Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Дашкова Полина Викторовна
«Ой-ой-ой, а ведь матушка-баронесса тоже знает», – жалобно простонала маленькая Габи.
«Конечно, знает, поэтому и врезала по физиономии бедняге Путци, когда горничная Роза рассказала ей о моем любовном свидании. Дело вовсе не в крышке от супницы. Постыдная семейная тайна прячется в укромном уголке большого материнского сердца. Если старая баронесса нервничает, у нее повышается давление, тайна бьет в голову».
Взрослая Габриэль готовила завтрак, маленькая молчала, с наслаждением вдыхала запах кофе и апельсинового сока.
Многие годы само слово «завтрак» вызывало тоску и тошноту. Габи ненавидела манную запеканку с кленовым сиропом, разваренную в молоке лапшу, жидкий приторный какао, все, что в детстве приходилось впихивать в себя ранним утром в холодной кухне. Она давно жила одна, но каждое утро радовалась свободе так, словно только вчера ускользнула из родительского дома.
«Да, но если старая баронесса знает, почему она постоянно твердит о внуках?» – спросила маленькая Габи, цокнув ложкой по яйцу.
«А что ей делать? Она родила Франса в сорок два года, вложила в него всю любовь, на какую способна. Франс единственный наследник древнего баронского рода, он обязан произвести потомство, единственный ребенок матушки баронессы, поздний, долгожданный. Нет у нее других детей, приходится прятать тайну в укромном уголке большого материнского сердца. Она так привыкла врать себе, что ее болтовня о внуках ей самой кажется вполне искренней».
«Она верит, что от Франса можно рожать детей?»
«А почему бы и нет? Она же верит, что Гитлер мессия и арийская раса спустилась с небес».
«Может, лучше отказаться, пока не поздно?» – осторожно спросила маленькая Габи.
«В том-то и дело, что поздно».
«Почему?»
«Слишком все это далеко зашло. Пока я рядом, Франс чувствует себя в безопасности, он привык и привязался ко мне. Если я уйду, разговоров не избежать. Наш разрыв поднимет волну слухов, постыдная тайна фон Блефф опять станет предметом сплетен. Матушка баронесса обрушится на меня всей своей мощью, задействует связи, не пожалеет денег. И что в итоге? Скандал, жуткая обида Франса, свирепая месть матушки. Журнал принадлежит Франсу, я потеряю работу. Матушка позаботится, чтобы впредь никто не решился печатать мои статьи. Для рекламы и плакатов найдут сколько угодно белокурых голов, голубых глаз, прямых носов. Не будет генеральских вечеринок, поездок в Каринхалле, банкетов, приемов. Я больше не сумею воровать информацию и лишусь спасительной возможности сопротивляться нацизму. Я не смогу так жить, перестану себя уважать. Вот и получается, что бывшая невеста барона фон Блефф никому не нужна, даже самой себе».
«Никому, кроме Оси», – осторожно заметила маленькая Габи.
Взрослая Габриэль промолчала. Она сомневалась, что Джованни здорово обрадуется перспективе повесить себе на шею бывшую баронскую невесту, бывшую известную журналистку, безработную фрейлейн Дильс. Он ведь не возражал против ее помолвки с Франсом, не сказал: «Остановись, что ты делаешь?», не предложил выйти за него замуж.
«При его образе жизни нельзя заводить семью», – напомнила Габи.
«А при моем образе жизни вполне разумно стать баронессой фон Блефф», – огрызнулась Габриэль.
«И подарить старухе долгожданного внука, – хихикнула Габи, – наследника древнего баронского рода, рожденного от Оси Каца. Интересный способ борьбы с нацизмом».
Габриэль опять промолчала, больше всего на свете ей хотелось, чтобы Ося оказался рядом сию минуту и никогда никуда не уходил. Она знала, это невозможно. Тихая семейная жизнь на другом континенте, вдали от вождей и спецслужб, им не светит, в ближайшие несколько лет точно не светит. И все-таки он мог хотя бы предложить.
«Что?» – спросила маленькая.
«Не знаю», – ответила взрослая.
Начальник ИНО ГУГБ НКВД СССР Абрам Аронович Слуцкий ждал Илью на конспиративной квартире в Настасьинском переулке, лежа на диване с таблеткой валидола под языком.
– Сердце прихватило, – пожаловался он. – Если хотите чаю или чего покрепче, хозяйничайте сами, горничная ушла домой.
