Патриция Корнуэлл - След Оборотня
– Не может быть.
– И тем не менее. Мягкие, непигментированные, рудиментарные. Может быть, волосы младенца?
– У младенцев не бывает волос длиной пятнадцать сантиметров, – возразила я. – А я собрала с ее тела именно такие.
– Не все из тех волос такие длинные. Некоторые – как сбритая щетина.
– Так их сбрили? – спросила я.
– Одни сбрили, другие – нет. Одно могу тебе сказать: визуально все волоски идентичны, структура у них одинаковая.
– Все волоски, найденные на убитой, тоже внешне идентичны.
– Извини, но больше мне нечего добавить, – сказал Кун.
– Поверь мне, Джеми, ты и так сообщил достаточно. Просто я пока не знаю, что все это может означать.
Далее я наведалась в трасологическую лабораторию. Лэрри Познер рассматривал что-то в микроскоп.
– Лэрри, что с нашим неопознанным телом? – обратилась я к нему, даже не удосужившись поздороваться. – Есть какие-нибудь новости?
– Диатомей куча, куда ни ткни. Но вот что удивительно: среди тех, что взяты с пола контейнера и с лицевой стороны одежды, есть и пресноводные диатомей, и такие, которые водятся только в соленой воде.
– Вполне объяснимо, если учесть, что корабль выходил из Антверпена по реке Шельде, – заметила я.
– Да, но как же тогда быть с диатомеями на изнанке одежды? Это все обитатели пресных вод. Он что, стирал одежду, туфли, носки и белье в реке или в озере? Пресноводные диатомеи найдены также на его коже, что весьма странно.
– А на позвоночнике какие? – спросила я.
– Пресноводные. Как будто его утопили в пресном водоеме. Например, в антверпенской реке. И в волосах на голове – только пресноводные диатомеи. Ни одной морской. Как ты это объясняешь?
– Возможно, его голову погружали в пресную воду, – рассудила я. – Например, в бочонок с пресной водой.
– Мне скоро кошмары начнут мерещиться.
– Не торчи здесь допоздна. Не жди, пока дороги снова заледенеют, – напутствовала я его.
Марино отвез меня домой. Покидая морг, я прихватила с собой сосуд с формалином в надежде выпытать у хранившегося в нем куска кожи еще какую-нибудь ценную информацию. Я решила, что разложу его на своем рабочем столе и буду изучать, как археолог, пытающийся прочесть неразборчивые письмена на древнем камне.
– Зайдешь? – спросила я Марино.
– Перекушу что-нибудь, если предложишь. Потом мне нужно ехать.
Едва мы переступили порог моего дома, у Марино на поясе засигналил пейджер. Он снял его и прочел сообщение.
– Что это за номер – пять три один? Не знаешь?
– Это номер Роуз, – ответила я.
Роуз очень тяжело переживала смерть мужа, но на людях она всегда старалась держаться с достоинством и никогда не теряла самообладания. Однако, когда она узнала из утренней сводки новостей об убийстве Ким Люонг, она впала в истерику.
– Если бы только… если бы только… – причитала она, рыдая в кресле.
– Роуз, успокойся, – увещевал ее Марино.
Роуз часто делала покупки в «Квик Кэри» и была знакома с Ким Люонг. Накануне вечером она тоже заезжала туда, возможно, когда убийца еще находился внутри. Слава Богу, что дверь оказалась заперта.
– Ким – такая милая девочка. Никому слова грубого не скажет, трудилась в поте лица. Кто мог сотворить с ней такое? Она мечтала стать медсестрой! Хотела помогать людям!
Я принесла в гостиную две чашки женьшеневого чая. Марино пил кофе. Лицо Роуз распухло от рыданий.
– Я не смотрела телевизор. Я читала и потому только утром узнала о случившемся, – повторяла она одно и то же на разные лады. – Я понятия не имела, сидела в постели и читала, думала про Чака. Этот парень негодяй, хуже некуда.
– Роуз, – перебил ее Марино, – о Чаке мы поговорим в другой раз.
– Нет, вы уж послушайте меня! – воскликнула Роуз. – Он ненавидит доктора Скарпетту. Вы должны избавиться от него, пока не поздно. От него один вред.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Марино.
– Лекарства, – ответила Роуз. – В минувший понедельник к нам доставили женщину, скончавшуюся от передозировки лекарств, и так случилось, что я в этот день решила приехать пораньше. Вас на работе не было, – продолжала она, обращаясь ко мне. – А свою книгу записей вы положили куда-то в другое место. Я искала ее всюду, а потом решила посмотреть в морге. А Чак сидит за столом, выставив в ряд десятки бутылочек с таблетками. Увидев меня, он смутился, будто я застигла его без штанов. Эти таблетки привезли вместе с трупом – им занимался доктор Филдинг, – и я из любопытства заглянула в отчет. При женщине нашли транквилизаторы, антидепрессанты, наркотики. В общей сложности – вы не поверите – тысячу триста таблеток.
