Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Дашкова Полина Викторовна

По первым, осторожным прикидкам такой метод в промышленном масштабе мог дать не меньше пятисот граммов обогащенного урана в сутки. Расход материалов и затраты электроэнергии невелики. Вместо гигантского обогатительного завода потребуется лишь небольшая фабрика. Для производства одной бомбы, способной смести с лица земли самый крупный советский город, достаточно пяти килограммов чистого U 235.

Жаль, невозможно объяснить Вернеру, что уран сейчас в миллион раз важней медицины и всяких тонких технологий далекого будущего. Только немецкая урановая бомба даст шанс на будущее. С бомбой Гитлер уже не нужен. Европейскую цивилизацию от большевистского ада спасет немецкий интеллект, а вовсе не истеричный австрийский ефрейтор без высшего образования.

Вернер улетел в Стокгольм. Накануне отъезда он волновался, как подросток перед первым свиданием. Хоутерманс добродушно подшучивал над ним. Агнешка вычистила и отутюжила старый, но очень элегантный и дорогой светло-серый летний костюм, который не вынимался из шкафа ни разу после гибели Марты. К костюму понадобились новые ботинки. Вернер вместе с Эммой отправился в обувной магазин, терпеливо перемерил дюжину пар, пока не нашлась подходящая. Кроме ботинок, купили еще летнюю шляпу, дорожный саквояж из мягкой светло-коричневой кожи и зонтик-трость.

В костюме и шляпе он выглядел настоящим щеголем, даже сутулиться перестал.

Перед самым отъездом зашел фон Лауэ, принес подарок для Мейтнер – серебряный портсигар, на котором были красиво выгравированы ее инициалы. Прощаясь, попросил передать привет еврейской физике от немецкой физики.

Эмма и Хоутерманс на такси отвезли Вернера в аэропорт. Она думала: «Мы выглядим как семья, только вместо Германа тут почему-то Хоутерманс. Грустно. Неужели так никогда не помирятся? А Вернер все-таки выполнил свое обещание, отправился на свидание к дорогой Лизе, когда его игрушка уже практически готова».

Последние опыты с рубином и с аммиаком прошли успешно и подтвердили самые смелые догадки Эммы. Значит, не просто так ее тянуло в лабораторию Вернера, не зря тратила она столько времени и сил, помогая старику. Главное недостающее звено оказалось именно тут, прямо у нее под носом.

Предчувствие близкого успеха покалывало пальцы. Иногда она просыпалась среди ночи от внезапного всплеска радости, лежала с открытыми глазами и улыбалась в темноте. Простота, стройность и логичность идеи доставляли ей физическое удовольствие. На бумаге метод уже существовал. Но для точных расчетов нужны точные данные, которые можно получить только в экспериментах. Где их проводить? Выкрасть из института несколько граммов урана и принести к Вернеру, пока его нет? Но Хоутерманс может в любой момент появиться. За два-три часа провернуть такой объем работ не удастся, нервы и спешка все испортят. О том, чтобы экспериментировать с ураном при Вернере, даже думать нечего. Можно попробовать собрать копию резонатора в институтской лаборатории. Вариант куда более реальный, но только на первый взгляд. Сделать все это в одиночку, так, чтобы никто не обратил внимания, чем занимается смиренная пчелка-труженица фрау Брахт, немыслимо. Действовать вдвоем с Германом было бы куда проще. Но поделиться идеей – значит потерять ее. Ради такого блестящего метода обогащения урана Герман, конечно, пожертвует своей идиотской ненавистью к отцу. Ухватится обеими руками. Скажет: малышка, это потрясающе, ты умница, я как раз об этом думаю.

«Нет, мой дорогой. Об этом думаю я, а ты даже не догадываешься. Ты постоянно твердишь: шарлатан, шарлатан. А он великий ученый, не чета тебе».

Пока Вернер был в Стокгольме, Эмма дважды приезжала в Шарлоттенбург, благо Хоутерманс целыми днями пропадал в лаборатории фон Арденне.

Сначала она забежала на пятнадцать минут, навестила игрушку. Хотелось убедиться, что дорогой Физзль к ней не прикасается. Показное равнодушие и снисходительные шуточки могли быть только маскировкой. Хоутерманс слишком умен, к тому же глубоко в теме. Среди потенциальных конкурентов он, безусловно, занимал первое место.

Перед отъездом Вернер оставил прибор на лабораторном столе и накрыл его массивным деревянным ящиком. Эмма была рядом и незаметно подсунула под край ящика свой волосок. Надежно прижатый к столу, волосок мог исчезнуть лишь в том случае, если Физзль поднимал ящик.