– Спасибо, ничего не хочу, – Илья уселся в кресло напротив дивана, заметил на журнальном столе чистые листы и несколько карандашей.
Слуцкий осторожно приподнялся, кряхтя, спустил ноги на пол. Илья не видел его пару месяцев и поразился, как плохо он выглядит. Нездоровая полнота, отечность, одышка. Трудно представить, что этому лысому человеку нет и сорока, он уже развалина с букетом стариковских хворей.
– Я вложил сообщение от Сокола отдельно, поскольку это первое сообщение нового агента, – произнес Слуцкий так тихо, что Илья с трудом расслышал его. – Сотрудник молодой, неопытный, информацию нужно проверять.
– Да, я догадался, что этот ваш Сокол новичок, но ведь информацию он передал от Эльфа, это гарантия надежности. Или думаете, Сокол мог что-то напутать?
– Парнишка зеленый совсем, растерялся…
Слуцкий побагровел и быстро коряво нацарапал на листке:
«Я нарочно оставил техническую часть сообщения, чтобы вы поняли, как плохо с агентами».
– Спасибо, что Эльф не забыл проинструктировать вашего зеленого парнишку насчет следующих встреч, – грустно усмехнулся Илья.
– Эльф, конечно, источник ценный, но идеологически чуждый, как говорится, с буржуазной гнильцой, к тому же информация носит явно субъективный, как говорится, оценочный характер, – бормотал Слуцкий сквозь одышку и выводил карандашом на чистом листе очень медленно, дрожащей рукой:
«Флюгер исчез, не выходит на связь».
«Тоже мне сверхсекретная новость, – усмехнулся про себя Илья. – Последнее сообщение от Флюгера датировано 24 ноября 1936-го. И незачем ради этого бумагу марать, вполне можно произнести вслух, авось не расстреляют».
Слуцкий еще летом 1936-го получил приказ сворачивать агентуру в Германии. Агентов под разными предлогами возвращали домой и арестовывали. Флюгер числился швейцарским резидентом, но именно от него шла самая серьезная информация по Германии. Возможно, его тоже позвали домой. Давно он торчал за границей, удобно там устроился, слишком много знал, слишком многое себе позволял. Что же случилось? Бруно Лунц вовремя сообразил, чем это может грозить ему, его жене Ганне, дочке Барбаре?
Карл Рихардович подробно рассказывал об этом семействе, у Ильи возникло чувство, будто он лично знаком с ними.
«Если ты все-таки удрал, ты правильно сделал, Бруно, – подумал он, прочитав каракули Слуцкого. – На твоем месте я, пожалуй, поступил бы так же. Достаточно представить Барбару в детприемнике, Ганну в лагере, самого себя с пулей в затылке, и выбора не остается. Другое дело, что на твоем месте я бы с самого начала не обзаводился семьей».
Эта последняя мысль заставила его сморщиться, поскольку разбудила дремлющую тоску по Маше. Болезненная гримаса не ускользнула от внимательных глаз Слуцкого.
– Что, Илья Петрович, устали? – спросил он с искренним сочувствием, при этом проворно скомкал листок и спрятал в карман.
– Голова раскалывается, сплю мало, работы невпроворот, – также искренне признался Илья.
Слуцкий подвинул ему бумагу и ногтем подтолкнул карандаш. Никого, кроме них двоих, в квартире не было, но работали прослушки. Слуцкий не отрывал взгляда от карандаша в руке Ильи. Илья играл с карандашом, крутил между пальцами с ловкостью фокусника, но ни слова пока не написал. Он не собирался вступать ни в какие тайные диалоги с начальником ИНО.
– Доля субъективности есть в любой информации, – он положил карандаш и расслабленно откинулся на спинку кресла. – Информацию передают люди, а людям свойственно ошибаться. Эльф работает на нас почти три года, мне кажется, за это время он успел зарекомендовать себя как источник вполне надежный.
– Ошибка ошибке рознь, – Слуцкий кинул в рот еще одну таблетку валидола. – Хорошо, если источник добросовестно, честно ошибается. Ну а если нет? Я хочу сказать, не скрывается ли за этим нечто более серьезное? Что, если Эльф стал гнать нам заведомую дезу? Что, если он перевербован гестапо, а? Ну разве не возникло у вас такого чувства?
