Ли Чайлд - Этаж смерти
Большие слезинки, наворачиваясь на глаза, медленно стекали по высохшим щекам. Протянув руку, я осторожно вытер их. Взял старуху за обе руки.
— Кто был этот мальчишка?
— С тех пор я постоянно встречаюсь с ним. Каждый божий день я вижу его мерзкую ухмылку и вспоминаю беднягу Блейка, лежащего на земле с раскроенной головой.
— Кто он? — повторил я.
— Это произошло случайно. Бедняга Блейк был слепой. Он сбил мальчишку не нарочно. Тому незачем было так вопить. Он был уже достаточно взрослым. Он нарочно так кричал.
— Кто это был? — снова спросил я.
Повернувшись, старуха посмотрела мне прямо в глаза. Сказала тайну, которой было уже шестьдесят два года.
— Гровер Тил. Он вырос и стал мэром, как и его папаша. Мнит себя хозяином мира, но на самом деле он просто капризный мальчишка, из-за которого убили моего беднягу Блейка — просто так, потому что он был слепой и чернокожий.
Глава 33
Мы сели в черный «Бентли» Чарли, стоявший в переулке за парикмахерской. Все молчали. Я завел двигатель, развернулся и поехал на север, не зажигая фар, медленно. Большой темный седан катился в темноте, словно ночное животное, покинувшее логово. Словно большая черная субмарина, отходящая от причала и погружающаяся в ледяную воду. Я выехал из города и остановился, не доезжая до полицейского участка.
— Мне нужно оружие, — сказал Финлей.
Мы пробрались через развороченные входные двери. «Бентли» Хаббла стоял в дежурном помещении, неподвижно застыв в полумраке. Передние шины спустили, и машина осела на капот. Сильно пахло бензином. Наверное, бензобак оказался пробит. Крышка багажника вздыбилась вверх, так как весь зад был смят. Хаббл даже не взглянул на свою машину.
Финлей пробрался мимо искореженного «Бентли» в свой кабинет и скрылся внутри. Мы с Хабблом ждали среди груды осколков — все, что осталось от входных дверей. Появился Финлей с револьвером из нержавеющей стали и коробком спичек. Ухмыляющийся. Он махнул рукой, предлагая нам выйти на улицу, и чиркнул спичкой. Бросил ее в заднюю часть изуродованного зеленого «Бентли» и поспешил следом за нами.
— Отвлекающий маневр, — сказал он.
Выезжая со стоянки, мы увидели разгорающееся пламя. Ярко-голубые языки бежали по ковру волнами, накатывающимися на берег моря. Огонь охватил расщепленное дерево и покатился дальше, подпитываясь большим бензиновым пятном. Пламя сменило свой цвет на желтый и оранжевый; в дыру, образовавшуюся на месте входа, потянуло воздух. За считанные минуты занялось все здание. Усмехнувшись, я поехал по шоссе.
Большую часть пути я ехал с включенными фарами. Ехал быстро. На это ушло минут двенадцать. За четверть мили до места назначения я погасил фары. Съехал с дороги. Развернул машину передом на юг, к городу. Оставил двери незапертыми. Ключ в замке зажигания.
Хаббл взял большие кусачки. Финлей проверил револьвер, захваченный из участка. Пошарив под сиденьем, я нашел пластиковую бутылку, наполненную бензином. Сунул в карман к дубинке. Бутылка была тяжелая. Оттянула куртку вправо. «Дезерт Игл» оказался чуть ли не на груди. Финлей дал мне спички. Я положил их в другой карман.
Мы постояли на обочине. Переглянулись. Направились прямо через поле к расщепленному дереву. Его силуэт четко вырисовывался в свете луны. Нам потребовалось две минуты, чтобы добраться до него. Мы неслышно ступали по влажной земле. Остановились рядом с изувеченным стволом. Я забрал кусачки у Хаббла, мы снова переглянулись и направились к проволочному ограждению, проходившему вдоль задней стены склада. Времени было без десяти четыре. С тех пор как мы покинули горящий полицейский участок, никто не произнес ни слова.
От дерева до ограждения было семьдесят пять ярдов. Это заняло у нас минуту. Мы остановились у пожарной лестницы, прямо напротив того места, где она была вмурована в бетонную отмостку, проходящую вдоль всего ангара. Финлей и Хаббл схватили проволоку, натягивая ее, а я последовательно перекусил все звенья. Сталь поддавалась легко, словно мягкие корешки. Я вырезал большой кусок, семь футов в высоту, до того места, где начиналась колючая проволока, и футов восемь в ширину.
Мы шагнули в дыру. Подошли к лестнице. Остановились. Изнутри доносились какие-то звуки. Шаги и шорох, приглушенные эхом огромного пустого помещения. Я набрал полную грудь воздуха. Подал остальным знак прижаться к металлической стене. Я до сих пор не знал, есть ли охранник на улице. Нутром я чувствовал, что подкрепления не будет. Но Финлей опасался по этому поводу. А я уже давно научился прислушиваться к таким людям, как Финлей.
