Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Дашкова Полина Викторовна

Когда миновали окраины, появились высокие дома, широкие проспекты, трамваи, много прохожих. Макс оказался прав. Изображений Сталина тут было больше, чем людей на улицах. В глазах рябило от плакатов, лозунгов, марширующих гигантов с серпами, молотами, снопами колосьев. Пропаганда по рецептам Геббельса, только еще обильнее и грубее.

Старинное, очень красивое здание немецкого посольства находилось в Леонтьевском переулке, неподалеку от Никитского бульвара. Именно там, на Никитском, Ося встретился с доктором Штерном. Коричневый плащ, зеленая шляпа, оторванная пуговица, журнал «Крокодил». Доктор Штерн перепутал пароль. Габи помнила наизусть каждую деталь той встречи. Ося много раз повторял, что своим спасением она обязана вовсе не ему, а доктору Штерну и еще одному человеку. Ося ничего не знал о нем, называл «порядочный человек с возможностями», сокращенно – ПЧВ. Этому ПЧВ Ося передавал информацию через старика священника из итальянского посольства в Москве и через доктора Штерна.

После короткого фуршета Риббентроп уехал в Кремль.

Никакой срочной работы для Габи не было, но всех сотрудников секретариата попросили дождаться возвращения господина министра. Фуршет продолжился. Габи слушала привычную мидовскую болтовню ни о чем, видела знакомые улыбчивые лица. Ей стало казаться, что она не улетала из Берлина и никакого пакта не будет. Конечно, не будет. Никто не хочет войны.

Часам к восьми сияющий, румяный Риббентроп вернулся и восторженно делился со всеми собравшимися в обеденном зале впечатлениями о первом туре переговоров. Сталин пришел вместе с Молотовым, чтобы встретить его. Риббентроп гримасничал, шутил над Шуленбургом: столько лет служит послом и ни разу не удостоился личной встречи со Сталиным.

Рассказ о том, какой великий исторический пакт подпишут сегодня ночью товарищ Риббентроп и партайге-носсе Молотов, как они собираются делить Польшу и Прибалтику, Габи слушать не захотела, отправилась, наконец, погулять по Москве.

Выйдя из посольства, она пошла наугад по тихим зеленым переулкам и скоро очутилась на маленькой площади между двумя бульварами. Справа увидела православную церковь, ободранные купола без крестов, грязные стены, забитые досками окна. На минуту остановилась, вспомнила, что бульвар, который начинается у церкви и упирается в Арбатскую площадь, и есть тот самый Никитский, перешла площадь и медленно побрела по бульвару.

В ушах все еще звучал восторженный бред Риббентропа.

Габи механически отмечала, как бедно одеты люди, какие серьезные, усталые лица, ни одной улыбки. На нее косились, в ней угадывали иностранку, и поравнявшись, отворачивались, ускоряли шаг. Она села на скамейку, закурила. Мимо проехал на самокате мальчик лет семи, напевая какую-то веселую песенку. Габи пыталась разобрать слова, но не сумела, мальчик пел слишком тихо.

Кто-то сел рядом. Она повернула голову, увидела старика с милым профессорским лицом, в летней светлой шляпе, в помятом холщовом пиджаке, и подумала: «Ну вот, оказывается, не все в этом городе шарахаются от иностранцев».

– Я часто здесь гуляю, – произнес старик по-немецки.

– Вы немец? – спросила Габи.

Он долго смотрел на нее, вглядывался, улыбался, наконец, сказал:

– Меня предупредили, что вы вряд ли сумеете выбраться, но я все равно пришел, на всякий случай. Боялся, что не узнаю, одно дело фотография, другое – живой человек. Но я сразу узнал, с первого взгляда. Добрый вечер, Эльф. Я доктор Штерн.

Она уткнулась лбом ему в плечо и заплакала. Он молча погладил ее по голове. Когда она успокоилась и подняла лицо, опять увидела мальчика на самокате. На этот раз он проехал совсем близко, она сумела расслышать его песенку.

