Сара Парецки - Смертельный удар
Я совсем забыла про вторжение мистера Контрераса в мой офис в пятницу вечером. Он основательно поработал над дверью. Сначала он выбил отверстие в стекле, чтобы добраться до замка и открыть изнутри. Когда он обнаружил, что там запираемая ключом глухая задвижка, он методично вырубил все дерево вокруг нее и вытащил болт из петли. Увидев размеры содеянного, я заскрежетала зубами, но не упомянула об этом, когда позвонила ему. Было проще договориться с кем-нибудь о починке, чем выдержать поток его раскаяний, и уж точно гораздо легче прибегнуть к посторонней помощи, чем наблюдать за мучениями мистера Контрераса в надежде восстановить задвижку.
Арт подошел к телефону взволнованный. Он говорил со своим отцом, но потребовал от меня заверения, что я сознаю, насколько я ему обязана. С ним, то есть с отцом, очень трудно договариваться, сказал молодой Арт. Это просто пытка, как он выразился. Ох да, он заставил его согласиться прийти к фонтану, хотя тот сказал, что не сумеет сделать это раньше двух тридцати. Его пришлось долго уговаривать — отец невероятно давил на сына, чтобы выяснить, где мальчик скрывается. Словом, если бы я имела хоть малейшее представление о том, как трудно противостоять большому Арту, я, возможно, отнеслась бы к его сыну с большим уважением.
— И еще, не можете ли вы подыскать для меня место получше, чем это? Этот пожилой человек не может оставить меня одного. Он обращается со мной как с ребенком.
Я отвечала более спокойно, чем когда уходила:
— Если вы все еще желаете пойти в какое-то другое место, то у меня нет никаких возражений. Я подумаю, смогу ли я организовать для вас что-нибудь у Мюррея Райерсона из «Геральд стар». Я поговорю с ним после обеда. Конечно, в обмен он захочет какую-нибудь историю…
Я повесила трубку под его пронзительный выкрик: я-де должна обещать, что его имя не попадет в газеты, но я и без того воздержалась бы от упоминания его имени, когда позвонила Мюррею.
— Ты понимаешь, Варшавски, ты — то же самое, что геморрой в заднице, — начал Райерсон вместо приветствия. — Ты даже не проверяешь свою службу ответа. Я оставил около десяти сообщений в течение уик-энда. Что ты сделала с дамой Чигуэлл? Загипнотизировала, что ли? Она не хочет разговаривать с прессой и уверяет, что ты можешь ответить на все вопросы, которые мы задаем ей относительно ее брата.
— Это указание я получила от мисс Чигуэлл по почте, — ответила я, удивленная и обрадованная. — Загляни-ка все-таки в справочнику и пособия для сыщиков и получишь несколько хороших советов, как сделаться невидимым или проникать в мысли другого человека и так далее. У меня просто никогда не было шанса попробовать это прежде.
— Верно, хитрая задница, — сдался он. — Ты готова наконец открыть все это жителям Чикаго?
— Ты сказал, что не нуждаешься во мне и что получишь всю информацию от своих людей на «Ксерксесе». Однако я хочу поговорить с тобой кое о чем, неизмеримо более волнующем, а именно о своей жизни. Или о ее возможном конце.
— Это старо. Мы уже закрыли эту тему на прошлой неделе. На этот раз ты должна будешь раскрыть все карты, чтобы заставить нас волноваться.
— Хорошо, будь по-твоему. Твое желание может исполниться. Есть несколько крупных хищников, которые охотятся за мной.
Я следила за стайкой голубей, дравшихся за место на подоконнике. Выносливые грязные городские птицы, несомненно, лучшее украшение для моего офиса, чем подлинники Наста и Домвера.
— Почему ты снова говоришь мне об этом? — подозрительно потребовал он.
По железной дороге Уобош прогрохотал поезд. Голуби моментально вспорхнули — из-за вибрации здание сотряслось, — но спустя минуту снова вернулись на подоконник.
— На случай, если я не переживу эту ночь, мне нужен тот, кто пойдет по моему следу, чтобы узнать, где меня взяли. Я бы хотела, чтобы этой личностью был ты, так как ты скорее способен вообразить злых демонов, чем полицейские, но беда в том, что мне необходимо поговорить с тобой до часу тридцати.
— А что случится в час тридцать?
— Я пойду одна вниз по Мейн-стрит, прихватив свой шестизарядный кольт.
После нескольких очередных попыток с его стороны узнать, на самом ли деле его помощь так безотлагательна, я заявила, что кладу трубку, и Мюррей согласился встретиться со мной в полдень у редакции за сандвичем.