Поэтому я приказал остальным стоять на месте, а сам осторожно заглянул за угол громадного сооружения. Пригнувшись, уронил с высоты в фут кусачки на бетон. Они произвели именно тот шум, какой был мне нужен. Как будто кто-то пытался проникнуть на охраняемую территорию. Зажав дубинку в правой руке, я прижался к стене и стал ждать.
Финлей был прав. Охранник на улице был. Но и я был прав. Подкрепление не пришло. Охранником оказался сержант Бейкер. Он обходил ангар снаружи. Я его сначала услышал, и лишь потом увидел. Я услышал сдавленное дыхание и шаги по бетону. Бейкер обогнул угол ангара и остановился в ярде от меня. Застыл, увидев кусачки. В руке он держал полицейский револьвер 38-го калибра. Посмотрев на кусачки, он скользнул взглядом по забору, нашел вырезанную секцию. Побежал к ней.
И встретил свою смерть. Я, что есть силы, огрел его по затылку дубинкой. Но Бейкер не упал. Он выронил револьвер. Описал круг на ватных ногах. Ко мне подскочил Финлей. Поймал Бейкера за горло. Казалось, фермер сворачивает шею цыпленку. У Финлея это получилось замечательно. На груди форменной рубашки у Бейкера до сих пор была бирка с фамилией. Первое, что я заметил девять дней назад. Мы опустили тело на отмостку. Подождали пять минут, тщательно прислушиваясь. Больше на улице никого не было.
Мы вернулись к Хабблу. Я снова набрал полную грудь воздуха. Подошел к пожарной лестнице. Начал подниматься, бесшумно наступая на каждую ступеньку. Лестница была сварена из стальных прутьев. Одно неуклюжее движение — и она зазвонит как колокол. Финлей поднимался следом за мной, держась правой рукой за поручень, сжимая в левой револьвер. Последним был Хаббл, от страха даже не дышавший.
Мы медленно ползли вверх. Нам потребовалось несколько минут, чтобы преодолеть сорок футов. Мы двигались очень осторожно. Наконец оказались на маленькой площадке наверху. Я прижал ухо к двери. Тишина. Никаких звуков. Хаббл достал связку ключей. Стиснул в руке, чтобы они не звенели. Выбрал нужный. Медленно вставил его в замок. Мы затаили дыхание. Хаббл повернул ключ. Щелкнул язычок. Дверь приоткрылась. Мы затаили дыхание. Тишина. Ничего. Хаббл медленно, очень осторожно потянул дверь. Финлей принял ее у него, открывая дальше. Передал дверь мне. Я распахнул ее до конца, прижал к стене и припер бутылкой с бензином.
Из кабинета хлынул поток света, упавший на лестницу и отбросивший яркую полоску на ограду и землю. Изнутри ангар был освещен дуговыми лампами. Свет проникал в кабинет через большие окна. Я смог разглядеть все, что было внутри. От того, что я увидел, у меня остановилось сердце.
Я никогда не верил в везение. У меня не было на то причин. Никогда не полагался на везение. Но сейчас мне крупно повезло. Тридцать шесть лет невезения смылись одним прекрасным зрелищем. Боги сидели у меня на плече, радостными криками призывая идти вперед. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять — я одержал победу.
Потому что на полу кабинета спали дети. Дети Хаббла: Бен и Люси. Лежа на пустых мешках. Спали крепко, разметавшись во сне, как могут спать только невинные дети. Они были грязные. На них была одежда, в которой они ходили в понедельник в школу. Они напоминали маленьких беспризорных с выцветшей фотографии старого Нью-Йорка, крепко спящих на полу. Четыре часа утра. Мой счастливый час.
Больше всего меня беспокоили дети. Именно они делали операцию неосуществимой. Я мысленно прокручивал это тысячи раз. Перебирал тысячи вариантов, пытаясь найти хоть что-нибудь удовлетворительное. Но я так ничего и не нашел. Конец всегда получался плохим. В штабном колледже это называлось «неудовлетворительным результатом». Раз за разом у меня выходило, что дети валяются распростертые на полу, изрешеченные выстрелами из ружья. Дети и ружья несовместимы. Я всегда представлял себе всех четырех заложников и два ружья в одном месте. Я мысленно видел объятых ужасом детей, кричащую Чарли, грохочущие «Итаки». Все рядом, в одном месте. Я так и не нашел никакого выхода. Если бы я мог отдать что-нибудь — все равно что — за то, чтобы дети мирно спали где-то отдельно, я отдал бы не задумываясь. Моя мечта сбылась. Это случилось. Восторг ревел у меня в ушах торжествующими трибунами переполненного стадиона.
