Уэйн Сэлли - Болеутолитель
Грубиян в спортивной куртке уставился на инвалида, как будто тот был привидением, вызванным винными парами, даже вытянул вперед средний палец и дотронулся до синей накидки старого негра. После этого протолкнулся мимо, неудоменно оглядываясь.
Инвалид протянул Тремалису заскорузлую руку и сказал, вновь прижав палец к горлу:
— Майк меня звать. Майк Серфер. — Не связывайся с такими козлами, парень. Не стоит.
Тремалис посмотрел вниз на улыбающееся лицо.
* * *В церковь они направились вместе. Внутри Тремалис ощутил, наконец, тепло. Царил запах ценного дерева и ладана.
«Аллилуйя», — донеслось из-за следующих дверей, к которым вели мраморные ступени. Али-лу-йя. А-ли-и-луу-йя. Майк шепотом сказал ему, что однажды в храме случайно опрокинул свечу и поджег свой рукав. Тремалис опустил ладонь в чашу со святой водой и Серфер последовал его примеру. Чернокожий потянулся кверху, глядя на Тремалиса, как малыш, который пытается положить деньги на высокую стойку, чтобы получить сладости.
Прииди и спаси нас, Господь Бог наш
Дай нам узреть тебя
Дай нам узреть твой лик и спасены будем
Напротив церковного киоска был подъемник и это умилило Тремалиса. Когда двери из прихожей отворились, то первое, что он увидел, это был золоченый крест на стене. Он почему-то сразу представил себе, как берет его скрюченными параличом руками и со вспыхнувшей старой злобой колотит им по стеклу икон…
Яви нам, Боже, милость свою
И даруй спасение Бог будет судить нас своим судом
Ибо есть Владыка и Спаситель наш
Нигде не было для Виктора спасителя. Только боль, страх перед домашними, перед докторами, перед всеми здоровыми и снова боль.
Возвысь свой голос и даруй нам Благую Весть
Прииди к нам Господь в силе своей
Да прольются облака праведным дождем
А земля дарует нам Спасителя.
Пожилая женщина, сжимая в руках красную коробочку с пилюлями, шептала молитву. Губы ее при этом выглядели смятыми как сушеные яблоки.
* * *«… и земля даст нам Спасителя», — закончил Хейд чтение из своей книги псалмов. Перед ним была аудитория из одного слушателя, охваченного ужасом. Они находились в пустом школьном дворе недалеко от Плимут-корта. Уличные фонари сюда не доставали, и Хейд читал при свете окна школьной библиотеки, который очевидно забыли выключить.
Мужчина в инвалидной коляске, чернокожий и безногий, уже протрезвел от страха, судорожно сжимая пустую винную бутылку.
Температура воздуха резко понизилась. Работяги из Лупа спасались от ветра, разливавшегося по бетонным каньонам, на метро и пригородных электричках. Когда погода в этом городе показывала свой норов в середине трудовой недели, то пустели даже бары.
Ветер дул с озера Мичиган, пронизывающий и резкий. Этой ночью ветер свистел по линии надземки, выписывал зловещие круги над газонами Дирборн-Парка и, наконец, добрался до темного переулка, в котором Болеутолитель приступал к процедуре взятия живым на небо.
Холодный ветер наполнял капюшон Хейда, забираясь за воротник, но человек уже не ощущал холода. Мужчина в инвалидном кресле, много-много секунд назад назвавший себя Хатчем, пытался вжаться в кресло. Зубы инвалида клацали, но его тело покрывалось потом. На улице не было никого, кто мог бы услышать его крики. Хейд прекрасно понимал это.
Почуять запах паленого мяса, когда все это началось, тоже было некому.
Глава 11
Полицейские Рицци и Морисетти — патрульные на мотоциклах из первого района приняли сигнал возле закусочной «Маринованный укроп». Морисетти радировал, что они немедленно выезжают. Ветер стих, но старший из патрульных все еще ощущал онемелость в пальцах, которыми держал «уоки-токи». Даже в шерстяных перчатках.
Человек, который позвонил в участок, был охранником Исправительного центра «Метрополитен». Он спешил по Стейт-стрит на роботу в ночную смену и решил срезать дорогу, пройдя через школьный двор. Там он увидел пустую инвалидную коляску, а рядом — части человеческого тела.
— Мы с тобой ведь не новички, разве не так? — Морисетти попытался выдавить из себя усмешку и подавить тошноту, освещая фонариком обескровленные останки.
