Кирилл Шелестов - Пасьянс на красной масти
— Гозданкер! — машинально поправил я. — Кто вам сказал?!
— Мы много чего знаем, — многозначительно ответил Ильич, радуясь, что сумел произвести на меня впечатление.
— Работа такая! — вставил Бык, подмигивая. — Говорят, он там с губернатором в долях плавал. Но мелко плавал. Зад было видно. А вы его малость подвинули. Обидели пацана. Его теперь жаба давит.
Их осведомленность меня поразила. Война еще только начиналась, а они уже были к ней готовы. Ильич заметил перемену моего настроения.
— Так что, может, еще наша помощь и пригодится, — заключил он.
— Надеюсь, сами справимся, — уклончиво заметил я и встал, чтобы проститься. Меньше всего мне хотелось, чтобы в нашем конфликте с Гозданкером принимали участие бандиты.
2
— Погоди, — остановил меня Ильич. — Тут еще тема имеется. По твоей части…
Он вдруг замялся и не договорил. На его малоподвижном лице отразилось замешательство. Он взглянул на Быка, словно ища поддержки, но тот, обычно готовый встревать, даже когда его не просят, на сей раз лишь опустил глаза.
— Я, может, это, пойду пока с пацанами побазарю? — буркнул он. — Сами, чай, перетрете.
И, не дожидаясь разрешения, он поднялся и вышел, тщательно закрыв за собою дверь.
Мы остались вдвоем. Ильич теребил мочку уха, избегая смотреть на меня. Я впервые видел его в затруднении и, не понимая причин столь необычного его поведения, невольно насторожился.
— Тут личный вопрос, — заговорил Ильич, явно не зная, как приступить к деликатному разговору. — Насчет этой твоей… Ну, как ее, жены Хасанова… Ну, ты, короче, понял, о ком я… — Он выдохнул и закончил твердо. — Не надо бы тебе с ней мутиться! Не к добру это!
Я вспыхнул.
— Я не думаю, что это кого-нибудь касается! — запальчиво возразил я.
— Чего ты кипешишься? — примирительно заметил Ильич. — Я ж не в том смысле… Ну то есть, я ж не лезу… Ты ж ко мне с нормальным разговором приехал. Мог же забрать эти бумажки за три сотняги зеленью, мы бы еще спасибо сказали. Я ж понимаю… В натуре, тоже в обратку хочу, чтоб по-людски все… — Он опять запнулся. Объяснение давалось ему с трудом. Видно, он не привык обсуждать подобные темы. — Я предупредить… Ну, как по дружбе, что ли. Короче, дело, конечно, не мое, но она по беспределу ходит. А беспредельщики всегда плохо кончают, — ему, наконец, удалось сформулировать свою мысль, и он явно испытал облегчение.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я все еще довольно неприязненно.
Он посмотрел мне в глаза своим стальным взглядом, словно раздумывая, надо ли продолжать.
— Ладно! — решился он. — Скажу как есть. А дальше ты сам думай. Это не мы ее мужа завалили. Все думают на нас, а это не мы. Догоняешь, нет?
— Не вы? — изумленно протянул я. — А кто же тогда?
— Выходит так, что она, — ответил он просто. — Больше некому.
— Нет! — воскликнул я, холодея. — Это не она!
— Она, — уверенно мотнул головой Ильич. — Мы молчали за это. Нам же выгодно было, чтоб у них там между собой разборки начались. Ну, и для авторитету нам лучше, чтоб на нас думали. Что всех, кто не с нами, мы это… Того… — Он пальцем начертил в воздухе косой крест. — Но тут сейчас другое может получиться. За ее мужем тоже люди стояли. Они разбираться будут. Если, конечно, успеют. — Он злорадно ухмыльнулся. — Короче, мое дело предупредить. А дальше сам думай.
3
Я приехал к Ирине настолько подавленный, что, прежде чем подняться, выгнал Гошу из машины и минут пятнадцать сидел один, курил и собирался с мыслями. Из слов Ильича следовало, что за ней в любую минуту могла начаться охота. Может быть, уже началась. И кроме меня, ее безопасность никого не заботила. Она ходила по лезвию и, кажется, сама до конца не сознавала меру опасности. Я не знал, что предпринять, и мне не к кому было с этим обратиться.
Когда я, наконец, позвонил, она распахнула дверь и сразу бросилась мне на шею. Она была в новом, коротком платье, белом, с крупными красными маками. Моего состояния она не заметила.
— Ты не возражаешь, если мы сейчас заедем к маме? — весело спрашивала она. — Я обещала Эльдару. Ну, пожалуйста, это ненадолго.
Когда мы, сев в машину, трогались с места, я невольно скосил глаза на ее ноги. Они показались мне слишком смуглыми. Поначалу я не обратил на это внимания, будучи совсем расстроенным. Я положил руку ей на колено. Под моей ладонью был тонкий нейлон.
Я поднял руку выше, ей под юбку. Она была в чулках и без белья.
