Дэн Кавана - Даффи влип
— Откуда мне знать, что это все не шутки?
— А ты рискни, Маккехни, рискни, — раздались гудки.
Маккехни позвонил Салливану и рассказал о случившемся — тому явно не понравилось, что Брайен проявился так скоро. Он буркнул, сказал: «Заплатите» — и повесил трубку.
После ночных раздумий, ранним утром следующего дня Маккехни отправился в банк и снял со счета пятьдесят фунтов. Вдруг Салливан прав, и платеж будет разовым. Но чем больше Брайен об этом думал, тем больше сомневался. Возникло крайне неприятное чувство, будто случившееся — только начало, и длиться все это будет очень долго. Поэтому он решил вести себя осторожно. В одиннадцать снова позвонили. На этот раз голос звучал бодрее:
— Возьмите, пожалуйста, коричневый конверт. Наденьте на него две резинки крест-накрест. Если, следуя какому-нибудь дурацкому плану, вы попросили в банке новые купюры, вернитесь и поменяйте на старые. Бросьте конверт в среднюю урну у заднего выхода кинотеатра «Колумбия» в час дня.
Маккехни сделал все, как ему сказали. Вовремя успел к средней урне, поднял крышку, кинул конверт на кучу мусора, повернулся, огляделся, пытаясь вычислить, кто за ним следит, и ушел решительным шагом. Двинулся на запад по Шафтсбери-авеню, свернул по ответвлению Уордор-стрит, вернулся по Джеррард-стрит и остановился у рекламного щита. Отсюда, когда не мешали транспорт и пешеходы, как раз просматривались три урны у заднего выхода кинотеатра. Он простоял уже минут двадцать, нервничая каждый раз, когда автобус загораживал поле зрения, когда вдруг заметил, что с расстояния футов в десять за ним наблюдает какой-то тип — широкоскулый, полный мужчина с рыжеватыми волосами и в очках; глаза у него были диковатые. Увидев, что внимание Маккехни обращено на него, тип медленно пошел ему навстречу, обошел сзади и положил свой пухлый подбородок Брайену на плечо, так что они теперь оба смотрели в сторону урн. Потом вдруг незнакомец повернулся и ухмыльнулся прямо в лицо Маккехни, после чего снова зашел спереди, двумя толстыми веснушчатыми пальцами оттянул Брайену щеку и произнес с дружелюбной, немного безумной улыбкой:
— Вали отсюда.
Маккехни свалил обратно в офис; сердце билось слишком быстро.
Две недели спустя Сальваторе позвонил снова.
— Дорогой мистер Маккехни, как приятно снова вас слышать. Как любезно с вашей стороны, что вы тогда меня выручили. Налоговая инспекция наверняка поймет, когда вы проведете эту выплату через декларацию. А у меня, похоже, снова возникла небольшая проблема с наличностью. Не могли бы вы меня выручить? Боюсь только, на этот раз мне потребуется чуть большая сумма. Думаю, сойдемся на сотне.
— Я такими делами не занимаюсь.
— Мистер Маккехни, я вам почему-то не верю. Уверен: владелец двух складов и офиса, как бы скромны они ни были, может найти сотню фунтов, чтобы помочь другу, — Маккехни задумался, почему Сальваторе, у которого во время первого разговора был довольно сильный иностранный акцент, теперь говорит на практически безупречном английском.
— Хорошо, — ответил он.
Маккехни втайне радовался. Теперь полиции придется что-то предпринять. Он позвонил Салливаиу и сообщил, что требования возросли до уровня, заслуживающего его интереса. На следующий день он, следуя инструкции, бросил конверт в урну, приделанную к фонарному столбу на Ферт-стрит, вернулся в контору и стал ждать звонка Салливана. Офицер позвонил с неутешительной новостью:
— Боюсь, мы их упустили.
— Что значит «упустили»?
— Мы выставили несколько наших людей, видели, как вы бросили конверт, но потом за два часа ничего не произошло, а когда проверили урну, она была пуста.
— Ваши люди, видимо, действовали непрофессионально.
— Поосторожнее, Маккехни, без оскорблений. На улице было полно народу — вот почему он выбирает это время, — а мои люди не могут стоять прямо там, да еще в форме, сами понимаете. Самых опытных я на это дело тоже не могу послать — лица больно примелькались. В том-то и проблема на нашем участке.
— И что теперь будем делать?
— Попробуем еще раз.
— А как же моя сотня?
— Уверен, вы найдете, как ее списать, мистер Маккехни, — почему все были так уверены, что его потери можно списать с налогов? Может, они хотели тем самым облегчить жизнь ему — или себе?