Но нет, все оказалось в порядке. Волосок на месте.

Во второй раз она провела в лаборатории почти три часа, скопировала через кальку схемы и чертежи резонатора, выписала в отдельную тетрадь множество цифр и формул. Пока она сидела в лаборатории, пришел почтальон. Агнешка показала ей телеграмму из Стокгольма от Вернера. Он возвращался послезавтра вечером и просил Физзля встретить его в аэропорту.

«Как только прилетит, начнет готовить описательную часть к публикации, – подумала Эмма, – собрать копию прибора и провести хотя бы первые эксперименты с ураном я, конечно, не успею».

Она прикинула, что на подготовку у Вернера уйдет не меньше месяца. Потом какой-то запас времени даст военная цензура. Публикация не выйдет без экспертизы специалистов из Седьмого отдела СД. Эти тупые бюрократы будут обнюхивать резонатор довольно долго. Не факт, что засекретят, скорее, ни черта не поймут. Пустят или не пустят в открытую печать – не важно. Члены уранового сообщества обязательно познакомятся с игрушкой. В отличие от военных цензоров, они оценят ее очень быстро. Нельзя допустить, чтобы кто-то из них перехватил идею Эммы и обошел ее на финише. Готовый метод должен появиться одновременно с готовой игрушкой. Резонатор вынужденных излучений Вернера Брахта. Метод деления изотопов урана Эммы Брахт. Научное сообщество обалдеет. Гейзенбергу придется тихо отползти в сторонку.

Эмма аккуратно сложила несколько страниц кальки в большой конверт, убрала в сумку вместе с тетрадью.

Четвертушку почтовой бумаги с расчетами по энергетическим выходам она давно принесла назад, сунула под мраморное пресс-папье в углу маленького письменного стола. Вернер так ничего и не заметил, он напрочь забыл о своем случайном наброске.

Он вернулся из Стокгольма в отличном настроении, шутил, болтал без умолку. Несколько раз помянул Сигбана и весело смеялся, цепляя к имени прозвище Кислый Монстр. Эмма осторожно спросила, когда он собирается готовить публикацию. Он ответил, что спешить не хочет. «Влияние Мейтнер, – подумала Эмма, – помесь овцы и бродячей кошки могла вообще отговорить его публиковаться в Германии», – и тут же услышала:

– Лиза считает, пора публиковать, но у меня пока нет чувства завершенности. Я слишком много отдал игрушке сил и времени, чтобы на финише пороть горячку.

* * *

Ося так устал, что видел окружающий мир сквозь бледную дрожащую пелену в черно-белом цвете. Ему хотелось, во-первых, выспаться, во-вторых, чтобы настоящее поскорее стало прошлым и превратилось в кадры кинохроники.

Взрывы, грохот зениток, руины, трупы, колонны пленных. Асы люфтваффе на бреющем полете расстреливают беженцев. «Мессер» садится прямо на площадь Конкорд. Офицеры вермахта крепят немецкий флаг к верхушке Эйфелевой башни. Фюрер в сопровождении свиты прогуливается у Гранд-Опера. По Елисейским Полям маршируют шеренги солдат вермахта и СС. Гарцует конница. Фюрер принимает парад. Угрюмые растерянные лица зрителей-парижан.

Ося стоял в группе журналистов, снимал главный, долгожданный триумф Гитлера. Местом действия фюрер выбрал Компьенский лес, вагон маршала Фоша, в котором 11 ноября 1918 года было подписано перемирие между Германией и Францией.

Мемориальный вагон хранился в музее. Немецким саперам пришлось разобрать стену, чтобы вытащить его и поставить на рельсы, посреди поляны, на то самое место, где двадцать два года назад маршал Фош диктовал побежденным немцам свои условия.

Был яркий солнечный день, поляна выглядела живописно, ее окружали могучие вязы, дубы и сосны. Гитлер прибыл на своем огромном «Мерседесе», в компании Гесса, Риббентропа, Браухича, Кейтеля, Редера и Геринга. Процессия остановилась у монумента, воздвигнутого в честь победы союзников в Первой мировой. Верхнюю часть скульптурной композиции задрапировали нацистскими флагами. Надпись, выбитая на гранитном блоке, осталась открытой. «Здесь 11 ноября 1918 года была сломлена преступная гордыня германской империи, побежденной свободными народами, которые она пыталась поработить».