Сергей Гайдуков - Вендетта по-русски
— Это хорошо, если мы победили, — согласился я. — Хотя лицо у меня болит так, словно победили совсем не мы.
— А кто же? — удивился Паша. — Конечно, мы. Мы — победители. А что делают победители после того, как одержат победу?
Я задумался, словно мне предстояло отвечать суровому экзаменатору, перед которым мне хотелось блеснуть знаниями.
— Делят трофеи? — предположил я, вспомнив исторический роман из жизни викингов. — Да?
— Хорошо бы, — вздохнул Паша. — Только напряженка с трофеями. Я ничего не успел позаимствовать. А возможность была! Бармен слинял, вокруг полный бардак — бери что хочешь и уходи! Как-то я не просек такой аспект… Короче, накрылись наши с тобой трофеи! Делить мы их не будем, Костик. Мы займемся другим, не менее приятным делом! — пообещал Паша.
— Это каким же?
— Будем обмывать нашу победу! — Паша хлопнул меня по плечу, и Я поморщился от боли. — Ты же видел, я даже пригубить не успел, как этот урод стал размахивать руками. Испортили мне весь вечер. Ты-то хоть успел нагрузиться?
— Угу, — гордо кивнул я. Стоило добавить: «Потому-то мне так здорово начистили физиономию». Но я не стал распространяться по этому поводу.
— Везет тебе, — сказал Паша и почесал квадратный подбородок. — Ничего, сейчас я наверстаю, а ты продолжишь и углубишь. Сделаю одно дело, и пойдем с тобой искать киоск, где есть чем разжиться двоим крутым мужикам-победителям.
— Он расстегнул «молнию» на брюках и стал мочиться на асфальт.
Не знаю, как я, но он-то в этот момент действительно выглядел крутым мужиком, который запросто ломает руки своим врагам и тем самым заслуживает право мочиться на любой улице Города в любое удобное для себя время.
Я внезапно почувствовал такой нетипичный для себя прилив теплых благодарственных чувств к Паше.
— Так громче, музыка! — сказал я, и Паша с интересом посмотрел на меня.
— Играй победу! Мы победили, и враг…
— Бежит, бежит, бежит! — пропел басом Паша и застегнул брюки.
7Здесь заканчивался второй эпизод и наступало очередное затемнение. Мы куда-то шли, о чем-то говорили… Так мне кажется. Должны же мы были о чем-то говорить?
Паша тащил меня за собой. Он-то знал, куда шел. А я лишь тащился за ним, как слепой за поводырем.
В конце концов Паша привел меня к сооружению, которое напоминало вкопанный в землю броневик времен гражданской войны. Но под листовым железом оказался всего-навсего коммерческий киоск. Паша забарабанил по заслонке, та со скрипом отодвинулась, и заспанный голос продавца поинтересовался, чего нужно страдающим от бессонницы алкашам в два часа ночи.
— Догадайся, — предложил Паша. Продавец проявил потрясающую смекалку и выставил на узкий металлический лоток две бутылки водки и одну вермута.
— Молодец! — похвалил продавца Паша и высыпал на лоток горсть мелочи, после чего гордо бросил:
— Сдачи не надо.
— Что?! — Возмущенно завопил продавец, едва не по пояс высунувшись из отверстия, которое до этого казалось мне размером с пачку стирального порошка. — Какая сдача?! Ты мне еще должен остался!
— Не правда. — Паша, успевший отойти от киоска на пару шагов, медленно повернулся. — Это ты не правду говоришь, — произнес он голосом жестким и в то же время странно-печальным. — Я уже два с половиной года как никому ничего не должен, — произнес он непонятную, но впечатляющую фразу. Продавец, во всяком случае, тут же залез обратно в свое окошко.
— Понимаешь? — его губы скривились в уже знакомой мне презрительной усмешке. — Никому ничего.
Заслонка бронированного киоска торопливо захлопнулась. Может, Паша в этот момент походил на опасного психа, но только я-то знал, и сутки спустя это знание лишь укрепилось во мне: Паша был вполне вменяем. А в момент объяснения с продавцом он вдобавок был и трезв. Пока еще трезв.
Бутылки легко уместились в глубоких карманах его пальто, и вскоре Паша перестал быть трезвым.
А еще через несколько часов он перестал быть живым.
8В какой-то момент времени, в какой-то точке пространства, занимаемого Городом, мы с Пашей расстались.
Не помню, когда, не помню, где. Помню лишь, что к этому моменту он успел хорошо набраться, полностью компенсировав два разлитых бокала пива.
Две бутылки водки он выдул практически в одиночку, дав мне лишь пригубить в самом начале, после первого тоста «За победу!». Дальше он пил за победу водку, а я неторопливо прихлебывал вермут.
Мы сидели на лавке в глубине какого-то парка, куда Паша затащил меня в целях безопасности.
— Чтобы ментовские патрули нам кайф не обломали, — деловито пояснил он.
— Вот по этой улице они ездят, по этой тоже, а в сам парк ночью не сунутся.
Я понял, что у моего нового знакомого имеется неплохой опыт ночных приключений в этой части Города. Патрули нам кайф не обломали.
Мы даже прогулялись к другому киоску, купили несколько банок пива и пакетик орешков в качестве закуски.
Победа была отмечена с потрясающим размахом.
— Еще хорошо бы сейчас бабу, — мечтательно произнес Паша, вытряхивая из бумажного пакетика ореховую пыль — но не сезон, не сезон… Слишком холодно.
А то бы непременно сняли бы пару блядей, они вон там, около гостиницы, тусуются, когда тепло.
Я из солидарности поматерил холодную осень, разогнавшую всех блядей. И после этого мы пошли по домам.
Паша вывел меня из парка к той части Города, где я не мог заблудиться даже ночью.
— Нормально посидели, — сказал он на прощание. — Приятно было познакомиться. Будет время, заходи в гости.
У меня-то у самого этого времени просто навалом — Он провел ребром ладони по горлу. — Завались у меня времени! Запиши мой адрес, Костик…
Да, вот так он сказал — «Запиши мой адрес, Костик».
И что я сделал? Наверное, я стал рыться в карманах, искать записную книжку, ручку… Ха, размечтался! Я же шел напиваться, а не делать записи, поэтому в карманах у меня не было ни записной книжки, ни ручки.
А у Паши? Вряд ли он носил с собой блокнот. Не такой он был человек.
Что же тогда мы сделали? Записать адреса друг друга было нечем и не на чем.
И тогда я нашел у себя в кармане визитные карточки. И вручил их Паше, чтобы тот потом позвонил мне. Звучит убедительно. Только почему шестнадцать визитных карточек? Он что, с первого раза не усваивал информацию? Я представил, как этот вопрос задает белобрысый умник Серега, и меня аж передернуло.
В самом деле — почему? Так я же был пьян. Я выгреб карточки из кармана не считая и отдал их все Паше. В качестве подарка. Широкий жест.
Звучит убедительно? Звучит совершенно идиотски. Извините, товарищ сержант, ничего другого придумать не могу. Так идите и думайте. Не домой, а в камеру. Как Штирлиц. Пока не объясните, каким образом ваши пальчики оказались на чемодане русской радистки… И так далее, и тому подобное.
Полный бред.
Попробуем сначала. Я пошел в бар. Там началась драка. Я и гражданин Леонов дрались с амбалом в черной майке и его приятелем. Кажется, мы их уделали. После чего немедленно дали деру.
Затем я и гражданин Леонов пару часов отчаянно пьянствовали на свежем воздухе, забившись от милиции подальше в глубь парка. Наконец, я подарил своему собутыльнику шестнадцать визитных карточек и попрощался с ним.
Гражданин Леонов направился домой, и по дороге был сбит неустановленным автомобилем. Конец фильма.
А теперь задачка для особо внимательных зрителей: найдите причинно-следственную связь между смертью господина Леонова и всеми предшествовавшими событиями, свидетелем которых я был. Ну-ка?
Первая версия: пить надо было меньше. С таким же успехом я сам мог не дойти до дома, попав под «КамАЗ».
Паше элементарно не повезло. Несчастный случай. Дело закрыто.
Вторая версия… Ну давайте, давайте, шевелите мозгами, гражданин Шумов! Или за вас это сделают другие, ну уж нашевелят они такого, что мало не покажется.
Вторая версия: Паша погиб из-за каких-то своих дел, о которых я не имею ни малейшего понятия, В конце концов, я знал его меньше суток. Меньше полсуток. У него же была жизнь и до вчерашнего дня. Мало ли какие там проблемы возникли… Не поделил сферы влияния с колумбийскими наркобаронами.
Раскрыл тайну убийства президента Кеннеди. Нашел деньги КПСС. Мало ли…
Только это не версия, а херня какая-то! Отговорки. Отмазки. Думай, думай, думай…
Вторая версия. Вторая версия… Вторая версия — это… Это — ? Это…
Вот что это!!! Вот!!!
Я подскочил в кресле, намереваясь завопить радостным фальцетом нечто вроде «Ай да Шумов, ай да сукин сын!», но потом воздержался от таких возгласов. Хвастаться было нечем. Стоило даже подвергнуть себя самокритике — это ж надо, полчаса потребовалось, чтобы просчитать простейшую версию!
Полчаса, чтобы увидеть самое простое объяснение смерти Паши Леонова! Вот это и называется деградация.