Через две недели Сальваторе позвонил снова; попытка людей Салливана засечь выемку денег закончилась потерей еще одной сотни — они либо отвлеклись как раз в самый важный момент, либо, как Маккехни предположил в телефонном разговоре, просто заснули.
— Эти унизительные предположения никому не помогут, — отреагировал Салливан. Судя по голосу, его извинение за провал было чистой формальностью, особого расстройства он не испытывал.
Маккехни, напротив, был ужасно расстроен. Он согласился, чтобы Салливан взял дело в надежде хоть на какие-то действия. С тех пор, как дело о нанесении телесных повреждений Рози Маккехни было передано из гилдфордского отделения в «Уэст-Сентрал», других шагов он не предпринял. За четыре недели Брайен выбросил на ветер 250 фунтов, личности преступников, напавших на жену, не были установлены, а Салливану было явно наплевать. Маккехни даже не мог пойти к нему на прием, потому что Сальваторе со своими подручными точно следили за ним или у них где-то был осведомитель; ему оставалось только сидеть в офисе у телефона и ждать, когда Салливан сообщит дурные новости.
Когда же Салливан упустил третью сотню, Маккехни решил изменить тактику. Он позвонил в «Уэст-Сентрал» и попросил детектива Шоу. Объяснил, что дело срочное и увидеться надо с глазу на глаз, если возможно, в какой-нибудь забегаловке в ближайшие день-два, но подальше от привычных мест. Шоу согласился.
Они встретились в распивочной у станции метро «Бейкер-стрит». Помещение было большое и безрадостное; в промежутках между закрытием и открытием здесь даже не пытались избавиться от клубов сигаретного дыма. Посетители утешались тем, что обстановка была куда мрачнее домашней атмосферы, в которую они возвращались потом, к женам и детям, к чистоте и любимому ужину; именно поэтому они ценили заведение за грязь и вонь, за мужскую компанию и упорное нежелание владельцев продавать орешки, печенье и разные новомодные коктейли — все то, что могло привлечь шумные стайки секретарш после работы и нарушить серьезный мужской процесс поглощения алкоголя. Шоу часто заглядывал сюда по дороге домой, это была его ветка метро.
— Мне нужен совет, — начал Маккехни, — хочу, чтобы ты меня выслушал. Я расскажу все, что со мной произошло, и если в конце ты решишь, что не можешь мне помочь, чтобы не скомпрометировать себя или свой участок, — просто допей свое пиво и иди, я тебя пойму. Единственное, о чем я прошу: никому об этом не рассказывай. Договорились?
Шоу кивнул. Невысокий, с хитроватой физиономией, он никогда не улыбался. Маккехни начал рассказ. Когда впервые всплыло имя Салливана, Брайену показалось, что на лице Шоу дернулся мускул, но не более. Когда Маккехни закончил, полицейский закурил, добавив плотности окружающему дыму, сделал несколько затяжек, а потом заговорил, не глядя на собеседника. Он словно стремился избежать ответственности за собственные слова, будто Маккехни просто случайно его подслушал:
— Скажем так: я твои проблемы понимаю. Предположим, это могло произойти раньше. Предположим, в случае с полицейским определенного ранга, дело не так легко перевести в другой участок — это делается только по личной просьбе. Как правило. Я, естественно, объясняю все в общих чертах, — Шоу глубоко затянулся. — А разговоры о мотивах в каждом конкретном случае могут стоить мне места.
— Это понятно.
— И ничто из сказанного мною не должно восприниматься как критика конкретного полицейского.
— Естественно, — оба надолго замолчали.
— Будь мы в Америке, — снова заговорил Маккехни, — я бы обратился к частному детективу.
— Здесь это тоже возможно, — возразил Шоу, — если привлекает идея нанять полицейского на пенсии, который когда-то хорошо ловил преступников. Таких больше нет, а даже если есть, то можно с тем же успехом потратить деньги на благотворительность.
— Что же мне делать, если я не хочу всю оставшуюся жизнь выплачивать по сотне каждые две недели?
— Об этом-то я и думал, — произнес Шоу и наклонил пустой стакан в сторону собеседника.
Маккехни отправился к стойке и заказал еще выпить. Пивная была воистину оплотом мужского мира — даже официанток здесь не было. Толстяк в полосатой рубашке с пивными подтеками обслужил его, красноречиво демонстрируя презрение. Несколько жителей пригорода покорно собирали плащи и портфели, чтобы удрученно двинуться навстречу солнечному свету и теплу домашнего очага. Маккехни подумал, насколько счастливей была его жизнь с Рози. Несмотря на случайную связь с секретаршей, он по-настоящему любил жену и не хотел, чтобы с ней что-нибудь случилось. Когда Брайен поставил кружки на стол, Шоу сказал:
