Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка - Чейз Джеймс Хедли

После того как они обменялись кивками, лишь отдаленно напоминавшими поклоны, Рейкс спросил:

— У вас есть свой ключ?

— Да.

— Думаете, вам стоит приходить сюда?

— Почему нет? В этот дом каждый день приходят десятки людей. Один из моих директоров снимает квартиру на верхнем этаже. Правда, он здесь бывает нечасто. Вы ездили к Бернерсу?

— Да.

— Как он отнесся к вашему вторжению?

— Если оно испортило ему завтрак, он не подал виду.

— Вы думали, как избавиться от меня?

— Естественно.

— И что решили?

— Пока ничего.

— Дайте мне знать о том, что надумаете, — засмеялся Сарлинг. — Ну, а как дела с армейским складом?

— Сделаем.

— Когда?

— Полагаю, вам лучше этого не знать. Мисс Виккерс в свое время передаст вам, что ящик в надежном месте.

— Очень хорошо.

— Когда покончим со складом, сколько времени останется до главного дела?

Сарлинг дернул себя за усы:

— Вы распоряжаетесь своей операцией и не рассказываете мне о ней. Я ничего не стану говорить о вашем последнем задании. — Он поднялся и взял со стола коричневую трость с серебряным набалдашником.

— Откуда вы узнали об этом ящике? — поинтересовался Рейкс. Он не ждал ответа. Спросил, уже выгоняя старика из квартиры, двигаясь к двери, чтобы ее открыть.

— Да как-то из разговора. Не вам говорить, как развязывается язык у военных, если их хорошо напоить. Генералы, полковники, штурманы, командующие, полицейские комиссары, старшие констебли — все они люди, у многих длинные языки. В отличие от нас, Рейкс. Мы ведь не проболтаемся, верно? Как же иначе добиться успеха? Не говорите, что не любили свою прошлую жизнь отчасти из-за презрения к большинству мужчин и женщин. — Сарлинг остановился у двери. — Вот в чем наша сила, Рейкс. В презрении к ним. Не забудьте: мисс Виккерс должна сразу же сообщить мне, что ящик в надежном месте. — Он сморщил лицо в ужасное подобие улыбки. — И продолжайте ненавидеть меня, Рейкс. Таким вы мне нравитесь… опасный зверь, которому приходится подчиняться хлысту хозяина, выжидая удобного момента, чтобы перегрызть ему глотку. Ведь вам бы хотелось когда-нибудь меня убить, не правда ли?

— Да, хотелось бы. — Он улыбнулся. — Но я, конечно, принимаю во внимание трудности.

— Другого я себе и на миг представить не могу, — усмехнулся Сарлинг. Он поднял руку, чтобы Рейкс не торопился открывать дверь. — Насколько я вас знаю, вы полюбопытствуете, что в ящике, поэтому предупреждаю: обращайтесь с ним осторожно.

Когда Сарлинг ушел, Рейкс упал в кресло и закурил сигарету. Он — опасный зверь, и Сарлинг — дрессировщик. Вот кем он себя представляет. Хочет властвовать, силой управлять людьми. Вот в чем его наслаждение. Откуда это у Сарлинга? Оттого, что люди отворачивались от его безобразного лица и неказистой фигуры? Но ни один человек, отвернувшийся от Сарлинга, и не подозревал, как сильно его за это ненавидели. Во всем, за что брался Сарлинг, будь то промышленность, финансы или коммерция, он превзошел остальных, но ему этого мало. Он хотел большего, у него непременно должно быть больше. Может, Сарлинг и сам не понимал, чего хотел, но мучительное стремление к власти прочно засело в его поганой душе. Рейкс должен уничтожить Сарлинга. Для этого нужна Белль — ему во что бы то ни стало надо сделать ее своей, вырвать из лап старика. Белль — первая большая рыба, которую он должен поймать. Эта мысль заставила его улыбнуться… он вспомнил один из давних уроков терпения, смекалки и настойчивости, без которых не обойдешься, если хочешь поймать нужную рыбу. Это было на речушке Хаддео, узенькой, заросшей травой, где редко рыбачили, и водились в ней маленькие форельки, три-четыре штуки вместе тянули фунт. Стоял август, речка вконец обмелела, вода стала прозрачной. Он, четырнадцатилетний парнишка, был с отцом, который сетовал на плохой улов, ворчал, что рыбе все видно как на ладони, не помогло даже то, что к берегу пришлось подбираться ползком. Отец сказал, что в речке есть и большая форель, фунта на два, но чтобы поймать, нужно терпение и опыт, нужно быть настоящим рыбаком. «В трудной рыбалке рождаются хорошие рыболовы». Сколько раз он повторял ему это! Спускались сумерки, отец рыбачил гораздо ниже по течению, а он уже целый час стоял за дубом и смотрел в воду. Вдруг он увидел, как у другого берега, в глубине, золотом сверкнули бок и спинка рыбины. Он был зол от желания поймать что-нибудь крупное и был готов идти наперекор всему, чтобы утолить свое тщеславие. Как некоторые люди, стремящиеся взобраться на самую высокую гору, он хотел поймать самую большую рыбу. Один раз форель вынырнула за чем-то, но он не успел заметить, за чем — над водой не было ни личинки, ни мухи. Ни рыба, ни река ничего ему не говорили. Но он знал: если сейчас из-за дерева закинуть удочку, рыба испугается и сразу же уйдет вниз. Пусть ее привлечет что-нибудь крупное, пусть уверится, что это единственный случай заглотить редкое лакомство. В те времена Рейкс здорово ругался. Разве не за это прегрешение Гамильтон ободрал ему всю задницу? Эндрю насадил белого мотыля, которого сделал отец: крылья из больших розовых перышек белой совы, тельце из пуха страуса — лакомый кусочек.

