Владимир Гурвич - Челюсти пираньи
— Что я очень огорчен, что этим человеком оказались именно вы.
— Я тоже огорчен, но ничего не изменишь. Все к этому шло.
— Вы сами выбрали этот путь.
В телефоне на несколько мгновений воцарилось молчание.
— Надеюсь, вы позвонили не для того, чтобы обсуждать эту тему. Что вы предлагаете?
— Я предлагаю встречу один на один. Так нам будет удобней говорить друг с другом. Вы же понимаете, что ничем не рискуете. В ваших руках два самых дорогих для меня существ: Саша и Артур. Я думал, что и у вас нет никого дороже этих людей.
— Это не ваше дело! — вдруг зло проговорил Яблоков.
— Учитывая сложившуюся ситуацию, мое дело тоже.
— Я должен подумать. Вы вооружены?
— У меня пистолет.
— Первое, что вы сделаете, отдадите его мне.
— Согласен.
— Где мы встретимся?
— В моей машине. Она в ста метрах налево от ворот.
— Ждите меня.
Я направился к своей машине, сел в салон и стал ждать. Из ворот показалась фигура Яблокова. Шел он несколько странно, то и дело меняя темп ходьбы; то ускоряя, то замедляя его, как человек, испытывающий большие сомнения в том, что он делает.
Яблоков остановился в метре от машины.
— Давайте пистолет.
Я протянул ему пистолет. Я думал, что он спрячет его в карман, но вместо этого он забросил его в росшие неподалеку кусты. Найти его в темноте в этих зарослях было безнадежным делом. Таким образом я остался безоружным.
Яблоков сел в машину. В темноте я не мог ясно видеть его лицо, но мне показалось, что он чрезвычайно возбужден. Его руки были очень неспокойны.
— Говорите! — скорей не требовательно, а нервно произнес он.
— Что с ними?
— Пока ничего. Они в доме. Артур в детской, она — в спальне.
— Что вы собираетесь с ними делать?
Его ответ меня удивил и напугал еще сильней.
— Я еще не решил.
Я оказался прав, он в самом деле поступил так, как подсказала ему первая же пришедшая в его голову мысль. И надо сказать, она была не самая удачная. Впрочем, теперь я кажется начинал постигать натуру этого человека, всю жизнь он действовал на основе каких-то стихийных импульсов. Внешне его поведение казалось продуманным и разумным, но это было не более чем старательно разыгрываемая им роль, камуфляж, которым он прикрывался всю жизнь; в реальности же все было абсолютно иначе. Единственное на что хватало ему выдержки — это на создание видимости. На самом же деле он никогда по-настоящему не умел управлять собой. И то, что он полностью завалил строительство нового цеха на комбинате, самое непосредственное следствие этой черты его характера. Странно, что Ланин, с которым он был близок столько лет, не разобрался в сути этого человека. Или в конце концов разобрался?
— Ну что вы хотите мне сказать? — вдруг раздался его нервный смех. — Не правда ли вы удивлены таким исходом.
— Удивлен, — подтвердил я. — Я не понимаю, почему вы взяли в заложники двух единственных людей, которых вы любили и которые любят вас. Я не верю, что вы так умело притворялись все это время. Я видел вашу улыбку, видел как блестят ваши глаза, когда вы обнимали Сашу. Тут что-то не так. С вами что-то произошло?
— Да, вы правы, со мной произошло, только это случилось не сегодня, а давно. Вы хотите знать, что со мной случилось?
— Хочу, от этого зависит жизнь двух дорогих мне людей.
— Вы правы, я люблю Сашу, люблю Артура, хотя бы уж потому, что мне некого больше любить. Но любовь это еще не все, если бы вы знали, как я его ненавижу.
— Вы говорите о Ланине?
Яблоков посмотрел на меня, как на человека, задавшего крайне глупый вопрос.
— Кого же еще можно ненавидеть, — сказал он таким тоном, словно говорил о само собой разумеющейся вещи.
Теперь становилось многое ясно.
— Вы с этим жили всю жизнь?
— Всю жизнь? — Яблоков рассмеялся. — Иногда мне казалось, что я с этим живу уже несколько жизней.
— Но ведь он не был виноват, что он был таким.
— А мне от этого, думаете, легче. Однажды он сказал мне, это было на втором курсе института: будем друзьями. Это не было предложением, это было приказом. И с той минутой я оказался в пожизненном плену нашей дружбы.
— Но так ли было уж сложно убежать из плена, Павел Иванович?
Яблоков быстро взглянул на меня и отвернулся.
