-контрас».
Вильма Джерриксон, которая по каким-то причинам была лишена докторской степени, тоже, однако, получила подобную просьбу посмертно. Колин Натмен бесцеремонно выбросил ее в мусорную корзину.
Четырнадцатого декабря Эрвин Трювильон, «Гладкий Ти», был арестован за торговлю краденым. Он отрицал свою вину, уверяя, что копы приписали ему то, чего он не делал, а один из них, кажется, Коновер, да, точно, Коновер его фамилия, так тот его ударил. Выслушивая его показания, судья Эрл Стрейлок почувствовал сильнейшую боль в области виска. Этим же вечером Ти покинул территорию штата, чему в значительной степени способствовал преподобный Лэтимор, посчитавший своим долгом позаботиться о нем.
Шестнадцатого декабря в парке Дирборн было обнаружено частично расчлененное тело. Медэксперт решил, что наиболее вероятной причиной смерти было переохлаждение, а конечности, отделенные от тела, скорее всего были отгрызаны собаками еще до того, как тело окоченело.
На той же неделе близ дома приходского священника на Шеридан было обнаружено пустое инвалидное кресло, но специалисты отдела убийств восемнадцатого участка не придали этому значения, поскольку были уверены, что «их убийца» действует только в пределах Лупа. Кресло возле церкви, казалось, давно не использовали.
И хотя все имевшие отношение к этому делу, как уличные полицейские, так и детективы Дейвс и Петитт, знали, кому принадлежит конечность, обнаруженная у автовокзала десятого числа, главный медицинский эксперт Чикаго вызвал специалиста-антрополога для проведения исследований в морге на Харрисон-стрит.
Обитатели «Марклинна» устроили импровизированную церемонию прощания, и Майк Серфер зажег свечу у статуи святой Димфны в соборе св. Сикста; он повторял это в течение недели.
Еще одно событие, печальное и досадное, произошло двадцатого декабря: власти города выделили солидную субсидию трем подрядчикам на постройку административного комплекса в том квартале, где находился «Марклинн». Это был самый крупный проект перестройки в истории Чикаго. Подрядчики гарантировали переселение всех обитателей квартала в хорошие дома в другом районе. Но это еще как сказать.
Для Майка Серфера ситуация была — хуже некуда. Сперва Бабуля, а теперь вот — весь «Марклинн». Городские власти не собирались даже подождать, пока всех их приберет к рукам Болеутолитель. От расстройства он перестал чистить свой шунт три раза в день.
За три дня до Рождества радом со статуей Линкольна в Грант-парке было обнаружено тело замерзшего инвалида в коляске. Труп сохранился в целости, хотя когда фотограф из отдела криминалистики уронил на руку замерзшего фотоаппарат, у того отломился палец.
Все было в порядке вещей.
* * *Накануне Рождества Виктор Тремалис смотрел по телевизору очередную серию «Охотника», выпил несколько баночек пепси и поругался со своей матерью, которая каждое свое высказывание завершала одинаково:
— Когда же, наконец, ты найдешь работу, которая приносит настоящие деньги?
В десятичасовых новостях этим же вечером сообщили, что еще один инвалид в коляске пропал возле отеля «Леланд» на южной стороне Уобош-авеню, в месте пересечения с четырнадцатой улицей. Позднее пропавший появился после затяжного кутежа, однако его исчезновение вновь побудило дикторшу теленовостей умолять Болеутолителя, чтобы он перестал убивать искалеченных обитателей Лупа.
Женщина, нервничая, постоянно крутила в пальцах свое жемчужное ожерелье — это говорило об ее искренности, совестливости и, конечно, повышало ее рейтинг. Тремалису эта диктор с обесцвеченными волосами нравилась больше других. Она была красивая, не слишком развязная и не так часто, как многие, шутила по поводу не особенно приятных городских новостей.
Виктору казалось, что поимка Болеутолителя — его жребий, дело его жизни. Ему уже было за тридцать и он до сих пор жил с родителями — деспотом-матерью и подкаблучником-отцом, работягой, любителем крепко выпить. В мире своих фантазий по идеальному сценарию он жил вместе с Рив; второй по привлекательности сценарий предусматривал, что его убивает Болеутолитель.
Его семейная обстановка была идеальной средой для формирования криминального типа, жертвы своих подсознательных позывов, какого-нибудь женоубийцы. Фрейд бы тут все разложил по полочкам.