Прежде чем я покинула офис, я разобрала почту, выбросила все, кроме счета от одного из клиентов, для которого провела финансовые расследования, а затем вызвала приятеля, чтобы заменил дверь моего кабинета. Он сказал, что сделает ее в среду после обеда.
Так как было уже около двенадцати, я направилась на север к Ривер. Воздух сгустился до легкой измороси. Несмотря на ужасные предупреждения Лотти, мои плечи чувствовали себя вполне пристойно. Еще пара дней и, если я выдержу схватку с Густавом Гумбольдтом, я снова смогу начать бегать.
«Геральд стар» размещалась напротив «Санди таймс» с южной стороны Чикаго-ривер. Большинство этих мест уже становятся суматошными, поскольку заполняются претенциозными маленькими ресторанчиками, но у Карла по-прежнему подавали газетчикам непритязательный сандвич. Там было полно киосков, и несколько столиков втиснули в грязное каменное здание на Уоркер, в том месте, где эта улица проходит под эстакадой через реку.
Мюррей примчался через несколько минут после меня — при тусклом освещении в кафе дождевые капли сверкали в его рыжих волосах. Люси Мойнихен, дочь Карла, которая заняла место отца после его смерти, была влюблена в Мюррея. Она провела нас сквозь толпу посетителей и устроила за столиком в глубине зала, задержавшись подле на несколько минут, чтобы перекинуться с Мюрреем парой фраз. У них были общие воспоминания — он проиграл ей на прошлой неделе баскетбольное пари.
Жуя гамбургер, я поведала ему о многом из того, что проделала за последние три недели. При всей своей эксцентричности и самонадеянности Мюррей — внимательный слушатель, который впитывал информацию буквально всеми порами. Говорят, что человек запоминает только тридцать процентов из того, что ему рассказывают, но я бы не отнесла это насчет Мюррея.
Когда я закончила свой рассказ, он сказал:
— Хорошо. Ты влипла. У тебя есть друг детства, который желает, чтобы ты нашла того, кто убил твою подругу, есть молодой Юршак и эта странная химическая компания. И может быть, еще Мусорный король. Будь осторожна, если к делу причастен Стив Дрезберг. Этот мальчик играет наверняка. Я могу узнать, связан ли он с Юршаком, но какое отношение имеет ко всему этому Гумбольдт?
— Хотела бы я знать. Юршак ведет его страхование, что не является таким уж большим преступлением, коли он просто делает на этом денежные махинации, но я не в состоянии узнать, что Гумбольдт делает для Юршака. — Ускользающее воспоминание, которое я пыталась вызвать в своем уме в субботу, всплыло и Опять исчезло.
— Что? — подозрительно потребовал Мюррей.
— Ничего. Мне показалось, что я что-то вспомнила, но я совершенно не могу ухватить это. Но я хочу знать, почему Гумбольдт лжет о Джое Пановски и Стиве Ферраро. Это должно быть что-то действительно важное, потому что, когда я пришла в его офис сегодня полюбопытствовать об этом, меня выдворили какие-то ненормальные обезьяны из его охраны.
— Возможно, ему просто не хочется, чтобы ты вертелась возле него, — нарочно предположил Мюррей. — Бывают времена, когда мне тоже хочется иметь охраняющих меня обезьян, чтобы избавиться от тебя.
Я шутливо стукнула его кулаком, но он перехватил мою руку и на мгновение задержал в своих:
— Давай, Варшавски. Здесь пока еще нет истории. Просто измышления, которые я не могу опубликовать. Почему мы сегодня обедаем вместе?
Я вытащила руку из его цепких пальцев:
— Я веду определенное расследование. Когда я получу какие-то результаты, я, может быть, получу некое представление, почему Гумбольдт лжет, но непосредственно сейчас я иду на встречу с Артом Юршаком-старшим. Я получила главную дубинку, чтобы воздействовать на него, поэтому надеюсь, что он выложит мне все, что знает. Именно в этом и заключается то, чего я хочу от тебя. Если я каким-либо образом исчезну, поговори с Лотти, Кэролайн Джиак и молодым Юршаком. Эти трое могут дать тебе ключ.
— Насколько серьезно ты расцениваешь тот факт, что находишься в опасности?
Я наблюдала, как Мюррей осушил очередную пивную кружку и попросил третью. Он весит двести сорок или двести пятьдесят — и может поглощать все это. Я остановилась на кофе: мне хотелось, чтобы моя голова была ясной на период встречи с Юршаком.
— Серьезнее, чем мне хотелось бы. Кто-то оставил меня помирать в болоте пять дней назад. В пятницу двое из тех же в капюшонах поджидали меня у дверей моей квартиры. А сегодня Густав Гумбольдт сказал нечто странное, словно Питер О’Тул, пытавшийся заставить своих ребят одолеть Бекет. Так что это вполне реально.