Она поняла все, кроме двух слов, и спросила доктора Штерна:

– Из чего слепим бомбу? Куда забьем порох?

Он объяснил. Габи очень давно не смеялась, а тут стала хохотать до слез. Карл Рихардович обнял ее и сказал сквозь смех:

– Разобьем, обязательно, разобьем.

Полина Дашкова

Соотношение сил

Глава первая

Высокие кованые двери открылись, Маша очутилась в полутемном коридоре, сквозь панический стук сердца услышала, как мужской голос объявил:

– Танец Жанны из балета «Пламя Парижа». Музыка Асафьева, сценография Дмитриева, исполняет солистка балета Государственного Большого театра Мария Крылова.

Маша выбежала на сцену. Хрустальный свет огромных люстр ослепил. Все сверкало и переливалось, словно она попала в центр гигантского бело-золотого фейерверка. Самый длинный стол стоял прямо перед сценой, дальше множество столов, белые скатерти, зеленые бутылки, пестрота снеди, смутные пятна лиц.

Натертый паркет оказался слишком скользким, но испугаться она не успела. Знакомые аккорды фортепиано подхватили ее, как живые невидимые руки, завертели, вскинули в первом, высоком и долгом прыжке. Приземлившись, Маша заметила, что за главным столом зрители сидят спиной к сцене.

На каждом витке фуэте она ловила мгновенную, как вспышка, картинку. Розовый ломоть семги дрожит на вилке. Кусок хлеба застыл в толстых пальцах, с него сползает на белую скатерть горка черной икры. Полная до краев рюмка. Судя по цвету, коньяк. Следующий виток – рюмка пуста.

Центральная фигура за главным столом сидела вполоборота. Маша успевала разглядеть только детали. Покатые узкие плечи. Щетинистый валик между затылком и воротником френча. Вялая крапчатая щека. Кончик уса, нос, глаз, бровь.

«Все-таки иногда поглядывает, – отметила про себя Маша, – поглядывает с интересом, но продолжает жевать».

Квадратная голова Молотова была обращена к сцене затылком. Дедуля Калинин сидел боком, жевал, шевеля бородкой. Берия, индюк в пенсне, развернулся, глазел, ковыряя в зубах спичкой. Ворошилов сгорбился, голову вжал, пил рюмку за рюмкой.

Маша знала, почему славный маршал такой пришибленный. Он обещал победить белофиннов к 21 декабря, к шестидесятилетию товарища Сталина, сегодня 22 декабря, а победой пока не пахнет.

Центральная фигура стукнула стулом, рядом мгновенно выросли молодые люди в штатском, бережно развернули стул вместе с фигурой и сразу исчезли. Товарищ Сталин перестал жевать, внимательно смотрел на сцену.

Ритм танца нарастал. В диком аллегро крутилась алая юбка, трепетал белый батист пышных рукавов. «Прыжки басков», повороты в воздухе, скачки «субресо», с долгим отлетом вперед, тело выгибается в воздухе крутой дугой, затылок почти касается сжатых пяток, пируэты, пробежки на пуантах, дробь, с пятки на носок, с носка на пятку, большое фуэте, тридцать два оборота без остановки.

На очередном витке она заметила, что теперь все за главным столом развернулись и смотрят, как здорово отплясывает солистка Крылова.

Маша исполнила свой коронный кабриоль, высокий прыжок, несколько быстрых ударов ногой о ногу. Почти не приземляясь, зависая невероятно высоко и долго, она кроила ногами воздух Георгиевского зала, летала над скользкой сценой и наконец застыла в арабеске. Последняя пара прыжков была импровизацией, музыка стихла. Арабеска совпала с мгновением тишины. Под шквал аплодисментов Маша сделала реверанс, потом отвесила красивый русский поклон в пояс, а когда распрямилась, сумела, наконец, разглядеть лицо центральной фигуры.