Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Дашкова Полина Викторовна

– Прекрати! Иди спать!

– Тьфу, до сих пор мутит, как вспомню то собрание. Зачем? Перестраховщик! В дерьме извалялась на всю жизнь!

– Прошу тебя, не надо, перестань! – Старик мелко затряс головой.

Женя поднялась с топчана, подошла к отцу, обняла, положила подбородок на его макушку.

– Ну все, все, папа, прости, не нервничай, он не стукнет, я по глазам вижу.

– Без тебя знаю, что не стукнет! Хватит талдычить, что я перестраховщик! – Старик завелся не на шутку, покраснел, кричал шепотом: – Я все правильно просчитал! Если бы ты и мама не отреклись, меня бы на допросах вами шантажировали, вот тогда я бы точно не выдержал, все подписал бы как миленький. Скольких мог угробить, не дай бог! Расстреляли бы меня, если бы я подписал! Ты это понимаешь?

Женя закрыла лицо ладонями, помотала головой, худые острые плечи задрожали.

– Жень, ты просто забудь, многие это делали. – Митя встал с ней рядом, осторожно тронул жесткие кудряшки, погладил по голове. – Время такое было.

– Было? – Женя отняла руки от лица, быстро взглянула на него исподлобья. – А сейчас другое, что ли?

– Спать, сию минуту! – сердито прикрикнул на нее профессор и добавил шепотом: – Мите надо со мной поговорить. Со стола сами уберем.

– Ладно, спокойной ночи. – Она вышла, прихватив полотенце.

Как только дверь закрылась, Митя достал из внутреннего кармана пиджака новенькую красную корочку, протянул профессору. Тот поправил очки.

– Комиссариат обороны, пятое управление Генштаба… Что такое пятое управление?

– Военная разведка, – шепотом объяснил Митя.

* * *

Тибо листал блокнот, читал черновую запись интервью с профессором Мейтнер. Кряхтел, качал головой, поправлял сползающие очки, иногда задавал вопросы. Перевернув очередную страницу, спросил:

– Почему вы назвали Брахта?

Ося легко отшутился:

– Думал о прекрасной Эмме.

– Неужели всерьез надеетесь, что удастся ее завербовать? – Тибо снял очки и принялся протирать их.

– Просто не вижу других вариантов. – Ося пожал плечами. – В любом случае, это пока единственная ниточка.

– Это пока совсем ничего. – Тибо помотал головой. – Вайцзеккер и Мейтнер – вот наши ниточки.

– В болтовне с Вайцзеккером нет никакого толку, – возразил Ося, – впрочем, как и с Мейтнер. Бесполезный треп. Слушать их философствования и лекции по истории науки интересно, не спорю, но всему свое время.

– Джованни, зачем так мрачно? Ваше интервью с Мейтнер было вовсе не бесполезным. В отличие от моего. Я к ней подхода не нашел, вы нашли. Вам удалось узнать кое-что любопытное.

– Мг-м. – Ося принялся загибать пальцы. – Предустановленная гармония Лейбница, история открытия радиоактивности урана, анекдот о студенческих годах Макса Планка.

– Не только. – Тибо опять потянулся к блокноту, открыл последнюю страницу и прочитал вслух, слегка подражая знакомым интонациям Мейтнер: – «Вернер Брахт уволился из института, порвал все связи, так же как Макс фон Лауэ. Эти двое отказались обслуживать режим. Нечто вроде внутренней эмиграции. По крайней мере, за них я могу поручиться». – Он поднял глаза. – О фон Лауэ было известно, а вот о Брахте – нет.

– Разве это так важно? – Ося ткнул пальцем в блокнот. – Область его исследований далека от ядерной физики.

– Да, верно, – кивнул Тибо, – но как вы сами справедливо заметили, Гейзенберг и Вайцзеккер тоже не ядерщики. Физика огромная наука, в ней множество разных областей, и далеко не все они связаны с производством бомбы. Радиофизика тут вообще ни при чем. Но участие Брахта дало бы проекту значительно больше, чем участие Гейзенберга, потому что для бомбы прежде всего нужны мозги экспериментатора. Брахт отличный экспериментатор. Школа Резерфорда. Чем меньше таких мозгов в проекте, тем меньше шансов на успех.

Тибо дотошно изучал научные биографии всех далемских профессоров, знал о Брахте достаточно много. Ося фальшиво зевнул, прикрыв рот ладонью, и с иронической усмешкой спросил:

– Сколько лет Брахту?

– Чуть за шестьдесят. А что?

