Бретт Холлидей - Блондинка сообщает об убийстве. Бриллианты вечны. Белый какаду
— В театре это называется «выжидать зрителя», — сказала Тиффани, когда они уселись среди леса пустых столов и стульев. Но к тому времени, как Бонд заказал кофе и коктейли, напротив них открылись двери кинозала, и в салоне сразу набралось около сотни человек.
Ведущий, розовощекий бодрый человек с красной гвоздикой в петлице вечернего костюма, постукал молотком, призывая к тишине, и оповестил собравшихся, что по расчетам капитана за следующий день «Куин Элизабет» должна пройти от 720 до 739 миль, и что, следовательно, цифры меньше 720 будут считаться «нижним полем», а выше 739 — «верхним».
— А теперь давайте посмотрим, дамы и господа, удастся ли нам побить в этом рейсе рекорд, который пока равен 2400 фунтам стерлингов.
Аплодисменты.
Стюард предложил самой богато одетой даме первой вытянуть карточку с номером и передал карточку ведущему.
— Итак, дамы и господа, первый номер оказался превосходным — 738. В верхнем регистре. А поскольку сегодня я вижу в зале много новых лиц, надо полагать, что на море почти полный штиль.
В зале засмеялись.
— Дамы и господа! Какой же будет первая ставка за этот счастливый номер? Может быть, пятьдесят фунтов? Кто готов дать пятьдесят фунтов? Вы сказали «двадцать», сэр? Ну что ж, все равно, надо с чего-то начинать. Кто больше? Двадцать пять. Благодарю вас, мадам. Тридцать! Сорок! Сорок пять! Это — мой друг господин Ротблат. Спасибо, Чарли. Кто даст больше за номер 738? Ага, пятьдесят! Благодарю вас, мадам. Вот мы и подошли к тому, с чего хотели начать.
Смех в зале.
— Предложит ли кто-нибудь больше пятидесяти фунтов? Нет? Номер достаточно высокий, а море спокойное. Итак, пятьдесят. Или кто-то скажет «пятьдесят пять»? Нет, продается за пятьдесят фунтов. Раз! Два! Три!
Ведущий стукнул молотком.
— Продано!
— Слава богу, попался хороший ведущий, — сказал Бонд.
— Этот номер совсем неплох и стоит дешево. При такой погоде, да если никто за борт не упадет, все будут считать, что мы пройдем больше 739 миль. Так что в «верхнем поле» номера будут стоить не меньше «пакета».
— Что это значит — «пакет»?
— Двести фунтов. Может и больше. Номера в серединке пойдут примерно по сотне. Первый названный номер всегда самый дешевый: публика еще не разогрелась. Поэтому в этой игре самое умное — купить первый же номер. Выиграть может, конечно, любой, но с меньшими расходами.
К тому времени, как Бонд закончил объяснять, следующий номер был куплен за девяносто фунтов симпатичной, с горящими глазами, девушкой, которой купил его, это было очевидно, ее спутник — седой румяный старичок, очень похожий на карикатурное изображение «папочки-пупсика» из журнала «Эсквайр».
— Ну же, Джеймс. Купи мне номер, — умоляющим тоном сказала Тиффани. — Плохо ты ухаживаешь за своей девушкой. Смотри, как нормальные люди делают.
— Этот «нормальный человек» уже в том возрасте, когда с молоденькими девушками уже не спорят, — сказал Бонд. — Ему ведь лет шестьдесят. Когда мужчинам меньше сорока, девушки им ничего не стоят. А вот потом за девушек уже надо платить, или рассказывать им байки. Вот эти байки-то и хуже всего. Впрочем, мне ведь еще нет сорока, — улыбнулся он.
— Не обманывай себя, — парировала Тиффани. — Говорят, что пожилые мужчины — лучшие любовники. К тому же ты, вроде, не жадина. Спорим, ты не хочешь играть потому, что азартные игры на кораблях запрещены или что-то в этом роде?
— За три морские мили от берега можно делать все, что хочешь, — сказал Бонд. — Но даже несмотря на это, судовладельцы чертовски осторожны и делают все, чтобы их компания не пострадала. Вот послушай.
Он взял в руки лежавшую на столе оранжевую карточку и прочитал:
— «Открытый аукцион на каждом переходе судна. Ввиду определенных обстоятельств наша Компания считает нужным еще раз заявить о своем отношении к этому мероприятию: нам не желательно, чтобы стюард данного салона или кто-либо другой из обслуживающего персонала принимали активное участие в вышеозначенном мероприятии».
Он прервал чтение и посмотрел на Тиффани.
— Видишь? Карты — очень близко к орденам. А вот что они пишут дальше: «Компания предлагает самим пассажирам избрать Комиссию для выработки правил аукциона и прочих вопросов. Стюард салона может, если Комиссия попросит его об этом, и если это не мешает ему выполнять свои обязанности, оказывать Комиссии помощь по организации мероприятия».
