Дэвид Гудис - Любимая женщина Кэссиди; Медвежатник; Ночной патруль
Потом Донофрио открыл дверцу, вышел и сделал знак Кори.
– Мне сесть посередине? – недовольно осведомился тот, пока Донофрио придерживал ему дверцу.
– Совершенно верно, – сказал Хили, держа баранку. – Садись между нами.
Кори уселся. Донофрио влез следом, захлопнул дверцу, и они поехали. Хили включил сирену и промчался на красный свет на перекрестке Первой и Эддисон. Сирена издавала низкий вой.
Когда они неслись по Эддисон к мосту, Хили отрегулировал звук на несколько октав выше.
– К чему такая спешка? – поинтересовался Кори.
Ему не ответили. Патрульные даже не посмотрели на него. Машина была уже на мосту, идя со скоростью шестьдесят миль в час, и сирена взвыла еще на октаву выше. Съехав с моста, Хили еще прибавил газу, врубил сирену на полную мощность.
«Что происходит?» – удивлялся про себя Кори.
Он повернул голову и посмотрел на Донофрио. Лицо итальянца оказалось к нему в профиль.
– Эй! – тихо позвал Кори.
Донофрио обернулся и буркнул:
– Это ты мне?
Кори слегка поморщился, увидев нечто в глазах патрульного, что говорило на языке когтей и клыков, – то был большой кот, приготовившийся к прыжку.
– Слушай, я хочу знать, в чем дело, – сказал Кори.
Донофрио словно не расслышал и, обращаясь к Хили, спросил:
– Как ты считаешь? Думаешь, Фалмер?
– Конечно, – ответил Хили. – Пяти раундов не будет.
– Ну, не знаю. – Донофрио слегка нахмурился и закусил губу. – Видимо, Фалмер, но…
– Он не справится с Фалмером. Кишка тонка.
– Но этот удар левой. Если он воспользуется им…
– Не воспользуется, – отрезал Хили. – У него не будет для этого шанса.
– Ну, никогда нельзя сказать наперед, – сказал Донофрио.
Автомобиль резко повернул, визжа тормозами, и Донофрио навалился на Кори. Хили резко крутанул руль, чтобы не столкнуться с грузовиком, выезжавшим из переулка. Улица была с односторонним движением. Патрульная машина ехала против потока и чуть было не перевернула автомобиль с откидным верхом, битком набитый подростками, весело проводившими выходной. Тем пришлось заехать на тротуар. Они чудом избегали столкновения, виляя из стороны в сторону и выезжая на тротуар, в то время как Донофрио и Хили разговаривали о чемпионе в среднем весе Джине Фалмере. Они соглашались, что Фалмер – ловкий малый и его манера вести бой, которая кажется неловкой и неаккуратной, на самом деле серия искусных маневров, ставящая противника в невыгодное положение. Когда патрульный автомобиль остановился во дворе муниципалитета, они продолжали беседовать о Фалмере. Поднимаясь в лифте, они все еще обсуждали Фалмера. В коридоре, по пути к кабинету номер 529, они конвоировали Кори с двух сторон, идя почти вплотную, но не глядя на него. Они разговаривали о Джине Фалмере. Возле двери 529–го кабинета у Кори возникло ощущение какой–то нереальности происходящего. Ему показалось, что рядом с ним идут тени, а другие тени собираются вокруг, и по спине побежали мурашки.
Они вошли в кабинет под номером 529. Приемная была пуста. Из самого кабинета доносился шум голосов. Дверь в него была открыта. Какой–то патрульный вышел, окинул Кори взглядом, потом вернулся в кабинет и закрыл за собой дверь.
– Что это он? – удивился Кори.
Хили и Донофрио ничего не ответили. Они стояли по сторонам от Кори, и их плечи касались его плеч.
– Вы меня совсем задавили, – сказал Кори и хотел отойти.
Они еще сильнее прижались к нему, удерживая его на месте.
– Не понял, – сказал Кори и повторил попытку.
Его стиснули с двух сторон еще сильнее. Будто в тисках. На мгновение он было подумал поспорить с ними, но отбросил эту идею, напомнив себе, что это – «Ночной патруль», а с «Ночным патрулем» не спорят. Они из тех, кого надо сажать в клетки, а если их еще и разозлить, то становится понятно, что связался с убийцами–маньяками.
Дверь в кабинет снова открылась, и оттуда вышло трое патрульных. Хили с Донофрио оставили свой пост и подошли к тем троим, потом повернулись, и все пятеро, выстроившись в ряд перед дверью кабинета, стали пялиться на Кори. Дверь оставалась открытой, и Кори хотел войти, но пятерка не двинулась с места, преграждая ему путь.
– Пусть заходит, – произнес голос из глубины кабинета.