— Бежать, а куда бежать. Кто мне мог заменить Ланина? Он был лидер всегда и во всем: играли ли мы в студенческой команде в баскетбол или создавали этот концерн. Я же всегда на вторых ролях, у него на подхвате. Что он мне приказывал, то я и делал.
— Но вы же хорошо понимали, что не способны играть первую скрипку в оркестре. Так какой же смысл в ваших поступках и чувствах?
— Вы странный человек, я это почувствовал сразу, как только увидел вас. Ваш ум всегда бежит по прямой, вы не понимаете ответвлений. Если нет смысла, для вас все становится бессмысленным. А для меня бессмысленно то, что имеет смысл. Все, что делал Ланин, имело глубокий смысл. А для меня имело значение только одно: я в его игре был всегда только пешкой. Впрочем, иногда он мне разрешал некоторое время побыть какой-нибудь не очень важной фигурой. Но затем вновь возвращал на прежнюю позицию. И при этом, что особенно меня возмущало, он ничего не замечал, он был уверен, что облагодетельствовал меня, дал возможность проявить себя. У него была одна мечта, которой он подчинял все свои действия, он постоянно стремился всех облагодетельствовать. И меня в качестве близкого друга он выбрал потому, что понял: я тот, кто будет вечно нуждаться в благодеяниях. Но я-то его об этом никогда не просил. — Но у каждого есть свои недостатки. Почему вы прощаете себе свои недостатки и не хотите ничего простить ему. Тем более его уже нет в живых.
— Это для вас его нет в живых, а для меня ничего не изменилось. Я помню его слова, жесты до самой его последней минуты.
— Это вы убили его. Почему?
— Потому что тогда, на втором курсе, когда он сделал меня своим другом, я сказал себя: придет минута — и я убью этого человека.
— Что же случилось в ту роковую минуту?
— Впервые он усомнился в той роли, которую он же мне и отвел. Он увидел, что строительство нового цеха, в которое он вложил очень много сил и средств, под угрозой срыва.
Внезапно ко мне пришла одна догадка.
— Вы специально это сделали, сорвали строительство.
— Вы проницательны, да я сознательно делал все, чтобы цех не вошел в строй в срок, а то и не вошел бы никогда. И он понял это и прозрел. После Совета Директоров у нас состоялся тяжелый разговор. Он обвинил меня во вредительстве и пообещал удалить из Совета Директоров и вообще из концерна. Кроме того, он подозревал меня в хищении средств и угрожал обратиться в прокуратуру. Он сказал, что посадит меня до конца жизни. Я впервые видел его в такой ярости.
— Еще бы, сорвать такую важную стройку, — вставил я замечание.
— Плевать я хотел на строительство, вся моя жизнь ушла в никуда. И все из-за этого человека. Я даже не женился, так как боялся, что жена будет смотреть на него и сравнивать его со мной. От одной этой мысли я приходил в отчаяние и ярость. Я подхожу к старости, у меня нет детей, нет ни одного близкого существа. Я одинок, как путник в пустыне.
— Вы сами так распорядились своей жизнью.
— Нет, не я, это он! — вдруг исступленно завопил Яблоков. — Если бы он тогда не приказал мне дружить с ним, все бы сложилось иначе. Я уже приглядел девушку, которая могла бы стать моей женой. И она мне отвечала взаимностью. Но после того разговора все пошло прахом.
Он зациклен на том давнем разговоре с Ланиным уже много лет. Когда он вспоминает о нем, то становится не совсем нормальным. В таком состоянии он способен на все. Убийство Ланина — тому подтверждение.
— Что же случилось в кабинете Ланина? — напомнил я ему.
Яблоков как-то непонимающе посмотрел на меня, затем его взгляд вернул себе осмысленность.
— Когда я понял, что он собирается вышвырнуть меня из концерна, да еще обратиться в прокуратуру, мною овладела ярость. Я выхватил пистолет и выстрелил в него. Затем выбежал из кабинета. Что еще?
— У вас в заложниках Саша и Артур, — напомнил я ему. — Что вы хотите?
— Что я хочу? — засмеялся Яблоков. — Что я могу еще хотеть в моей ситуации? Денег, чтобы начать новую жизнь. Далеко отсюда.
— В Париже, во главе фирме «Сосьете рюсс». — вставил я. — Сколько же вы хотите?
— Двадцать миллионов.
Я присвистнул.
— Я знаю, как обстоят дела в концерне, Ланиной неоткуда взять такую сумму.
— Я знаю дела концерна не хуже вашего, — вдруг сердито проговорил Яблоков. — Такие деньги можно найти.
— Если отказаться от всех проектов и все деньги отдать вам.
— Именно так, — подтвердил Яблоков. — Прежде чем выдвинуть эти требовании, я все сосчитал.
— Что Саша?
— Она отказалась.
