Деннис Лихэйн - Мистик-ривер
— Опирайся на интуицию.
— Видеокамеры.
Уайти смерил его взглядом.
— К черту видеокамеры! Сходи-ка мне за кофе, ты разжалован.
— Ну а что же в таком случае?
— Фургон «Тысячи мелочей», — сказал Уайти. — Видал такое?
— Комиксы и «Тысяча мелочей». Вкус нашему мальчику не изменяет.
— Чего не скажешь об удаче. Фургон он свистнул в Род-Айленде и гнал его в Массачусетс.
— Отсюда и судебное дело федерального уровня, так?
— Вот именно, — сказал Уайти, опять смерив Шона взглядом. — Они взяли его за жабры, но срока он не получил.
Шон несколько напрягся и снял ноги со стола:
— Он покатил бочку на кого-то другого?
— Похоже, — сказал Уайти. — И после этого в досье никаких нарушений. Лишь отметки надзирающего инспектора, что Реймонд аккуратно является в положенный срок — и так до конца восемьдесят шестого года, когда надзор с него был снят. Как насчет его последующих работ? — И Уайти взглянул на Шона поверх досье.
— Теперь моя очередь? — спросил Шон и открыл свою папку. — Записи в трудовой книжке, документы из Финансовой инспекции, социальные выплаты — и все это прекращается к августу тысяча девятьсот восемьдесят седьмого. Кончено — он как сквозь землю провалился.
— Ты подал на общенациональный розыск?
— Как говорится, процесс пошел.
— Ну и каковы возможные перспективы?
Подошвы Шона опять очутились на столе, в то время как он откинулся на спинку стула.
— Первая: он умер. Вторая: его скрывают как ценного свидетеля. Третья: он ушел глубоко-глубоко на дно, а вынырнул лишь сейчас — объявился в округе, чтобы, взяв в руки пистолет, пристрелить девятнадцатилетнюю подружку своего сына.
Уайти швырнул на стол свою папку.
— Мы даже не знаем, ему ли принадлежит пистолет! Ни черта мы не знаем! Чем мы вообще здесь занимаемся, Дивайн?
— Начинаем наш ритуальный танец, сержант… Прекрати. И не дергай меня раньше времени. Мы разыскали парня, который считался главным подозреваемым в деле об ограблении восемнадцатилетней давности, когда использовался пистолет нашего убийцы. Сын этого парня встречался с убитой. Сам парень находился под надзором. Я хочу взглянуть на него. И на сына его взглянуть, у которого, знаешь ли, тоже нет алиби.
— И который прекрасно прошел проверку на детекторе лжи и, кроме того, как мы оба посчитали, совершенно не похож на убийцу.
— Возможно, мы ошиблись.
Тыльными сторонами обеих рук Уайти потер себе глаза:
— От наших ошибок меня уже тошнит, старина!
— Ах, так ты признаешь, что ошибся с Бойлом?
Уайти покачал головой, не отнимая рук от глаз:
— Я этого вовсе не говорю. И по-прежнему считаю, что Бойл этот — жуткое дерьмо. Другое дело, связан ли он с убийством Кэтрин Маркус. — Уайти опустил руки. На пухлых подглазьях его теперь краснели круги. — Но ставить во главу угла Реймонда Харриса мне также не представляется очень многообещающим. Ладно, мы еще раз допросим сынка. Ладно. И все сделаем, чтобы выследить отца. Но потом-то что?
— Найдем владельца пушки, — сказал Шон.
— Да пушка, может, давно на дне океана. Я бы, во всяком случае, ее туда отправил, будь я на его месте.
— Будь ты на его месте, ты бы бросил ее туда еще восемнадцать лет назад, сразу после ограбления винного бара, — подавшись вперед к собеседнику, сказал Шон.
— Верно.
— А он этого не сделал. А это значит…
— Что он не так сообразителен, как я, — сказал Уайти.
— Или как я.
— Ну, присяжные еще не сказали своего слова.
Шон потянулся на своем стуле, сцепив пальцы и подняв руки над головой. Он смачно зевнул, опустил руки и голову.
— Уайти, — сказал он, приступая к тому, что давно, все утро собирался спросить, понимал необходимость этого вопроса, но тянул время.
— Что такое?
— А есть в твоем досье что-нибудь про раскрытых сообщников?
Уайти поднял со стола папку, раскрыл, пролистал несколько первых страниц:
— Известные следствию сообщники преступлений, — прочел он, — Реджинальд (он же Реджи Герцог), Нил, Патрик Мораган, Кевин Кулак Сираччи, Николас Бешеный… хм… Энтони Уоксмен… — Он поднял глаза на Шона, и тот мгновенно понял: вот оно! — Джеймс Маркус, — произнес Уайти (он же Джимми Плешка), небезызвестный главарь преступного сообщества, иногда выступающего под наименованием «Мальчишки с Рестер-стрит». — И Уайти захлопнул папку.