Рейкс все вспомнил. Тихонько размотал леску, чувствуя, что пройдет одна-единственная тактика. Он закинул муху выше по течению, в двух футах от форели и, подрагивая удочкой, оживил муху, заставил трепыхаться на воде, совсем как это делает настоящая, пытаясь вырваться из водяного плена. Форель с жадностью набросилась ка приманку, изогнулась, заглотила ее и потащила вниз, а он все стоял за деревом. Он вдруг успокоился, не спеша прошептал «Боже, храни короля», резко подсек, почувствовал, как в рыбу вонзился крючок, ощутил ее силу и испуганные толчки. Через десять минут форель лежала на берегу. Два фунта с четвертью. Когда подошел отец, Эндрю сказал: «Вот. Я так и знал». И все. Сказав это, он почувствовал гордость старика и свою тоже. Эта рыбалка стала ему уроком на всю жизнь. Если хочешь чего-нибудь от людей, сначала узнай, чего жаждут они, дождись своего часа, а потом дай им это, подцепи их на крючок собственной страсти, и поймай. Часто они и не подумают, что получили лишь раскрашенную подделку под свое истинное желание. Раз она ему так нужна, он предложит ей самого себя. Остальное — вопрос времени.

Дверь отворилась, вошла Белль с сумкой в руке. Улыбнувшись, он взял сумку и помог снять пальто.

Суббота. Четыре пополудни. Рейкс уехал в фургоне два часа назад. Шел дождь. Даже в комнату проникал скрип шин по мокрой мостовой. Белль нервничала и никак не могла успокоиться. Не потому, что ей предстояло многое сделать. Она с изумлением поняла, что беспокоится за Рейкса, едущего сейчас сквозь дождь навстречу опасности. «Хотя, видит бог, — думала она, — сам он не принимает риск близко к сердцу. Вел себя так, будто уезжал на обычную деловую встречу».

За спиной сидел тот, другой, по имени Бернерс, человек, с которым она познакомилась пару дней назад, когда они вдвоем объясняли ее роль в этом деле. Он тоже был спокоен; тихий, почти нежный человек, сплошная любезность. Его, как и Рейкса, совершенно не беспокоило предстоящее. Оба они чертовски самоуверенны.

— Все в порядке, — послышался сзади голос Бернерса. — Теперь звоните.

Белль неловко ткнула сигарету в пепельницу, оставив тлеть незатушенный кончик, и подняла трубку. Она набрала междугородный номер и глубоко вздохнула, услышав сигнал на другом конце.

— Алло, да? — прервал гудки мужской голос, неясный, усталый голос без выражения.

— Это склад в Мерефорте?

— Да.

— Одну минуту. Звонят из Министерства обороны, Уайтхолл. Полковник Шримптон хочет поговорить с…

— Кто, кто?

— Полковник Шримптон! — Белль произнесла имя немного резко, уже успокоившись. Так с ней бывало и в универмаге, когда уже решишь, что украсть. — Из штаба генерал-майора артиллерии. Соединяю.

Она пару раз царапнула ногтем по шершавому микрофону, а потом, сменив тон на подобострастный, сказала: