Джеймс Чейз - В зыбкой тени
Так вот как ее зовут – Рита!
– Но ведь нельзя же, чтобы человеку удавалось все.
Он с надеждой посмотрел на меня.
– Как насчет партии? Несерьезной, вы понимаете. Я не играл уже несколько месяцев.
– Как скажете.
Он улыбнулся мне, довольно потирая руки.
– В деревне с наступлением темноты практически нечего делать, и шахматы – лучший досуг.
Если бы она была моей женой, я бы знал, чем заняться в деревенском доме с наступлением темноты. Я не оставил бы ее в одиночестве на кухне даже на две секунды.
Он поставил игральный столик рядом с камином.
– Миссис Зерек не придет сюда?
– Все в порядке. Вы же знаете женщин. Она любит возиться на кухне, а потом рано идет спать. Читает в постели всякий вздор. Все женщины читают вздор. Покетбуки, любовные истории, романтические бредни.
Уж я бы не дал ей читать подобную макулатуру.
Зерек поставил на столик коробку, инкрустированную слоновой костью, и открыл ее. Внутри лежали вырезанные из слоновой кости шахматы. Я никогда не видел подобной красоты и выразил свое восхищение.
– Прекрасные фигурки!
– Работа четырнадцатого века, Пизано. – Он протянул мне короля. – Мой отец нашел их в Италии, подарил мне и очень хочет, чтобы я подарил их своему сыну. Он очень сильно этого хочет, но я ничего не могу поделать. У меня нет сына. – Он начал расставлять фигурки, нахмурив брови. – Еще нет, – продолжил он немного позднее. – В следующем году, говорит она. Но зачем мне сын, если я слишком стар, чтобы правильно воспитать его.
Я подошел к окну и, отодвинув занавеску, заглянул во тьму. Я хотел скрыть от Зерека то, как покраснели мое лицо и шея. Такого со мной еще не случалось.
– Начнем. Садись.
Я услышал, что отворилась дверь, и обернулся.
Она остановилась посреди гостиной, глядя на Зерека в упор. Каждая черточка ее лица выражала упрямство и агрессивность, словно Рита очень долго копила зло, а теперь, наконец, выплеснула наружу.
– Нет угля. Неужели мне придется самой таскать его, когда в доме двое мужчин? – Ее голос дрожал от еле сдерживаемой злости.
Зерек посмотрел на нее внимательно.
– Прошу не беспокоить меня, дорогая. Ты же видишь, мы играем в шахматы.
– Я сделаю это, – мои слова были быстрыми, а губы сухими.
Зерек непонимающе уставился на меня, но я уже пересекал комнату.
– Покажите, где лежит уголь, и я принесу его.
Рита не посмотрела на меня и, повернувшись на каблуках, вышла из гостиной. Я последовал за ней.
– Митчел!..
Я даже не обернулся. С таким же успехом Зерек мог выстрелить мне вслед из револьвера. Я все равно пошел бы за ней.
Кухня была больше похожа на сарай – холодная и не очень чистая. Небрежно вымытая посуда валялась на столе. Кастрюли стояли прямо на полу, где она бросила их.
Рита указала на два пустых ведра из-под угля. Я взял их.
– Будет лучше, если я найду уголь сам. Уже темно.
У меня было ощущение, что я сплю: слова не означали ничего. Я хотел только одного: сжать ее в объятиях.
– Я покажу вам.
Хозяйка открыла дверь черного хода и вышла в темноту. Я следовал за ней, ориентируясь на шум шагов и едва сдерживая дыхание.
Она открыла какую-то дверь и включила свет.
– Полагаю, вы сможете вернуться сами.
Я поставил ведра на пол.
– Да.
В тот момент, когда она повернулась, я поймал ее руку. Рита не казалась удивленной; посмотрела на меня равнодушным взглядом, рывком выдернула руку и медленно пошла обратно, как если бы ничего не случилось. Некоторое время я оставался неподвижным, потом взял лопату и наполнил ведра. Погасив свет, вернулся в дом. Поставил ведра возле печи, вымыл руки.
На буфете стояла бутылка виски. Я взял ее, вытащил пробку и припал к горлышку. Я пил до тех пор, пока спирт не начал жечь мне горло. Закрыл бутылку и поставил ее на место.
– Шах и мат!
Я отодвинул стул и неопределенно улыбнулся.
– Я же говорил, что играю очень посредственно. Спасибо за игру.
Он начал складывать фигурки в футляр.
– Все в порядке. Вы играете весьма прилично. Я был очень удивлен, когда вы провели гамбит Стейница. Да, это был гениальный шахматист! Но разыгрывать комбинации Стейница очень трудно. Одна ошибка – и пуфф! К тому же вы не сосредоточились на игре, а играли, как автомат. Так нельзя в шахматах. О чем вы все время думаете?
Я представил себе, как он подпрыгнул бы, скажи я ему, о чем думаю…
– Давно не играл. Но при случае могу показать неплохую игру. Жаль, что сегодня у меня ничего не получилось.
