Джек Хиггинс - В аду места нет
На следующее утро, незадолго до полудня, он работал на узком помосте на уровне третьего этажа, сваривая треснувшую трубу. У него за спиной втягивали на четвертый этаж груженное кирпичами брезентовое ведро.
Его спас только случай. Он сдвинул на лоб защитные очки, чтобы немного передохнуть и краем глаза уловил, как что-то стремительно несется на него сверху. Он упал плашмя, и нагруженное ведро медленно качнулось за край помоста и снова скользнуло вверх.
Брейди посмотрел наверх; у него над головой втягивал ведро на помост смуглый, высокий парень со сломанным носом и темными курчавыми волосами. Тот спокойно ответил на его взгляд, потом повернулся и пошел прочь.
Брейди буквально взлетел по лесам на четвертый этаж, где нашел Эванса; тот сваривал угловые железные балки в одном из наполовину законченных помещений в северной части здания.
Старик сдвинул очки на лоб и улыбнулся.
— Ну что, перекур?
— Кто-то только что пытался заставить меня спикировать с третьего этажа, — сказал ему Брейди.
Эванс медленно поднялся.
— Ты уверен?
— Это уже второй раз за два дня, — сказал Брейди. — То, что произошло вчера днем на лестнице, наверху, не было случайностью.
— У тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет? — спросил старик.
Брейди кивнул.
— Пойдем, я тебе покажу.
Мужчина со сломанным носом нагружал кирпичами тачку в другом конце помоста.
Эванс нахмурился.
— Это Джанго Саттон. Мнит себя этаким крутым парнем. Ему припаяли семь лет за грабеж и насилие. Он долбанул ночного сторожа, семидесятилетнего старика, железной болванкой по голове. Что и говорить — удалец, каких мало, — добавил Эванс язвительно.
— Он похож на иностранца, — заметил Брейди.
Эванс покачал головой.
— Он бродяга — цыган. Живет здесь, в Мэннингеме, насколько я знаю, женат на местной девице.
— Мне бы хотелось знать, кто его на это надоумил.
Эванс угрюмо кивнул.
— Это нетрудно сделать. Ты только замани его сюда, а остальное предоставь мне.
Саттон катил свою груженную кирпичами тележку по помосту; они отступили назад, в помещение, и ждали. Когда цыган поравнялся с дверным проемом, Брейди высунул руку, схватил его за шиворот и втащил внутрь с такой силой, что Саттон пролетел через комнату и ударился о стену напротив.
— Эй, что это за шутки? — завопил он, поднимаясь на ноги.
— Ты пытался спихнуть меня в пропасть дважды за последние два дня, — сказал Брейди. — Я хочу знать, почему.
— Да пошел ты! — ответил Саттон и бросился к двери.
Эванс выдвинул ногу, и цыган растянулся на полу лицом вниз. Он дернулся и попытался подняться, но Эванс пнул его ногой, прижимая к полу, и присел рядом с ним на корточки с горелкой в руке. Он подкручивал пламя, пока стальной наконечник не раскалился добела, и по-волчьи осклабился.
— Мы только хотим, чтобы ты вел себя разумно, Джанго.
Цыган облизнул свои толстые губы и с ужасом, как завороженный, смотрел на язычок пламени.
— Вы не посмеете.
— Но я даже сделаю тебе одолжение, — сказал Эванс. — Пять секунд этой штуки у тебя на физиономии — и чем не клоун? Тебе даже грима не понадобится.
— Ты что, рехнулся? — пробормотал Саттон, и голос его слегка дрогнул.
— Нет еще, но ждать тебе осталось недолго, если ты нам не скажешь то, что мы хотим знать, — ответил Эванс, и тон его внезапно стал жестким, холодным, безжалостным.
— Давай-ка, говори лучше, парень! Кто подослал тебя, надоумив спихнуть моего приятеля с верхотуры?
Саттон замотал головой и попробовал отползти назад. Эванс схватил его за шиворот свободной рукой и поднес пламя ближе.
Саттон отчаянно вырывался, лицо его исказилось от страха.
— Я скажу вам, — закричал он визгливо. — Это Вильма, моя жена. Она пришла повидаться со мной вчера утром. Сказала, что мне отвалят пять сотенных, если я постаралось, и Брейди свернет себе шею. И двести пятьдесят сверху, если это случится до воскресенья.
Брейди стоял в дверях, одним глазом наблюдая за помостом, на случай, если появится надзиратель.
— А ее кто на это спроворил? — спросил он жестко.
— Не знаю, — ответил Саттон. — Она мне не говорила.
— Он лжет, — сказал Брейди. — Ну что ж, тем хуже.
Эванс рывком поднял Саттона, держа металлический стержень так, что жар опалил черные волосы цыгана.
— Это правда, — отчаянно крикнул Саттон. — Я спросил у нее, кто за этим стоит, но она мне ничего не сказала.
