Павел Светличный - Киндер-сюрприз для зэка
Чума погрозила кулаком в неопределённом направлении. А Птица только пожала плечами, продолжая молча орудовать тряпкой. Вообще-то у половины здешних отцы находились в таинственном месте, называемом «зоной». В представлении Птицы это было что-то вроде их интерната, только для взрослых. И многие из воспитанников бравировали этим, хвастаясь за какое преступление находится там тот или иной родитель. Большинство немного привирали для значимости, остальные врали с той же целью по-крупному. Скорее всего и эта Вита «грузила», чтобы придать себе весу, и никакого отца у неё не было вообще. Вернее был, но где-то там, в необозримых далях, где обитался и папанен Птицы.
Чего греха таить, Птица сама временами мечтала, как хорошо, если бы её отец оказался не заурядным «женилой», а каким-нибудь моряком, ушедшим в дальнее плавание, который вернётся назад, узнает, что мама умерла, и будет искать Птицу, пока не найдёт. Или, чего уж там, пусть даже и бандит, который всё это время сидел в тюрьме. Только он обязательно будет хорошим, как те разбойники, что помогали бедным в сказках, и будет любить свою дочь Лину больше всего на свете.
Об этих мечтах Птица не заикалась никому, хотя девчонки напропалую рассказывали друг дружке что-либо подобное. И даже себе приходилось лицемерить, так как она понимала, что мечты эти глупые и неисполнимые. А Лина была очень практичной девочкой.
Птица тёрла и тёрла тряпкой ненавистные ей стены, стараясь не вслушиваться в то, что бубнила за её плечом новенькая. А умолкать та, похоже, и не собиралась, рассказывая то о предыдущем детдоме, откуда её перевели сюда, как и Птицу, то о подругах, которых разбросали по другим интернатам, то об отце, то… Птица несколько раз предлагала ей заткнуться, Чума умолкала на несколько минут, а затем всё начиналось сызнова. Лина уже жалела, что вообще вступила с ней в разговор. Это как погладить бездомную собаку на улице — потом не отвяжется.
— Да замолчи ты, — в который раз не выдержала Птица, швыряя тряпку в ведро с мыльной водой так, что мутно-белые брызги веером рассыпались по полу.
Чума засопела и, повернувшись к ней спиной, заработала тряпкой с преувеличенным усердием. Её сутулые плечи дёргались в такт резким движениям рук.
В этот момент в дальнем конце коридора нарисовались две фигуры: грузная и массивная Наташки Дядюры и похудосочнее, выглядывавшей из-за её спины, Таньки Нечипоренко.
— Чума, — зычно гаркнула Дядюра, — а ну иди сюда!
Новенькая замерла с тряпкой, прижатой к стене.
— Шо, не слышишь? — всё так же громко крикнула Натаха. — Бегом, я сказала.
— Подорвалась по-быстрому, — подала свой голос и Танька. — А то, если мы подойдём, хуже будет.
Но Чума всё так и стояла у стенки, не трогаясь с места.
— Ну всё, хана тебе, — злорадно пообещала Наташка, и обе фигуры деловито направились к ним по длинному коридору.
— Ленка, врежь ей там, — крикнула Танька, приближаясь.
— Пошла на хер, — ответила ей Птица, осматривая коридор и думая о том, что хорошо хоть работу успели закончить.
Бить новенькую, впрочем и защищать, она не собиралась. Её дело — пусть сама и разбирается.
Чума обернулась и тоскливо посмотрела на Птицу. Взгляд у неё был затравленный, как у зверька, которого со всех сторон обложили охотники.
Глава четвёртая
Лицо Генки Абезгауза, окутанное сизым облачком дыма от тонкой сигары, слегка расплывалось, теряя свои очертания. А, может быть, в этом была виновата стоявшая на столе бутылка текилы, уже лишившаяся значительной части своего содержимого.
— Ты скажи конкретно, кто тебе нужен, — сказал Крокодил Абезгауз, помахивая рукой, отчего кончик сигары описывал в воздухе замысловатую светящуюся дугу. Металлический браслет «Ролекса» ритмично позвякивал в такт каждому взмаху.
— А кто у тебя есть?
Абезгауз лишь загадочно усмехнулся.
— Подойдёт любой человек из горсовета, — сказал Макс, — рангом чуть пониже мера. Можно одного из его замов…
— Пожалуйста, — щедро пообещал Гена.
— В идеале лучше бы выйти на кого-нибудь из членов самой комиссии. В смысле опекунского совета…
— Найдём и из совета. Там тоже люди сидят, — успокоил его Абезгауз. Он посыпал себе в ямку между большим и указательным пальцами немного красноватой соли, махом опрокинул в себя стаканчик текилы, слегка подержав её во рту, проглотил и зализал солью.