— Чудеса, да и только, правда? — сказал Шон.
* * *Надгробный памятник, выбранный Джимми, был строгим, белым. Торговец говорил вкрадчиво, понизив голос и словно бы неохотно и смущенно, но вместе с тем исподволь подталкивая Джимми к памятникам подороже, с ангелами, херувимами или розами, высеченными из мрамора.
— Может быть, кельтский крест, — сказал торговец, — это сейчас последний писк у…
Джимми ждал, что он скажет «у ваших», но торговец произнес лишь: «у очень и очень многих».
Джимми не поскупился бы и на мавзолей, знай он, что Кейти было бы это приятно, однако ему была хорошо известна нелюбовь дочери ко всему слишком броскому и вычурному. Одевалась она скромно, носила скромные украшения, никакого золота, и косметикой пользовалась редко, лишь по особым случаям. Кейти любила вещи простые, аккуратные, тяготеющие к некоторой изысканности, вот почему Джимми и выбрал белый памятник, а надпись попросил выгравировать каллиграфически, особым шрифтом; торговец предупредил его, что последнее сразу же удвоит плату резчику, но Джимми лишь повернулся и оглядел с ног до головы этого стервятника, так и подскочившего от его ответа:
— Как платить? Наличными или чеком?
Подвезти его туда Джимми попросил Вэла, и, выйдя от торговца и сев рядом с водителем в «мицубиси-3000» Вэла, Джимми в который раз подивился, как не стыдно мужику тридцати с лишним лет ездить в такой тачке и не бояться глупо выглядеть.
— Теперь куда, Джим?
— Давай заедем выпить кофе.
Обычно в машине Вэла вовсю гремело радио — затененные стекла дребезжали от какого-нибудь идиотского рэпа, в то время как богатенький чернокожий или бесстыдник белый завывали про прикольных телок, таких, что ого-го, и про то, как «круто будет бабахнуть из ствола», пересыпая подобный бред именами, как это понимал Джимми, каких-то звезд, про которых он бы в жизни не слышал, если б Кейти не болтала о них по телефону с подружками. Но в это утро свою стереосистему Вэл отключил, за что Джимми был ему благодарен. Джимми ненавидел рэп, и не потому, что рэп был черным и зародился в гетто, — не в этом дело. Ведь и пи-фанк, и соул, и самые отпадные блюзы тоже оттуда родом, просто, убей его, он не понимал, что в этом рэпе хорошего и при чем тут искусство: положат кретинский текст на заезженную музыку, какую любой диджей в два счета подберет, и давай, шпарь в микрофон «О да, это было здоровско, это было классно, это был улет, едрена вошь, когда я выблевал на снегу твое имя». Однажды он слышал по радио, как какой-то недоумок музыкальный критик расхваливал этот рэп и рассуждал об особом стиле в искусстве. Джимми, конечно, в искусстве не очень-то смыслит, но ему очень хотелось заехать в морду этому безмозглому и, по-видимому, безъяичному критику, прямо в его белую ученую морду. Если этот рэп — особый «стиль в искусстве», то добрая половина уголовников, с которыми в свое время знался Джимми, — деятели искусства. То-то они удивились бы, если б им такое сказать!
Может быть, он просто стареет. Он знал, что первый признак того, что ты и твое поколение сходят со сцены, это когда перестаешь воспринимать музыку молодежи. И все же в глубине души он знал, что это не так. Просто рэп этот — мерзость, самая настоящая, а то, что Вэл слушает эту мерзость или что он разъезжает в такой машине — две стороны одной медали: питает слабость к заведомой ерунде, вещам нестоящим.
Они подъехали к «Пышкам Данкина» и, пошвыряв крышечки в мусор еще в дверях, стали пить свой кофе, прислонившись к спойлеру, прицепленному к кузову спортивной машины.
Вэл сказал:
— Мы тут вчера вечером порасспрашивали кое-кого, как ты велел.
Джимми легонько ткнул кулаком в кулак Вэла:
— Спасибо, старина.
Вэл точно так нее ткнул его в ответ:
— Это не за то, что ты меня выручил два года назад, Джим. Ведь Кейти была мне племянницей.
— Знаю.
— Может быть, и не по крови и всякое такое, но я любил ее.
Джимми кивнул:
— О таких дядьях, как вы, ребята, можно только мечтать.
— Нет, правда?
— Правда.
Некоторое время Вэл в молчании прихлебывал кофе.
— Что ж, знаешь, похоже, насчет О'Доннела и Феллоу копы правы. О'Доннел был тогда задержан, Феллоу был на вечеринке, и мы лично переговорили чуть ли не с десятком парней, которые за него ручаются.
— Парни верные?
— Во всяком случае, пяток из них. Еще мы навели справки — в последнее время никаких сговоров на улице не было и уж года полтора, Джим, как здесь никого не заказывали, о таком мы бы слышали. Понимаешь?
