Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Дашкова Полина Викторовна

Поговорив с Бородиным, она не уехала, как обещала, а осталась посмотреть, что произойдет дальше.

Во дворе было тихо. Никто не обращал внимания на белый новенький «Фольксваген». Варя откинулась на спинку сиденья и чуть не заснула. Но вдруг услышала совсем близко тоненький истеричный собачий лай. Бабуля, похожая на городскую сумасшедшую, в цветастой шелковой юбке, открытой маечке и кокетливой кружевной шляпке, с двумя дрожащими пинчерами в голубых вязаных попонках, подошла совсем близко к Вариной машине, заглянула в открытое окно, уставилась на Варю выцветшими, густо подведенными глазами и надменно произнесла:

– Добрый день!

Варя улыбнулась и кивнула в ответ. Старушка чинно удалилась. Собачки затихли и засеменили за хозяйкой. А через несколько минут послышался ее истошный, возмущенный крик и отчаянный визг собачек. «Ну точно, сумасшедшая, – отметила про себя Варя, – в каждом дворе такие есть». И тут же увидела, как мелькнула синяя спина белобрысого.

Как раз в этот момент ей и позвонил Пныря.

– Что ты делаешь на проспекте Мира? – спросил он совершенно больным голосом.

– Я же сказала, еду в машине.

– Откуда и куда?

– У одной моей преподавательницы день рожденья, надо купить подарок, уже заехала в пару магазинов, но ничего… – Варя осеклась, потому что увидела, как из подъезда выходит Ксюша с коляской. Белобрысый недавно исчез из поля зрения, однако она не сомневалась, он где-то рядом.

– Ты должна приехать ко мне, сию минуту, – прокашлял в трубку Пныря. – Это очень срочно.

– Что, прямо домой? – удивилась Варя, осторожно вылезла из машины и выглянула из-за гаража, чтобы увидеть, в какую сторону направилась Ксюша.

– Да, прямо домой. И как можно быстрей. Мне очень худо, девочка. Не спрашивай, что случилось. У меня большое горе. Ты приедешь, я объясню. – В трубке послышались частые гудки. Варя убрала телефон в сумку и увидела, как Ксюша беседует со старушкой, хозяйкой двух дрожащих карликовых пинчеров.

Так и не дождавшись конца разговора, Варя села в машину и отправилась к Пныре в Сокольники.

У стены стояла широченная тахта, застеленная клетчатым пледом. Ира упала на нее и, заложив руки под голову, уставилась в потолок. Света обошла подвал, подняла с пола острую стальную лопатку с деревянной ручкой, малярный мастерок, обтерла его тряпкой и молча спрятала под матрац.

– Умница. – Ира прикрыла глаза. – Посмотри, что еще может нам пригодиться. Здесь всего навалом. Вон сколько досок с гвоздями.

– Пригодиться для чего? – спросила Света с усмешкой.

– На всякий случай, – промурлыкала Ира и потянулась, хрустнув суставами. – Лучше иметь такое оружие, чем вообще никакого.

– У них автоматы, – напомнила Света.

– Если бы они хотели нас кончить, давно бы это сделали. У них другие задачи. Ты поняла, чей это дом?

– Нет.

– А я почти сразу догадалась. Здесь обитает Петр Петрович. Поскольку сейчас он изволит отдыхать на европейских курортах, нас посадили сюда до его возвращения.

– Откуда ты все это знаешь?

– Во-первых, у меня ушки на макушке, во-вторых, интуиция. И она мне подсказывает, что париться нам здесь предстоит совсем недолго. Если дело в Ларискиной болтовне, то нас задержали для объяснений с П.П. Он дядька неглупый, мы объясним все, как есть, он поймет. Мы не виноваты, что Лариска подслушивала.

– А платье? – тихо спросила Света, присаживаясь на край тахты.

– Что – платье? Мы уже знаем, оно совершенно ни при чем.

– Это пока, – вздохнула Света, – а когда его увидит П.П.? Ты права, Гулливер и остальные мордовороты в этом ничего не смыслят, для них тряпка и есть тряпка. Но Петр Петрович – совсем другое дело.

– А почему П.П. должен его увидеть? Ты собираешься напялить нашу голубую «Шанель» и соблазнить сладкого Петюню? Не думаю, что он такой уж сладкий. – Она смешно сморщила нос. – Он из тех мужиков, которые забивают свою природную козлиную вонь дорогим парфюмом, дезодорантами для подмышек, рта, ног, принимают душ и меняют белье трижды в день и все равно воняют, особенно в койке, когда пот градом.

