Микки Спиллейн - Долгое ожидание
Пока я говорил, он медленно подбирался к револьверу, спрятанному за бутылками. Теперь ему оставалось лишь протянуть за ним руку, и я спрашивал себя, когда же он решится.
Я выбросил окурок и достал другую сигарету. Я зажал ее в зубах, зажег спичку и стал прикуривать, специально сложив ладони лодочкой.
Губы Гардинера расползлись в зверином оскале, глаза вылезли из орбит. Его чувства, до сих пор тщательно скрываемые, вырвались наружу. Бешенство, ненависть, отчаяние исказили его лицо, превратив в дьявольскую маску.
Он схватил револьвер, развернулся и выстрелил быстрее, чем я ожидал. Пуля впилась в дверь около моей головы. Отдача выстрела качнула его. Он явно удивился, почему я не упал.
Он снова поднял револьвер, но я не дал ему второй попытки и выстрелил в живот немножко повыше пояса. В пиджаке, в том месте, где вошла пуля, появилась дырка.
— За Боба Минноу и миссис Минноу, — сказал я.
Я выстрелил еще раз, взяв теперь повыше.
— За Логана и Луца-Туца.
Его рот широко открылся. Он не мог вдохнуть. Револьвер выпал из его руки, пальцы побежали по животу и прикрыли две маленькие дырки. Медленно, словно стебель, склоняемый ветром, он упал на колени.
Я выстрелил ему в голову.
— За Джони Макбрайда.
Кто-то закричал. Я обернулся. В дверях стояла экономка, очень смешная в просторном хлопчатобумажном халате. Она повернулась и бросилась к телефону.
— Не трудитесь вызывать врача, — сказал я ей. — Вызовите полицию. Попросите капитана Линдса и скажите, что он может не искать своего приятеля Такера. Он тоже мертв. Скажите им, что это была самооборона. Ведь вы подтвердите, не правда ли?
Рассвет разбавил черноту ночи капелькой света. Дождь кончился, но улицы были еще сырые и блестели под туманом, который поднимался от теплой земли.
На вокзале никого не было. Со второго удара я вышиб дверь кассы и подошел к ящику, где Ник хранил полицейское объявление о розыске с моей фотографией. Оно еще лежало там. Но кроме этого я нашел много других, напечатанных несколько лет назад. Я закрыл дверь и вернулся к машине. Теперь я знал все.
Понтейл-Роуд. Белый дом на холме наполовину был укутан туманом. Семь шагов до веранды и ключ в цветочном горшке. В прихожей темно, но наверху горит свет. Четырнадцать ступенек на второй этаж и три двери. В середине ванная комната. «Мужская» спальня справа. Спальня, пахнущая пудрой и духами, налево.
Потрясающе красивая блондинка сидела на пуфике и читала газету. На лице у нее застыло жесткое, напряженное выражение, — такое было у нее в тот момент, когда мы впервые встретились.
Она воскликнула:
— Джони! — и задохнулась.
— Привет, Венди.
Она отбросила газету, подбежала ко мне, обвила руками мою шею и спрятала лицо у меня на груди. Ее волосы приятно пахли. Потом она подняла голову и смотрела на меня, словно видела в первый раз. Вот ее пальцы коснулись моих губ, глаз, ушей. Что было в ее глазах? Страх?
— Джони… что случилось?
Я не стал с ней церемониться: положил руки ей на грудь и с силой оттолкнул от себя, так что она отлетела на середину комнаты. Она осталась стоять, прижав ладони к щекам, не понимая, что происходит.
— Они мертвы, Венди: Cepвo, Пэкмен, Гардинер, Харлан, Трой!.. Черт, все мертвы. Все кончено.
Я думаю, она догадалась, зачем я пришел. Все ее тело страшно затряслось, но у нее не нашлось сил сдвинуться с места.
— Мне следовало сказать: «Привет, Вера», когда я вошел. Ведь так тебя зовут, не правда ли? Вера Вест.
У нее пересохли губы, и она облизнула их. Это не помогло. Они мгновенно высохли опять.
— Он ловкий парень, этот Ник. Все давным-давно знал. Он прекрасно знал, что я не Джони Макбрайд, и направил меня прямо к тебе, чтобы ты моими руками рассчиталась с Серво. Месть, как и у меня.
Я снял пиджак и бросил на спинку стула. Револьвер вывалился из кармана и стукнулся об пол. Я вытащил ремень из джинсов и помахал им в воздухе.
— Раздевайся, Вера.
Теперь я не сомневался, что было в ее глазах. Ужас. Они расширились от ужаса и не отрывались от ремня, медленно покачивающегося в моей руке.
— Раздевайся, — повторил я.
Она медленно опустила руки, затем уже спокойно и с вызовом, посмотрела мне в глаза. Пальцы побежали к верхней пуговице блузки и расстегнули ее, потом следующую, еще, еще одну. Вот и последняя. Она высвободила одну руку, потом другую, и блузка неслышно упала на ковер.