Сыновья угрюмо и одиноко подрастают, пока отцы стремятся приобрести ферму, и каждый маменькин сынок, оказавшийся потом убийцей, клянет свою мегеру-мамашу.
«Дзенник Чикагски», вышедший на следующий день после вечеринки «Город серфинга», лежал на нижней полке кофейного столика и его можно было читать сквозь стекло.
«ZNALEZIONO ZWLOKI KOBIETY», — гласил заголовок. Найдена убитая женщина.
Интересно, были у Вильмы Джерриксон дети? Тело идентифицировали. Похороны получились символическими.
Его отец не был ни скрытым гомосексуалистом, ни растлителем малолетних. Мама Дидра и отец не относились ни к хиппи, ни к яппи, не были и тупоголовыми кретинами. В сущности это были любящие родители, католики, во всем старавшиеся следовать Божьим заповедям. Второе поколение в Америке приличной польской семьи, которая никак не могла понять своего закомплексованного сына.
Тремалис задумался о своей жизни в семье; о тех немногих днях, когда работал в «Хард-Рок-кафе» среди людей, которые хорошо к нему относились. Еще он думал о том, как люди, прошедшие через испытания вроде тех, что выпали на долю Майка Серфера, сохранили способность улыбаться. То же самое относилось и к другим обитателям «Марклинна».
Сейдж потерял ноги в железнодорожной катастрофе в 1974 году. О’Нил лишился рук в Ливане во время обстрела американского посольства. По крайней мере так они рассказывали. Интересно, подумал Виктор, свойственно ли чувство гордости новому поколению калек.
Более причудливой была история Колина Натмена. Его отец служил на базе ВВС США «Бентуотерс» в 1956 году и получил дозу радиации с неизвестного объекта, когда его вертолет совершал полет над Саффолком. Отец ничего не знал про облучение до момента, когда мать Колина была уже на третьем месяце беременности.
Виктор слышал и о Реджи Гивенсе, который не мог высидеть в «Марклинне» и трех дней, чтобы у него не появилось непреодолимое желание бродяжничать. Майк уже несколько раз упоминал о нем, а Колин сказал, что почти все уверены в том, что Реджи стал жертвой Болеутолителя.
Тремалис задал себе и следующий вопрос: каким должно было быть детство Рив, если ее так тянуло к калекам? С каждым из них непременно должно было что-то случиться в прошлом. Ну что, например, случилось с Эйвеном Шустеком? Что заставило его укрыться под шутовским нарядом Американской Мечты?
Но больше всего занимал его такой вопрос: какой отец мог назвать своим сыном Болеутолителя?
Глава 26
ПОСЛЕ ТРАГЕДИИ ДЕСЯТОГО ДЕКАБРЯ ОСНОВНАЯ ЗАДАЧА ОБНАРУЖИТЬ БОЛЕУТОЛИТЕЛЯ.
8:15 Звонил в участок 16 района (Чикаго-ав.) Никаких новых данных о Болеутолителе. Разговаривал с офицером Кэнтью. Вспомнил его имя, возм. он участв. в расследовании убийства адвоката на Лейк-стрит этим летом.
8:20 Узнал от Линча невероятную историю об убийстве, случивш. вчера вечером. Он слышал эту историю от О’Мелли, полицейского капитана. Даже на фоне ВСЕГО ЧТО ПРОИСХОДИТ ВОКРУГ в это трудно поверить…
* * *— … нашли парня, который взорвался или что-то в этом роде на Рузвельт-стрит, в сабвее.
— Шутишь, — сказал Линч. Это стоит рассказать Американской Мечте, непременно! Можно сорвать с него за это несколько баксов. — Взорвался, значит?
— Именно так.
— Взорвался! — повторил Линч.
— У тебя что, уши заложило, козел? Точно тебе говорю, что он взорвался, мать твою!
— Ни хрена у меня не заложило.
Тут Линч сообщил О’Мелли, что намерен на предстоящих выборах мэра голосовать за достойного кандидата, и капитан удалился.
Спустя несколько минут появился Американская Мечта, совершавший свой ежедневный обход. Двое вступили в разговор. Сзади находились заброшенные здания, в которых когда-то помещались дорогие стриптизные заведения. Эйвен внимательно слушал Линча, и пока чернокожий бурно жестикулировал своими длинными изящными пальцами, Американская Мечта вспоминал яркие неоновые вывески «Магазина Сладостей» и «Клуба Кит-Кэт Селины». Тогда улицы заполняли другие греховные ароматы.