Я бросил взгляд на часы, стоявшие на каминной полке. Двадцать минут десятого.
– Думаю, не помешает обойти дом.
– Прогуляться? Почему вы хотите прогуляться вокруг дома?
– Но ведь я ваш телохранитель. Никогда не помешает лишняя предосторожность.
Его маленькие глазки раскрылись пошире.
– Вы думаете, мне и здесь опасно находиться?
– Понятия не имею. – Я закурил сигарету, стряхивая пепел в камин. – Я не знаю, подвергаетесь ли вы опасности вообще, но с того момента, как вы начали оплачивать мои услуги, не хочу рисковать. Вашим здоровьем.
Этот довод ему понравился.
– Тогда действительно проверьте. На кухне есть мощный электрический фонарик. Может быть, когда вы вернетесь, мы сыграем еще одну партию в шахматы?
– Нет, я сразу же отправлюсь в постель. Сегодня у меня игра что-то не идет.
– Хорошо. Ложитесь спать. Вы читаете в постели?
– Нет, не читаю.
– А вот моя жена читает… – Он задумчиво посмотрел на огонь в камине. – Любовные истории. Может быть, и вам нравятся любовные истории?
– Я в этом не нуждаюсь. Когда мне нужна женщина, я нахожу ее.
Это вырвалось само собой.
Зерек быстро глянул на меня.
– Что вы сказали?
– О, ничего.
Дул холодный ветер. Я вышел из дома в безлунную ночь, и сырой туман прилип к моему лицу. Я провел лучом фонарика по аллее из битого кирпича, ведущей к сараю. Никого. Как хорошо, что я вышел на свежий воздух. Еще десять минут в этой комнате, и я сошел бы с ума.
Я прошел по аллее до сарая и повернулся к дому. Правое верхнее окно освещено. Я видел потолок и больше ничего. Шторы не задернуты. Лампа неяркая. Она – там.
Я видел сквозь окно гостиную, которую только что покинул. Зерек неподвижно сидел у огня, обхватив голову руками. Некоторое время я пристально смотрел на него, но он не переменил позы.
Я осветил стену сарая, нашел дверь и попал вовнутрь. В дальнем конце сарая была деревянная лестница, по которой можно было подняться на сеновал. Я отодвинул несколько вязанок соломы, перешагнул через мешок со стружками и по лестнице поднялся наверх. Люк, через который забрасывают сено, был закрыт. Я исследовал его петли: старые, ржавые. По всему видно, что люком не пользовались уже несколько лет. Я надавил на раму, почувствовал, что она поддалась; стал на колено и заглянул в щель.
Теперь я находился на одном уровне с ее комнатой. Это было просторное помещение с двуспальной кроватью возле стены. Я рассмотрел старинный шкаф с зеркалом до пола. Около окна стоял туалетный столик с трельяжем.
Она сидела перед ним в зеленом шелковом халате и расчесывала волосы. В пухлых губах была зажата сигарета.
Все ее движения – ритмичное колыхание груди при дыхании, спиральный дымок от сигареты, блеск шелковистых волос, мерцание белой кожи – возбуждали меня, как кролик возбуждает аппетит у змеи.
Она расчесывала волосы добрых пять минут, а может быть, и больше. Я потерял чувство времени. Я мог сидеть так всю ночь и весь следующий день. Затем она отложила расческу и повернулась к двери, оказавшись спиной ко мне.
Вошел Зерек. Я бросил взгляд на гостиную внизу. Там по-прежнему горел свет. Вероятно, он поднялся к ней, чтобы пожелать спокойной ночи. Стоя возле двери, Зерек что-то говорил, наморщив лоб, и, судя по жестам, что-то неприятное. Возможно, он говорил обо мне.
Миссис Зерек продолжала сидеть без движения, зажав руки меж колен, не перебивая его. Черт побери, знать бы, что он говорит!
Неожиданно Зерек просветлел лицом, подошел к жене и даже улыбнулся, положив руку на ее плечо. Как только он притронулся к Рите, я стал задыхаться. Наклонившись вперед, вцепившись в раму окна, я старался не пропустить ни единого ее движения.
Она сбросила его руку и порывисто встала. Он продолжал говорить с заискивающей улыбкой, но она, видимо, не соглашалась. Я представил ее жесткие глаза, с презрением глядящие на мужа. Когда он подошел ближе, она отвернулась.
Сказав еще несколько резких, отрывистых фраз, Зерек вышел из спальни, оставив дверь открытой.
Несколько секунд Рита стояла неподвижно, затем, раздавив сигарету в пепельнице, подошла к двери и закрыла ее на ключ. Неожиданно она подошла к окну и выглянула наружу.
Я отшатнулся, не спуская с нее глаз. Я вдруг заподозрил: она знает, что я нахожусь на сеновале и наблюдаю за ней. И когда женщина резким, грубым жестом задернула штору, это подозрение перешло в уверенность.