Эванс взглянул на Брейди.
— Ну как, ты доволен?
Тот кивнул, и Эванс поставил Саттона на ноги и на миг притянул его вплотную к себе.
— Смотри, не попадайся мне больше, парень, не то к Рождеству от тебя тут и следа не останется.
Он отпихнул от себя Саттона, и цыган, точно угорь проскользнув под рукой у Брейди, исчез за дверью. Эванс убавил пламя и достал из кармана куртки две сигареты.
— Тебе это о чем-нибудь говорит?
Брейди покачал головой.
— Та знаешь что-нибудь о его жене?
— Держит пивнушку подальше, на берегу, — сказал Эванс. — Под вывеской «Двадцать одно». Игра там ведется по крупному, уж ты мне поверь. Она в этом крутится с четырнадцати лет.
Брейди закурил, по-прежнему стоя у двери, нахмурившись. Через некоторое время Эванс спросил:
— Ну и как, теперь что-нибудь приходит тебе в голову, сынок?
— Масса всяких вещей, — ответил Брейди. — Взять для начала то, что кто-то спит и видит, чтобы я окочурился раньше времени. Мне бы хотелось знать, почему. Если бы я мог это выяснить, думаю, я получил бы ответ на множество других вопросов, в том числе и на тот, кто убил Мари Дюкло.
— И что же ты собираешься предпринять? — спросил Эванс, уже догадываясь.
Брейди повернулся к нему и усмехнулся.
— У тебя нос, как у ищейки.
Он подошел к штабелю кирпичей, сложенному в углу, и, сунув туда руку, вытащил моток хорошей, крепкой веревки.
— Здесь сорок футов, — сказал он. — И еще шестифутовая обвязка, которая крепится с помощью пружинных колец. Я прячу их здесь уже неделю; и есть еще пара кусачек для проволоки, спрятанных у меня в тюфяке. Это все, что мне нужно.
— Все, что тебе нужно — для чего? — спросил Эванс, нахмурившись.
— Я намерен рвануть отсюда, — ответил Брейди. — Теперь у меня есть зацепка — Вильма Саттон. Я выясню, кто подослал ее, даже если мне придется выбивать из нее это силой.
— Ты спятил, — сказал Эванс. — Это невозможно.
— Все возможно, если действовать с умом, — возразил Брейди. — Пойдем наверх, я покажу тебе.
Они вышли на помост, поднялись по лесам и присели на корточки в углу за металлическими стропилами.
— Ты был прав, когда сказал, что выйти из камеры еще ничего не дает, — сказал Брейди. — Совершенно немыслимо пробраться через все эти ворота и посты. Так что я решил отбросить все это.
— Но как, черт побери, ты собираешься это сделать? — спросил Эванс.
Брейди кивнул в сторону стеклянного купола центрального здания.
— Ты никогда не замечал надзирателя, который крутит ручку у входа в наш блок из центрального вестибюля? Система проводов тянется прямо наверх, в купол, и там соединяется с люком для вентиляции. Через него-то я и уйду.
— Ты и правда сошел с ума! — сказал Эванс. — Высота этой башни больше 150 футов.
— И все-таки это возможно, — ответил Брейди. — Я прорежу дыру в металлической сетке, которая отгораживает лестничную площадку. Оттуда я доберусь до металлических перекрытий, которые поддерживают свод. Они уходят под самый купол.
— Туда никому не подняться, — возразил Эванс. — Балки идут почти отвесно. Это невозможно.
— Возможно для человека, имеющего специальную подготовку, — не согласился с ним Брейди. — Не забывай, что я был инженером-строителем. Я работал на строительстве мостов и высотных знаний во всех концах света. Я надену ботинки на каучуковой подошве и обвяжу себя веревкой с пружинными креплениями для страховки.
— Хорошо, предположим, ты выберешься на купол, — сказал Эванс. — И что потом?
— Там есть водосточная труба; она спускается прямо на крышу корпуса «Д». — Брейди кивнул головой в ту сторону. — Я мог бы проползти по крыше до трубы прачечной. Оттуда я по веревке спущусь на железную трубу, которая тянется к наружной стене. Это единственное слабое место в здешней системе укреплений, но, думаю, с этой стороны они не ожидают подвоха. Никому не добраться туда снизу. От земли до трубы футов сорок, не меньше.
— И сорок футов в длину, — добавил Эванс. — Даже если тебе и удастся довраться туда, у тебя все еще останется немало возможностей сломать себе шею.
— И все-таки я попробую, — сказал Брейди упрямо. — Никто не остановит меня.
Эванс вздохнул.
— Когда ты собираешься попытаться?
— Вечером, в воскресенье, — ответил Брейди. — К пяти уже темнеет, а в шесть наши камеры запирают на ночь. С этой минуты останется только один дежурный надзиратель в вестибюле центрального здания; оттуда он наблюдает за всеми блоками.
