Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Дашкова Полина Викторовна

– В вашем журнале раньше была замечательная кулинарная страничка, вот в последних номерах ее нет… А скажите, я слышала, скоро у вас торжественное событие, свадьба с господином бароном фон Блефф… – ворковала медовым голосом соседка.

– Фрау Шнейдер, дорогая, мне действительно пора, я опаздываю.

– Ну так что же мы стоим? Одевайтесь, выйдем вместе. Я как раз собиралась в бакалейную лавку, смотрю, дверь у вас открыта, думаю, дай загляну. Все мои приятельницы спрашивают о вас, что да как. Вот вы скоро переедете к мужу в шикарный особняк, а мы с вами так ни разу и не поболтали…

Она замолчала, не успев закрыть рот, когда на пороге гостиной появился пожилой мужчина. Синяя вязаная шапочка плотно обтягивала его голову, скрывала уши, лоб и брови. Он сутулился, шаркал, сгибался под тяжестью большого чемодана.

– Фрейлейн Дильс, если я правильно понял, вы едете с этим чемоданом, и он уже полностью собран?

Габи кивнула.

– Благодарю, что позволили мне воспользоваться уборной, заодно я ликвидировал засор в раковине, теперь нет нужды вызывать слесаря, – он поставил чемодан, надел ботинки, куртку, кожаный шлем поверх шапочки. Шею замотал шарфом.

– Спасибо, это очень кстати, – Габи достала из кармана горсть мелочи, высыпала ему на ладонь и с милой улыбкой обратилась к соседке: – Вот какие замечательные бывают посыльные, мастера на все руки.

На первый этаж они спустились втроем. Ося старательно изображал, как тяжело ему тащить пустой чемодан. Соседка болтала без умолку. Консьерж выпучил глаза. Габи пожелала ему всего доброго, сказала, что уезжает на несколько дней.

– Постараюсь забежать домой перед отлетом, но если вдруг не успею, будьте любезны, попросите господина управляющего заглянуть в квартиру, проверить, не капает ли кран в ванной, – она произнесла это настолько спокойно и уверенно, что консьерж не решился спросить о мужчине с чемоданом.

Наконец они с Осей оказались в ее машине. Даже вблизи, при дневном свете, морщины, нарисованные карандашом для бровей, выглядели вполне натурально.

– Если тебя уволят из МИДа, ты можешь устроиться в любой захолустный театр, – заметила Габи, вытирая ему лицо.

– Почему в захолустный? Могу и в столичный.

– Не обольщайся, в столичный тебя не возьмут. Ты слишком увлекаешься собственной игрой и забываешь о партнере. В час я должна быть в аэропорту. Ты вытащил меня из дома вместе с чемоданом. Как я поволоку его назад мимо консьержа?

– Никак. Ты оставишь этот чемодан в багажнике и полетишь с другим, поменьше.

– У меня нет другого. И мою лыжную шапочку ты испортил, отпорол помпон.

– Извини. Куплю тебе новую шапочку.

– Такую не купишь. Ее мама связала. А с чемоданом что теперь делать?

– На шкафу в спальне стоит отличный саквояж.

– Мне нужно взять кучу платьев, костюмов, туфель. В саквояж ничего не влезет. Появляться в одном и том же на завтраке, обеде, ужине, на приемах и вечеринках невозможно, неприлично, я буду чувствовать себя старой шваброй, у меня начнется депрессия.

– И после этого ты обижаешься, что я не предлагаю тебе удрать в Новую Зеландию?

– Правильно делаешь, что не предлагаешь! Не советую даже заикаться об этом! Все, вот твоя гостиница. Чао, бамбино Жозефина!

Он поцеловал ее в ухо и прошептал:

– Жозефина Гензи к тебе в Цюрих выбраться не сумеет, но, когда ты вернешься, она опять прилетит в Берлин… Хорошо, что с Блеффом ты венчаешься не в настоящей церкви.

– Наш союз благословит сам фюрер.

– Обещаю приехать и накатать трогательный репортаж с места событий для воскресного приложения «Пополо д’Италиа».

Габи скорчила рожу, показала язык. Он выскочил из машины, помчался к гостинице.