— Ничего себе! — воскликнул я, возмущенный тем, что теперь мне придется мучиться ожиданием еще несколько часов.
Она лукаво улыбнулась.
— Тебе не жарко? — спросил я скептически. — Может быть, вернемся, ты переоденешься?
— Мне отлично, — томно ответила она, закатывая глаза и вытягивая губы.
— Какая же ты бессовестная! — негодовал я.
— Ты сам меня такой сделал! — притворно вздохнула она.
— Я не учил тебя травить меня! — возразил я.
— Да, — кротко подтвердила она. — Этому я сама научилась. Я теперь всегда так буду ходить! — пообещала она хвастливо.
Я застонал сквозь зубы.
— Ты знаешь, — продолжала беззаботно болтать она. — Мне даже нравится. Мне кажется, что я всегда этого хотела. Только боялась об этом думать. А сейчас не боюсь. Я вообще чувствую такую свободу! Такую свободу! — Она зажмурилась, подняла наверх руки, запрокинула голову, тряхнула волосами, задохнулась от избытка чувств и не договорила.
— Ты веришь в предчувствия? — вдруг, повернувшись ко мне, спросила она после короткой паузы, с какой-то детской таинственностью.
— Нет, — ответил я. — Не верю. Мы слишком часто принимаем за предчувствие свое настроение.
— А я верю! — заявила она убежденно. — И не пытайся меня переубедить! Меня никогда не обманывает моя интуиция!
— И что же тебе подсказывает твоя интуиция? — спросил я.
Она не расслышала иронии в моих словах.
— Ты правда хочешь знать? — спросила она важно. — Ну ладно, так и быть! — Она шумно выдохнула и рассмеялась. — Все будет замечательно! — объявила она радостно. Словно делала мне подарок. — Только не спрашивай, как и почему. Я сама не знаю! Я понимаю, что все сейчас очень плохо. Но я каждым своим нервом ощущаю, что вот-вот все переменится!
Я вновь вспомнил слова Ильича. Я не чувствовал свободы. Мне было душно.
4
Нам открыла мать Ирины с сердитым лицом. Из-за ее спины выглядывал недовольный Эльдар. Вероятно, они только что ссорились.
— Поговори со своим ребенком! — сразу набросилась на Ирину мать. — А то он совсем от рук отбился!
— Эльдар, — строго заговорила Ирина, проходя в дом. — Почему ты не слушаешь бабушку?
— Пусть она меня слушает! — тут же возразил Эльдар. — Я мужчина, а она — нет! Папа говорил, что мужчина главный. Я сейчас один у вас мужчина!
— Эльдар. — Ирина сбавила тон, и голос ее зазвучал мягче. — Папа часто шутил.
— Папа не шутил!
— Значит, он ошибался, — по-прежнему терпеливо заметила Ирина.
— Папа никогда не ошибался! — крикнул Эльдар запальчиво.
Ирина вздохнула и сменила тему.
— Я тебе книжки привезла, — сказала она, открывая объемную сумку.
— Я не хочу книжки, — заявил мальчик. — Я хочу машину. А где папин «Мерседес»?
Ирина пропустила его вопрос мимо ушей и начала раскладывать книги на столе.
— Смотри, какие интересные, — сделала она еще одну попытку.
Эльдар бросил на книги равнодушный взгляд.
— Мам, а правда в школе говорят, что тебя в тюрьму посадят? — вдруг спросил он.
Она вздрогнула и испуганно посмотрела на него.
— Неправда! — резко ответила она. И добавила уже спокойнее: — За что меня сажать?
— В школе говорят, что ты человека хотела убить! — не отставал Эльдар.
— Это все вранье! — сказала Ирина, но в голосе ее не было убежденности. Я поймал ее быстрый, виноватый взгляд. — Не верь тому, что говорят.
— А еще они говорят, что у тебя скоро все отнимут! — Эльдар не внял ее призыву. — Что ты будешь бедная.
— Нам с тобой хватит, — ответила она коротко.
— Я не хочу быть бедным! — капризно воскликнул он. — Я хочу быть богатым!
Ирина промолчала, закусив губы.
— Мам, — опять заговорил он, сбавляя тон. — А если б папа был жив, они бы все заткнулись, да? Он бы их всех избил, да?
— Не надо никого бить, — устало произнесла Ирина. — Хватит уже!
Она взяла его за руку и увела в другую комнату. Мы остались с ее матерью. Она села напротив меня и посмотрела мне в глаза безрадостным взглядом. Я заметил, что она тоже была подавлена.
— Ирочка — очень хорошая, — вдруг сказала она, словно ей важно было убедить меня в этом. — Только эмоциональная. Она доверчивая.
— Да, — кивнул я, не зная, что ответить.
— Она вас очень любит! — выпалила она. — Она ничего не говорит мне, но я же вижу! Ей очень трудно будет, когда вы… если вы… — Она не смогла продолжать. Губы ее задрожали. — Я так боюсь за нее! — закончила она.