Макс принял свою дозу, сопроводив её, выловленной из стоявшего перед ним блюдца, оливкой. Жидкий огонь пробежал по пищеводу и брызнул искрами по всему телу. Макс потянулся за распечатанной пачкой сигарет, вытянул одну и с наслаждением затянулся. После второй затяжки он заметил, что держит сигарету нормально, двумя пальцами, а не в горсти. И спина расслаблена. Исчез рефлекс, весь день заставлявший мышцы спины напрягаться во время курения в ожидании окрика сзади. К свободе привыкаешь быстро. Гораздо быстрее, чем отвыкаешь от неё.
Макс медленно обвёл глазами зал. На них с Абезгаузом никто не обращал внимания. Никаких знакомых лиц. За стойкой работают какие-то молодые девушки, похоже только со школьной скамьи. Да и сам интерьер «Царской охоты» претерпел значительные изменения: свет стал более приглушённым, поменялась внутренняя отделка помещения, даже расположение столиков стало иным. Вместо непременного магнитофона с колонками, развешенными по стенам, появилась крохотная эстрада, на которой сейчас сидели два длинноволосых парня с гитарами, наполняя пространство кафе звуками фламенко. Воистину, в одну воду не войдёшь дважды. И, оказавшись выброшенным из этой жизни на восемь лет, нельзя ожидать, что по возвращении застанешь всё таким, как оно сохранилось в памяти.
Гена Абезгауз небрежным жестом подозвал официантку и принялся излагать ей зародившиеся у него идеи касательно продолжения банкета. Макс без особого интереса следил за ними, думая о том, что сегодняшний день потрачен впустую. Последние полгода и всю дорогу сюда он втайне надеялся, что сможет увидеться с Витой сразу же по возвращении, обнять её, прижать к себе и прошептать, что скоро, очень скоро она сможет уйти вместе с ним.
Но, всё оказалось не так просто. Нужных людей из опекунского совета на месте не оказалось. Пожилая сухопарая дама, сидевшая в соседнем кабинете, сообщила Максу, что поимённого списка детей, содержащихся в учебно-воспитательных заведениях города, он здесь не найдёт. Ему придётся самостоятельно объездить все интернаты, чтобы узнать, в каком из них содержится его дочь. Как оказалось, в городе сейчас насчитывалось лишь два подобных заведения: детский дом № 1 (бывший номер два, переименованный в связи с расформированием своего предшественника) и областная школа-интернат для подростков страдающих тяжёлыми заболеваниями. Прямиком из горисполкома Макс направился в детский дом, чудом успел застать на месте его директора, крепкого черноволосого мужчину, скорее похожего на кузнеца или тяжелоатлета, чем на педагога, каким его представлял себе Макс. «Учитель физкультуры, — решил он. — Или, вообще, человек слева, пробравшийся на должность по волосатой руке». И не угадал. Артём Александрович, как представился засидевшийся допоздна директор, оказался самым что ни на есть химико-биологом по образованию. «Ботаник», — с удивлением отметил про себя Макс, разглядывая мускулы директора, которые не мог скрыть дешёвый серый костюм из синтетической ткани.
Артём Александрович мигом «въехал» в проблему Макса, согласился задержаться, завёл его в кабинет и дал полную выкладку по своим воспитанникам. Но Виты среди них не было. Макс несколько раз прошёлся по спискам, внимательно вчитываясь в фамилии, прежде чем принять этот неутешительный результат. Кроме того, «ботаник», пошевеливая могучими плечами, поведал Максу о том, что полтора года назад в области началась программа так называемой реорганизации учебно-воспитательных учреждений. Саму программу Артём Александрович охарактеризовал кратко и крайне нелестно по отношению к её создателям, используя выражения, которые редко можно услышать от представителей его профессии. Суть программы, как уловил Макс, была в том, чтобы залатать дыры в прохудившемся бюджете за счёт слияния детских учреждений, находящихся на балансе городского совета. Один из детских домов был расформирован буквально на днях. Детей из него распределили по другим заведениям области, и теперь Вита могла оказаться в любом из этих интернатов. Кроме того, Артём Александрович подтвердил, что из-за творящейся сейчас кутерьмы, ни в опекунском совете, ни в отделе народного образования действительно никто не скажет Максу, где именно находится его дочь, и единственный выход для него — самому навести справки во всех интернатах. А их на данный момент, по прикидкам Артёма Александровича, было около десятка во всей области.