— Не придерешься! — прокомментировал прочитанное Бонд. — Если что-то и происходит, то вина полностью ложится на Комиссию. Теперь самое главное.
Он стал читать дальше: «Компания обращает особое внимание на соблюдение Положений о финансах Соединенного Королевства, где оговаривается оплата по чекам и ограничения на ввоз в Соединенное Королевство английских банкнот».
Бонд положил карточку на место.
— И так далее, и тому подобное, — сказал он и улыбнулся.
— Скажем, я покупаю тебе номер и он вдруг выигрывает две тысячи фунтов. Ты получишь целую пачку долларов и фунтов, да еще чеки. Чтобы потратить их, у тебя единственный выход (даже если предположить, что все чеки не поддельные, в чем я очень сомневаюсь) — спрятать их в лифчик и незаконно ввести в страну. И окажется, что мы опять становимся контрабандистами, но теперь я окажусь в положении нарушившего закон.
На девушку его слова не произвели никакого впечатления.
— В одной из банд был малый по кличке Абадеба, — начала она. — Он был большим умником и знал ответы на все вопросы. Рассчитывал шансы на скачках, возможные варианты прибыли, в общем — занимался умственным трудом. Просто чудеса творил. А кончилось все шальной пулей в перестрелке, где он оказался совершенно случайно... Тогда шлепнули Датча Шульца. Кажется мне, что тебя можно сравнить с Абадебой: ты мастерски придумал повод, чтобы отказаться. Что же поделать? Но хоть на еще один коктейль мне удастся тебя выставить?
Бонд подозвал официанта. Когда тот ушел за заказом, Тиффани, наклонившись к Бонду так близко, что ее волосы коснулись его щеки, прошептала:
— Честно говоря, я не хотела больше пить. Сегодня я хочу быть абсолютно трезвой...
Она отодвинулась и уже совершенно иным тоном сказала:
— Ну, так что же здесь происходит? Ничего интересного?
— Сейчас начнется, — сказал Бонд.
Ведущий слегка повысил голос, и шум в салоне приутих.
— Дамы и господа, — важно произнес он. — Мы подошли к вопросу, ответ на который стоит 64.000 долларов. Кто хочет поставить сто фунтов на «верхнее» или «нижнее» поле? Все мы знаем, что имеется ввиду: стоит прекрасная погода, и поэтому, как я полагаю, сегодня особенно соблазнительно ставить на «верхнее поле»...
Смех и оживление в зале.
— Так кто же станет первым и поставит сто фунтов?
— Благодарю вас, сэр! О! Сто десять! Сто двадцать! Сто тридцать! Спасибо.
— Сто пятьдесят, — произнес мужской голос неподалеку от них.
— Сто шестьдесят, — женский голос.
Тот же мужчина предложил сто семьдесят....
— восемьдесят, — сказал еще кто-то.
— Двести фунтов.
Что-то заставило Бонда повернуть голову и посмотреть на говорившего.
Это был крупный мужчина. У него было рыхлое, лоснящееся лицо. Маленькие, темные, холодные глазки уставились на ведущего сквозь очки с толстыми линзами. Шеи у него, казалось, не было: голова росла прямо из плеч. Его вьющиеся черные волосы блестели от пота. Он снял очки, взял со стола салфетку и круговым движением начал вытирать левой рукой левую часть лица и шеи, потом переложил салфетку в правую руку и завершил процедуру, смахнув капли пота с хрящеватого носа.
— Двести десять! — крикнул кто-то из глубины зала.
— Двести двадцать, — невозмутимо сказал толстяк.
Что в нем могло заинтересовать Бонда? Он смотрел на мужчину, а в мозгу у него работала картотека, просчитывая варианты в поисках зацепки: лицо? Голос? Англия? Америка?
Наконец Бонд сдался и перевел взгляд на второго мужчину, сидевшего за тем же столом. И опять он почувствовал, что уже встречался с ним. Эти знакомые тонкие черты лица, зачесанные назад белые волосы... Мягкий взгляд карих глаз с длинными ресницами. Общее впечатление миловидности несколько портили мясистый нос и тонкие губы, приоткрытые сейчас в улыбке наподобие щели почтового ящика.
— Двести пятьдесят, — механически сказал толстяк.
Бонд повернулся к Тиффани.
— Тебе никогда не попадались на глаза вон те двое?
— Не-а, — сказала девушка. — Никогда. Похожи на обитателей Бруклина. Или на тех, кто любит подглядывать в больших универмагах за примеряющими белье женщинами. А что такое? Тебя что-то беспокоит? — спросила она, заметив его прищуренный взгляд.
— Да нет, — ответил Бонд, еще раз взглянув на двух мужчин.
— Вроде бы нет, — добавил он без особой уверенности.