– К такому солидному возрасту ни одного открытия, ни одного изобретения. Вряд ли Далем много потерял, лишившись профессора Брахта. Вот Мейтнер – другое дело. Тут я согласен.

Судя по выражению лица Тибо, провокация сработала. Глупость, да еще выданная таким вяло-высокомерным тоном, не оставила бельгийца равнодушным.

Тибо покачал головой, произнес с издевательским пафосом:

– Он согласен! Он прочитал десяток брошюр и газетных вырезок, поболтал с Вайцзеккером и с Мейтнер, и теперь он крупный специалист, может с ходу оценить потенциал любого ученого.

Именно этого Ося добивался: возмущенный Тибо должен осадить наглеца, объяснить зарвавшемуся невежде, кто такой Вернер Брахт.

– Простите, Рене, мне кажется, говорить о потенциале, когда человеку за шестьдесят, по меньшей мере странно. – Ося пожал плечами и добавил с ухмылкой: – Впрочем, может я ошибаюсь.

– Джованни, это не ошибка, это глупость. – Тибо хмуро взглянул на него. – При чем здесь возраст? Мейтнер свое открытие сделала в пятьдесят девять.

– Сдаюсь. – Ося вздохнул. – Конечно, глупость. Но об открытиях Брахта я ничего не знаю, понятия не имею, чем он вообще занимается.

Тибо снял очки, покрутил, опять водрузил на нос и взглянул на Осю сквозь линзы печальными, увеличенными глазами.

– Понятия не имеете, а судить беретесь, да еще так уверенно. – Он сдвинул дужку, почесал переносицу. – К вашему сведению, профессор Брахт занимается вынужденными излучениями, работает над созданием прибора, способного собрать потоки фотонов в единый пучок. Теорию вынужденных излучений сформулировал Эйнштейн, лет двадцать назад. Сначала она многих привлекала, но проверить экспериментально не удалось никому, и в конце концов тему закрыли. Эксперименты с вынужденными излучениями просто вышли из моды. Теоретически возможно, практически неосуществимо.

– Так же неосуществимо, как расщепление ядра урана до декабря тридцать восьмого? – осторожно уточнил Ося.

Тибо задумался, пожал плечами:

– Я бы не рискнул сравнивать, хотя в этом что-то есть…

– Надеюсь, вынужденные излучения не станут еще одним оружием чудовищной разрушительной силы в руках Гитлера?

– Не волнуйтесь, они вряд ли смогут конкурировать с урановой бомбой, тем более об успехах Брахта пока ничего не известно. – Бельгиец окончательно остыл, добродушно улыбнулся и потрепал Осю по плечу. – Но это вовсе не значит, что Брахт пустое место. Просто задачу себе поставил фантастически сложную и непопулярную в научных кругах.

– Неужели никто, кроме него, не пытается ее решить? – осторожно спросил Ося.

– Есть еще советский радиофизик Марк Мазур, много лет они с Брахтом работали вместе. – Тибо наморщил лоб. – Кстати, любопытно, что стало с Мазуром? Давно о нем не слышно. Последняя их совместная публикация вышла в «Нейчур», году в тридцать четвертом. – Он задумался, помолчал, потом взглянул на Осю и подмигнул: – Впрочем, в круг интересующих нас лиц Мазур, слава богу, не входит.

– Рене, как вам кажется, а русские способны начать работы с ураном? – внезапно спросил Ося.

Вопрос давно вертелся на языке. Надоело барахтаться в собственных догадках и подозрениях. Для всего мира урановая бомба Сталина стала бы не меньшим кошмаром, чем бомба Гитлера, но для Оси сталинская бомба оказалась бы еще и личной моральной катастрофой. Если в СССР работы идут, послание доктора Штерна означает, что он, Ося Кац, вообще ни черта не понимает в людях. Добрейший, милейший Штерн использует его вслепую, как пешку, в очень грязной игре. На фоне всеобщей катастрофы, разумеется, мелочь, песчинка, но не думать об этом невозможно.

Точного ответа не мог дать никто. Просто хотелось взглянуть на проблему со стороны, умными, проницательными глазами Тибо.

– Русские? – Бельгиец помолчал, посопел, почесал переносицу, наконец задумчиво произнес: – Толковых ученых там достаточно. Капица, Иоффе, Мандельштам, Семенов, да тот же Мазур. Урановые месторождения наверняка имеются в избытке. Теоретически есть все необходимое, но практически… Не знаю, мне сложно представить. Чтобы работы развернулись, кто-то должен убедить Сталина в их целесообразности.