Вернувшись домой, она увидела возле подъезда огромный вишневый «майбах» Франса. Внутри дремал шофер, надвинув на глаза фуражку. Сам Франс ждал ее в квартире, валялся на диване в гостиной. Это неприятно удивило Габи. Он знал, что она улетает в Цюрих, но вроде бы не собирался провожать ее. Во всяком случае, никакой договоренности на этот счет не было. Ключ от квартиры у него имелся, но воспользовался он им впервые. Раньше никогда не являлся без предупреждения в ее отсутствие.

– Где тебя носит? – спросил он не поздоровавшись.

– Хотела купить спортивные туфли для альпийских прогулок, – ответила Габи, ушла в спальню, достала со шкафа саквояж и принялась складывать вещи.

– Купила?

– Нет… Франс, будь любезен, не мешай мне собираться.

– Ты что, летишь с саквояжем? А где чемодан?

Габи не ответила, ушла в ванную, заперла дверь на крючок. Франс стукнул в дверь и закричал:

– Что за мужчина приходил к тебе утром? Почему ты вышла из дома с большим чемоданом? В Альпах снег! Какие, к черту, туфли для прогулок?

Габи сложила в косметичку баночки и флаконы с полки под зеркалом, открыла дверь, отстранила Франса и сказала:

– Не кричи, сорвешь голос. Я должна была вернуть платья, которые мне прислали из Франкфуртского управления моды. Их посыльный явился с пустыми руками, пришлось сложить все в мой чемодан, они вернут его с тем же посыльным. Франс, в чем дело? Горничная Роза продолжает грязно клеветать на меня? Матушка опять ударила Путци?

Франс сидел в спальне на кровати, теребил большого плюшевого зайца, любимую игрушку Габи, с которой она не расставалась с детства. Как всегда после истерики, он впал в прострацию, накручивал на палец заячье ухо, бормотал что-то невнятное.

– Прости, не слышу, – Габи застегнула пряжки саквояжа. – Все, я готова. Вставай, пора ехать.

Франс не двинулся с места, заговорил чуть громче, монотонным механическим голосом:

– Путци выпил уксусную кислоту. Его забрали в больницу. Всех выживших самоубийц проверяют психиатры. В субботу вечером позвонили из больницы, сказали, что комиссия признала его психически неполноценным. По закону он подлежит стерилизации.

– Какой кошмар… Но ведь можно как-то оспорить, похлопотать, дать взятку. Он выжил, это главное.

– Лучше бы он умер. Его кастрируют, и правильно сделают.

– Франс, что ты говоришь?

– Я спас его, вытащил из грязи, я дал ему все, поселил в своем доме, холил и лелеял как самое драгоценное сокровище, и чем он отплатил мне? Сжег собственные внутренности кислотой, лишь бы избавиться от меня! Предатель, еврейский выродок!

– Тебе его совсем не жалко? Ты же так любил его.

Франс встал, со злобой отшвырнул игрушечного зайца в угол.

– Довольно! Не желаю больше слышать о нем. Мама права, он получил по заслугам. Каждому свое. Никогда при мне не произноси его имени. Можешь не беспокоиться, я уже в порядке. Идем, ты опоздаешь на самолет.

Габи подняла своего зайца, усадила на подушки. Франс взял у нее саквояж. По лестнице спускались молча. Когда сели в машину, он спросил:

– Почему ты вчера не пришла на завтрак? Мы с мамой ждали тебя, я звонил, никто не брал трубку.

– Ходила в Египетский музей. Там папирусы с описанием древних благовоний, мне нужно было кое-что посмотреть для статьи.

Она заметила, что невольно отодвигается подальше от него, неприятно сидеть с ним рядом, чувствовать сквозь пальто прикосновение его плеча. История с Путци подействовала сильно. Сильнее, чем она могла представить.

– Ты читаешь иероглифы? – спросил Франс.

Случайно произнесенный вопрос из экстренного пароля Бруно вызвал у нее нервный смех.

– Я бог-крокодил Сухос, который обитает посреди ужаса, – произнесла она громко, нараспев, и опять засмеялась.

– Это из «Фауста»?

– Из египетской «Книги мертвых».

– А! Так ты правда умеешь читать иероглифы?

– Я змея Сата, мои годы нескончаемы, я рождаюсь ежедневно.

– Из «Божественной комедии»?

– Нет. Все из той же «Книги мертвых».

– Габи, ты прелесть, я тебя обожаю.

Он проводил ее до самого трапа. Прощаясь, обнял, буквально повис на шее и пробормотал:

– Габи, у меня нет никого ближе тебя, ты мой единственный, самый дорогой друг. Поклянись, что никогда не предашь меня.