— Я раньше почему-то не задумывался над тем обстоятельством, что как-то уж чересчур быстро встретил тебя. На первый взгляд все выглядело так естественно. Далее, не многие бы добропорядочные граждане согласились, чтобы у них в доме скрывался человек, разыскиваемый за убийство. Ты же совсем не возражала.
Металлически свистнула «молния» на боку юбки. Она расстегнула пуговку на поясе, юбка упала к ее ногам. Вера вновь прямо посмотрела на меня, когда ногой отшвырнула ее в сторону. Высокая, загорелая. Стройные ноги. Крутые бедра. Плоский живот и гордо торчащие груди. Ее руки медленно потянулись к лифчику.
— Ты живешь на отшибе и стараешься даже близко не подходить к городу, в котором могла бы грести деньги лопатой. Тебе нравится работать в какой-то дрянной закусочной далеко на трассе. Ты прячешь свое лицо под толстым слоем грима. Всякий раз, когда я хотел посмотреть на тебя при ярком свете, ты под тем или иным предлогом избегала этого. Ты боялась города, потому что там кто-нибудь мог случайно узнать тебя. Ты забилась в укромное местечко и ждала, когда представится возможность отомстить Ленни. Появился я, и ты поняла, что не должна упустить свой шанс.
Лифчик застегивался на груди. Когда она сняла его, ее груди плавно заколыхались, словно ожили и радовались дарованной свободе, потом замерли, подчинившись напряжению, в котором находилось все тело, и гордо уставились на меня.
Мой рот тут же наполнился слюной, и говорить стало тяжело.
— Ты не могла собрать столько информации о моем приятеле Такере за один день. Наверняка вы с Ником потратили не одну неделю, чтобы раскопать весь материал, содержавшийся в твоем конверте. Тебе не надо было ничего делать, когда я попросил тебя об этой услуге, и ты весь день просидела в салоне красоты, чтобы убить время.
У тебя была припасена информация на каждого. Например, ты знала о Харлан и заставила меня узнать о ней объявлением в газете и телефонным звонком. Ты точно знала, куда направить меня за информацией. У тебя было достаточно времени, чтобы разобраться что к чему. Тебе не хватало лишь одного — сильной руки, чтобы повалить вражеского короля. Все, что мне от тебя надо, это знать: почему? Почему, Вера? Ты не умрешь, как они, но тебе будет больно, очень больно, и на всю жизнь у тебя останется память об этом. Почему, Вера? Ведь Джони был таким хорошим парнем.
Она не ответила мне. Она потянула трусики, они сползли с бедер и упали на пол. Она подняла их и небрежно отбросила в сторону. Теперь на ней не было ничего. Она оперлась руками на туалетный столик у нее за спиной.
Я смотрел на нее как иссушенный жаждой путник на мираж в пустыне. Я смотрел на нее, такую бесстыдно красивую, такую… Хватит. Ремень со свистом рассек воздух.
— А со своими волосами ты ловко придумала, Вера. Натуральная блондинка делает себя крашеной блондинкой, изменив цвет волос у самых корней. Вот уж парикмахер-то, наверное, намучился. Зато у тебя имелась стопроцентная гарантия, что всякий, кому ты покажешься знакомой, подумает, что ошибся. Неудивительно, что ты не хотела показываться при ярком свете без одежды.
Во рту у меня теперь пересохло, и появился отвратительный вкус.
— Ты долго ждала, Вера, и сильно изменилась по сравнению с фотографией, которую дал мне Логан. Но ты по-прежнему прекрасна. Джони, должно быть, страдал всякий раз, когда думал о тебе. Он тоже ждал, и его ожидание было для него сплошным адом. Но теперь и ты наконец пострадаешь, пострадаешь почти так, как страдал Джони.
Я замахнулся ремнем.
Ящик столика быстро открылся, и она наставила на меня револьвер. Маленький, но вполне достаточный, чтобы присоединить меня к Ленни и Такеру. Я опять оказался в ловушке.
Она указала револьвером на туалетный столик около меня и приказала:
— Открой верхний ящик.
Я совсем очумел и еле двигался. Вообще я был почти готов спровоцировать выстрел, а потом навалиться на нее, вырвать револьвер и выбить стволом зубы, и если бы не непонятная дрожь в ее голосе и странное выражение лица, я бы сделал это.
Я выдвинул верхний ящик и опять увидел себя. Много-много Джорджей Вильсонов. Как и у Ника.
— Посмотри на числа.
В каждой афишке имелась дата преступления, в котором я обвинялся. Те, что лежали в самом низу, оказались семилетней давности. Она молча смотрела на меня, пока я не закрыл ящик.
— Я знала о Джордже Вильсоне еще до того, как Джони Макбрайд покинул город. Ник получал их и расклеивал на вокзале. Теперь посмотри в следующем ящике.