Пятеро патрульных отошли, пропуская Кори. Он вошел и увидел Макдермотта, стоящего у стола. В руке Макдермотта была свернутая газета. Сержант следил за мухой, кружившей над столешницей. Когда та пошла на посадку, он прихлопнул ее газетой. Какое–то время он стоял и смотрел на раздавленную муху, потом сказал Кори:
– Закрой дверь.
Кори закрыл дверь, прислонился к ней спиной и стал наблюдать за сержантом, который склонился над своим письменным столом и созерцал, скрестив руки на груди, крошечный трупик своей жертвы. В течение нескольких минут Макдермотт разглядывал мушиные останки, потом неторопливо обернулся, посмотрел на Кори и спросил:
– Как поживаешь?
«Не отвечай ему, – сказал Кори сам себе. – Не говори ему ничего».
– Есть новости? – вкрадчиво осведомился Макдермотт. Ответа не последовало. Тишину нарушало лишь неровное жужжание неисправного электрического вентилятора.
Макдермотт улыбнулся ласковой, приятной улыбкой. Обошел стол и уселся.
– Не хочешь купить лотерейный билет? – Он выдвинул ящик стола и вытащил пачку лотерейных билетов. – У меня тут есть несколько билетиков. Пятьдесят центов за шанс на удачу. – Он бросил пачку Кори.
Лотерея проводилась какой–то благотворительной организацией, и главным призом была поездка в Плимут. Кори посмотрел на верхний билет и оторвал его. Потом подошел к столу, взял карандаш и написал свое имя на узкой бумажной полоске, с помощью которой билеты скреплялись друг с другом, после чего положил на стол долларовую бумажку. Сержант сунул руку в карман брюк, вытащил две монеты по двадцать пять центов и вручил их Кори, который тут же развернулся и пошел к двери.
– Куда это ты направился? – спросил Макдермотт.
Кори остановился.
Не оборачиваясь, он выждал несколько минут, потом сказал:
– На перекресток Второй и Эддисон. У меня свидание.
– И с кем же?
– С двойной порцией джина, – ответил Кори. – Вас устраивает?
– Конечно, – сказал Макдермотт и принялся рисовать круг вокруг дохлой мухи. – Есть что–нибудь для рапорта? – осведомился он, не прекращая своего занятия.
– Нет, – не задумываясь ответил Кори.
Через секунду он пожалел, что ответил так, но было уже поздно.
Макдермотт нарисовал второй круг внутри первого. Кончиком карандаша он коснулся обоих кругов, потом вытащил спичечный коробок, чиркнул спичкой и поднес пламя к мухе. В сине–оранжевом пламени муха превратилась в крошечную кучку черного пепла. Макдермотт задул спичку, щелчком смахнул пепел на пол и сказал Кори:
– Даю тебе еще одну попытку.
– Для чего?
– Чтобы доложить мне.
– Мне не о чем докладывать, – настаивал Кори.
Макдермотт встал со стула, прошел мимо Кори и открыл дверь в приемную. Сделав знак находящимся там мужчинам, он вернулся за стол. Пятеро патрульных вошли в кабинет. Дверь закрылась за Донофрио, который был последним.
Все пятеро выстроились вдоль стены. Кори стоял посреди комнаты. Макдермотт поставил локти на стол и уперся подбородком в ладони. Кори заметил, что глаза его закрыты. С минуту единственным звуком в кабинете было жужжание электрического вентилятора.
Потом Макдермотт опустил руки на столешницу ладонями вниз, откинулся на спинку стула, поднял глаза к потолку и сказал:
– Посмотри на них, Брэдфорд.
Кори повернулся и посмотрел на патрульных.
– Сосчитай их.
«Терпи, – приказал себе Кори. – Придется терпеть».
– Сколько? – спросил Макдермотт.
– Пятеро, – ответил Кори.
– Правильно, пятеро, – тихо сказал Макдермотт. – Здесь пятеро, ты – шестой, и одного не хватает.
Кори медленно вдохнул и задержал дыхание. В его легкие словно игла вонзилась, он заскрипел зубами и выпустил воздух. И снова сделал медленный вдох.
– Одного не хватает, – повторил Макдермотт и посмотрел на Кори.
– Знаешь кого?
Кори покачал головой.
– Я скажу тебе, где он, – сказал Макдермотт. – Он в гробу.
– А в нем – пули, – добавил Донофрио.
– Четыре, – уточнил другой патрульный.
– Четыре пули, – эхом повторил Макдермотт. – Одна – в коленной чашечке, одна – в почках и две в животе. Когда его привезли в больницу, он был еще жив. Он протянул двадцать пять минут и умирал не с миром.
– И чего бы? – поинтересовался Хили. – В такое время поздно дергаться. Хотя любой на его месте…
– Он волновался о своей семье, – пояснил Макдермотт. – У него остались жена и девять детей.