– У тебя большой опыт? – усмехнулась Света.

– Опыт у нас с тобой, сестренка, один на двоих, но огромный и мерзкий. Полагаю, обеим на всю жизнь хватит.

Света упала рядом с сестрой на тахту и засмеялась. Смех ее звучал оглушительно и жутко, отскакивал гулким эхом от голых каменных стен. Наверху послышался стук, через минуту грохнула железная дверь и появился охранник с автоматом.

– Чего надо? – рявкнула Света, и лицо ее мгновенно стало серьезным.

– Кончай шуметь, – отчеканил охранник механическим басом.

– Ой ты, миленький, – сморщилась Ира, – испугался, да? На улице слышно? Ну, чего застыл? Иди, дружок. Свободен.

– Будете шуметь, урою, – пообещал охранник и скрылся за дверью. Несколько секунд они молча слушали грохот замков, тяжелые шаги по лестнице.

– Знаешь, у меня из головы не выходит, как Руслан обозвал нашу маму проституткой, – внезапно произнесла Ира и, приподнявшись на локте, взглянула сверху вниз на сестру. – Может, стоило его убить за это?

– Конечно. – Света оскалилась и открыла глаза. – Повесить. Я бы с удовольствием это сделала.

– Наша мама не была проституткой, – хмуро отчеканила Ира.

– Какая разница, кем она была, если мы ее никогда не видели? Может, ее вообще не существовало. Мы с тобой подкидыши, врожденные сироты, – пробормотала Света и после долгого молчания громко спросила: – Как ты думаешь, что они сделают с Лариской?

– Уроют. Если поверят нам, а не ей.

– А если наоборот?

– Наоборот не будет. Просто потому, что мы им нужней. Мы перспективней. Она ведь олигофренка, ты разве не знаешь?

– Кто, Лариска? – Света приподняла брови.

– Ну да, у нее диагноз. Она сама недавно мне сказала. Ты знаешь, как она любит поплакаться, какие все вокруг гады, какая она бедная, беззащитная сиротка, которую всякий норовит обидеть. – Ира тут же скорчила соответствующую гримасу, жалобную и глупую.

– Между прочим, у нас с тобой тоже диагноз. Ты помнишь психиаторшу в интернате?

– Еще бы, – хохотнула Ира, – эту сучку я до смерти не забуду. Помнишь, как ей положили тухлое яичко в сапог? – Ира подмигнула, и лицо ее смягчилось, ей было приятно погрузиться в воспоминания семилетней давности.

– Да, – эхом отозвалась Света, – потом устроили жуткое следствие, нас в одних трусиках, босиком выстроили на всю ночь в физкультурном зале, причем сообразили собрать только тех, кому эта гадина написала чертов диагноз. Знали, сволочи, откуда ветер дует. Хорошо, что никто не сознался и никто никого не заложил. А холодно было и жутко. Директриса ходила вдоль строя в пальто, в шапке, следила, чтобы мы за руки не держались. Так ведь и не узнали, кто это сделал, даже мы не узнали.

Ира вздохнула и нежным, кошачьим голоском произнесла:

– Я это яичко месяц хранила в картонке от электрической лампочки, все думала, как бы использовать. Сначала хотела подложить в сумку нашей классной, но потом пожалела. Она ведь неплохая была, в сущности, не злая. А вот психиаторшу я ненавидела. Ох, какой же был кайф, когда я влезла во время урока в учительскую раздевалку. Попросилась в туалет, заглянула по дороге, дверь была открыта, и ни души. Она как раз купила себе сапоги, я слышала на перемене, как она хвасталась учителям. Они стояли в шкафу, новенькие, светло-коричневые, низ кожаный, голенище замшевое, средняя танкетка, мягкая, пружинистая, очень удобная. А внутри натуральный мех. Вот в этот теплый уютный мех я и подложила свое заветное тухлое яичко.

– Ирка, ты шутишь или издеваешься? – Света вскочила с тахты. – Скажи честно, ты это только что придумала?

– Я это сделала, – отчеканила Ира. – Семь лет назад именно я подложила тухлое яйцо в новый сапог психиатрше. Потому что она должна была заплатить за наш поганый диагноз, иначе я бы перестала себя уважать. Мы не олигофренки. Мы с тобой нормальные, более того, мы очень умные, красивые и портить себе жизнь никому никогда не позволим.