– К сожалению, верю, – сказала я.
Вместе с трупами людей, скончавшихся от передозировки лекарственных средств, к нам привозили таблетки, которые эти люди приобретали на протяжении многих месяцев, а то и лет. Их приходилось пересчитывать, чтобы установить, сколько таблеток недостает.
– Выходит, он тащит таблетки, – заключил Марино.
– Доказательств у меня нет, – отвечала Роуз. – Но с тех пор Чак старается по возможности избегать меня, а я все думаю, не в его ли карман, вместо раковины, попадают наркотические препараты.
– Давайте установим скрытую камеру и поймаем его с поличным, если он действительно этим занимается, – предложил Марино.
– Только этого нам не хватало! – сказала я. – Представляю, какую вакханалию устроит пресса. Особенно если кто-то из репортеров дознается про мои отказы давать объяснения родным умерших, выступления в Интернете и даже про «случайную» встречу с Брэй на автостоянке.
– А тебе не кажется, что здесь замешана сама Брэй? – поинтересовался Марино.
– Только в том смысле, что она наставила Чака на путь, который он теперь благополучно осваивает. Он сам мне говорил, что с каждым разом ему все легче преступать закон.
– Думаю, крошка Чаки крадет лекарства по собственной инициативе, – сказал Марино. – Таким подонкам, как он, трудно удержаться от соблазна. Меня другое интересует: куда он сбывает все это добро? Если он путается с наркоторговцами, значит, он далеко замахнулся. Речь ведь идет о солидных суммах. Ты только представь, сколько таблеток привозят с некоторыми трупами. Не исключено, что он связан с какой-нибудь преступной организацией.
– На этих лекарствах он может зарабатывать по нескольку тысяч долларов в неделю. Спасибо, что предупредила, Роуз. Не дай Бог, если из нашей конторы что-то попадает в руки людей, которые наносят вред другим или даже совершают убийства.
Я продолжала размышлять над тем, что поведала нам Роуз, и после того, как мы с Марино покинули ее квартиру. Дороги опять обледенели, и Марино с помощью рации отслеживал аварии.
– Когда ты сдашь эту штуку? – спросила я, когда он свернул к моему дому.
– Пусть попробуют отобрать, – ответил он.
– К этому все и идет, – заметила я, выходя из машины.
Выходные выдались безотрадными и студеными. Во второй половине дня в воскресенье я сидела дома перед пылающим камином и работала над статьей, которую давно обещала одному журналу, но все не находила в себе ни сил, ни желания взяться за перо. На улице по-прежнему свирепствовала непогода, мне все труднее было сосредоточиться на работе. Джо, думала я, вероятно, уже доставили в Виргинский мединститут, а Люси должна быть где-то в Вашингтоне. Наверняка я не знала. Не сомневалась я только в одном: Люси рассержена. Потому что она, если злилась, всегда отгораживалась от меня.
Я позвонила доктору Грэму Уорту, заведовавшему ортопедическим отделением.
– Грэм, мне нужна твоя помощь, – обратилась я к нему. – У тебя есть пациентка под вымышленным именем. Она – сотрудник АТО, ранена в Майами.
Он не отвечал.
– Моя племянница, Люси, тоже участвовала в той перестрелке, – продолжала я. – Это я попросила начальника Джо Сандерс переправить ее в Виргинский мединститут. Я пообещала, что лично присмотрю за ней.
– Послушай, Кей, – заговорил он. – Родители Джо просили меня ни при каких обстоятельствах не впускать к ней никого, кроме близких родственников.
– Никого? – удивилась я. – Даже мою племянницу?
– Не хотелось бы огорчать тебя, но особенно ее. У Джо раздроблена левая бедренная кость, – объяснил он. – Мне пришлось вставить металлическую пластину. Она на вытяжке. Ей колют морфин. Состояние тяжелое. Ее навещают только родители.
– А Люси вообще была в больнице? Может, она ждет под дверью палаты?
– Она заходила сегодня утром. Но сейчас ты ее вряд ли найдешь там.
– По крайней мере предоставь мне возможность хотя бы переговорить с родителями Джо. – Он молчал. – Ради Бога, ведь они же лучшие подруги. Джо, возможно, даже не знает, что Люси жива.
– Джо прекрасно известно, что твоя племянница цела и невредима. Она не желает ее видеть.
В девять часов вечера я услышала, как хлопнула дверца машины. Я взглянула на экран камеры наблюдения. От моего дома отъезжало такси, в дверь звонила Люси.