Рицци неопределенно хмыкнул…
Сказать по правде, они видели кое-что и похуже. Работа такая. В восемьдесят втором Гехт и Коркоралис отрезали у проституток груди и съедали их во время своих сатанинских ритуалов. Им обоим довелось увидеть последнюю из жертв. А Морисетти был в конном патруле, когда в лесу, в дупле дерева, обнаружили изрубленные останки мальчишки.
Рицци вспомнил было аппетитные закуски с витрины «Маринованного укропа», но решил, что лучше это не делать. У подножия кресла лежали нога и часть руки. Обе конечности уже застыли и стали серыми от пыли, которую ветер нес по переулку.
* * *Ассистент медицинского эксперта Бервид заявил, что конечности отрезаны не более часа назад и обладатель их наверняка мертв.
Пятен крови было совсем мало, так что мысль об убийце с паяльной лампой казалась теперь куда менее безумной. Все в точности совпадало с делом Долежала и теперь можно было с уверенностью говорить о новой чикагской серии ужасов. Владелец бара, находившегося неподалеку, сообщил Морисетти, что парень в кресле часто крутился возле его заведения, а ночевал рядом у вентиляторов сабвея. Звали его Хэтч или Хатч, и он покупал бутылку «Найт Трейн» почти всякий раз, когда у него заводилось чуть больше доллара. Такая бутылка и валялась подле кресла.
Морисетти вернулся на место происшествия и увидел там детектива Дейвса и Петитта из отдела убийств, осматривавших двор в поисках следов и санитаров, упаковывавших отдельные части тела в пластиковые мешки.
* * *Лаборатория судебно-медицинской экспертизы находилась на шестом этаже Главного полицейского управления Чикаго.
Ожидавший лифта телерепортер, который пришел сюда по совершенно другому делу, подслушал разговор между лаборантом и фотографом, обсуждавшими последнее убийство, и понял, что на этом можно здорово заработать. Он уже представлял себе собственную программу криминальных новостей с инсценировкой убийства. Блондинка с лицом зеленоватого оттенка и слезами на глазах будет взывать к Болеутолителю, умоляя его оставить в покое беззащитных инвалидов.
А в рекламных заставках очаровательная ведущая будет рассказывать о чем-нибудь вкусном и диетическом.
Глава 12
— Хотел бы видеть тебя на торжестве, — дребезжащий голос Майка Серфера заглушало клацанье биллиардных шаров. Он ехал рядом с Бабулей, слева от нее, по красно-белому ковру приюта.
За тем столом, ножки которого не были подпилены в расчете на инвалидов, играли Рив Тауни и Эйвен Шустек. Эти двое были ходячими и часто помогали другим обитателям «Марклинна». Рив — сногсшибательная двадцатилетняя девушка с крашенными хной волосами, только весной окончила Колумбийский университет и теперь пыталась начать литературную карьеру. Ее хромой партнер, Эйвен, воображал себя супергероем по имени «Американская Мечта». Рив мечтала когда-нибудь написать книгу об Эйвене. Ей нравился этот двадцатидевятилетний парень, жертва церебрального паралича, но история, которую она намеревалась рассказать, не была вызвана симпатией или сочувствием к нему.
— Хорошо, Майкл. Но зачем тебе такая старуха? — Вильма положила бледную и вялую, как дохлая рыба, ладонь на руку Серфера. Справа от нее Зуд что-то судорожно царапал в своем блокноте. — Ты прекрасно повеселишься со своими друзьями… Рив и Эйвен придут, не правда ли?
Последняя фраза была сказана в их сторону, и оба кивнули.
— Да, и еще тот парень, о котором ты говорил. Кажется, Вик?
— Да. Я познакомился с ним в тот день, когда ты посещала кладбище.
— Вот, знакомишься… Смотрю, ты не скучал обо мне, — обиженно сказала старушка. — В конце концов, твой праздник «Город серфинга» не будет у тебя последним.
— Когда я планировал все это на девятое, то совсем забыл, что у тебя…
— Все нормально, Майкл.
— Но я же помню день смерти Мандейи. Я эгоист.
Он откинул голову в кресле, как бы поразившись своему недомыслию.
— Мне бы следовало помнить твои знаменательные даты, Бабуля.
— Хватит, я сказала.
Она притронулась к его шунту и тут же отдернула палец.
— Нужно было почистить его после обеда, Майкл!
— А-в-в, — голос Серфера, когда он не притрагивался к шунту, напоминал скрипучий шепот.
— А-в-в-в, — передразнила она. — Проследи, чтобы Карл сделал хорошие фотографии. Пусть снимет тебя под плакатом, который я раскрасила.
