Эд Макбейн - Белоснежка и Аллороза
Когда лейтенант положил трубку, он был багровым от злости. Но так как Блум просил его помочь мне, Хэнскомб был вежлив и предупредителен.
Он вызвал секретаршу — высокую рыжеволосую девицу в узкой черной юбке, белой блузке и черных туфлях-лодочках на высоких каблуках — и велел ей принести досье. Он назвал его «досье телефонных вызовов и откликов на них». (Позже я узнал, что в полиции хранится список телефонных вызовов вместе с их детальной диспозицией.) Секретарша вернулась минут через десять со скоросшивателем, содержавшим пачку обработанных компьютером данных. Хэнскомб перелистал досье и добрался до 27 сентября. Палец его пробежал по строчкам и остановился на времени, близком к полуночи: одиннадцать тридцать.
— Особняк Уиттейкеров? — спросил он.
— Да.
— Вот здесь отмечено. Вызов поступил в одиннадцать тридцать две, отклик — в одиннадцать сорок пять. Жалобщик… Одну секунду. Не было никакой жалобы… и никто не звонил. Сюда пришел человек — доктор Натан Хелсингер с медицинским свидетельством, требующим немедленного препровождения пациента в психиатрическую клинику, согласно акту Бейкера. Он беседовал с лейтенантом Тайроном, который проверил подлинность документа и командировал полицейского офицера Рудермана. Доктор Хелсингер сопровождал его в своей машине. Они прибыли на место в одиннадцать сорок пять, как отмечено в досье, и Рудерман произвел арест, если вам угодно так это назвать. Это то, что вам нужно?
— Нельзя ли поговорить с офицером Рудерманом? — спросил я.
— Ну… позвольте мне установить, где он сейчас, о’кей? — сказал Хэнскомб.
Он снова вызвал секретаршу в узкой юбке, которая связалась с диспетчером и доложила, что у офицера Рудермана перерыв на ленч. Я взглянул на настенные часы. Было двадцать минут двенадцатого. Очевидно, полиция в Калузе уходила на ленч немного раньше, чем простые смертные.
— Скажите диспетчеру, чтобы вернул Рудермана, — распорядился Хэнскомб.
— Да, сэр, — откликнулась секретарша и неожиданно улыбнулась мне.
Я тоже улыбнулся ей.
— Мистер Хоуп будет ждать его здесь, сэр? — осведомилась секретарша.
— Мы оба подождем его, — ответил Хэнскомб.
— Разве вы не собираетесь в заповедник, сэр?
— А что, мне полагается быть в заповеднике?
— Вы сказали об этом капитану Джейгерсу, сэр.
— Тогда, значит, я должен быть там. — Хэнскомб поднялся. — Устраивайтесь поудобнее, мистер Хоуп. Если хотите, можете поговорить с Рудерманом прямо здесь, в моем офисе. — Он обошел вокруг стола, взял свою фуражку, обменялся со мной рукопожатием и вышел. Рыжеволосая подождала, пока захлопнется входная дверь.
— Он всегда сильно переживает, когда убивают кого-нибудь, — сообщила она и улыбнулась.
— Могу себе вообразить, — сказал я.
— Меня зовут Терри, — представилась она и снова улыбнулась. — Терри Белмонт.
— Приятно познакомиться.
— А как вас зовут? Я имею в виду ваше первое имя.
— Мэтью.
— Хорошее имя — Мэтью. Это из Библии.
— Да, — сказал я.
— Хотите чашечку кофе или что-нибудь выпить? Когда полицейские уходят на ленч, они не очень-то торопятся вернуться.
— Нет, спасибо.
— Обо мне говорят, что я очень колоритна. Потрясающая девушка! Персик и сливки! Так обо мне говорят. Рыжие волосы, отличная фигура. И голубые глаза. Вы заметили, что у меня голубые глаза?
— Да, заметил.
— А у вас глаза карие, — сообщила она.
— Да.
— Мне двадцать семь лет. А вам?
Я решил солгать.
— Тридцать восемь.
— Хороший возраст.
— Ага.
— Терпеть не могу юнцов, которые даже не знают, как расстегнуть лифчик.
— Ага.
— Вы уверены, что не хотите кофе или еще чего-нибудь?
— Уверен.
— Какой ваш любимый цвет?
— Голубой… наверное.
— Я часто ношу зеленое. Это из-за рыжих волос. Они хорошо сочетаются — рыжий и зеленый цвет. Как на Рождество. У меня и нижнее белье есть зеленого цвета. Это редкость — зеленое нижнее белье. Я хочу сказать, что в магазинах вы далеко не всегда найдете зеленые трусики и лифчики. Вот в Нью-Йорке есть магазин, в нем можно купить белье любого цвета, какого только пожелаете. Я однажды заказала себе пару серых трусиков, это очень сексуально, серые кружевные трусики, вы не находите? Высоко обрезанные, по ноге. Но они выглядели грязными, когда прибыли сюда. Не сексуально грязными, а просто чумазыми, как будто покрыты сажей. Это из-за того, что серые. Я-то думала, что они будут хорошо смотреться. Серые… У меня есть серое платье. Оно мне очень идет, поэтому я считала, что и серые трусики подошли бы мне тоже. Но они выглядели грязными, даже не хотелось их надевать — такие они были противные.
Она пожала плечами.
— Серый цвет — трудный цвет, — заметил я.
— Не говорите! — воскликнула Терри. — У вас тоже были проблемы с серым цветом?
— Я редко ношу серое, — признался я.
— Я тоже, за исключением одного серого платья. И я уверена, что не буду носить серые трусики. По правде говоря, здесь я вообще редко надеваю трусики. Слишком жарко. А какой ваш любимый цветок?
— Гардении.
— Мне они напоминают о похоронах, — сказала Терри. — Я люблю розы. Чайные розы.
— Да, они тоже хороши.
— Вам они нравятся из-за запаха?
— Что, простите?
— Гардении.
— О да, — согласился я.
— Они так чудесно пахнут, — сказала Терри. — А вам нравится «Полиция»?
— Мне нравятся некоторые полицейские.
— Что?
— Мне нравится детектив Блум. И лейтенант Хэнскомб показался мне…
— Нет, не та полиция, — возразила Терри. — Другая «Полиция».
Я уставился на нее.
— Это группа, — объяснила она.
Я все еще смотрел на нее.
— Рок-группа, — продолжала она втолковывать мне. — У них такое название. Я без ума от них, а вы?
— Я не очень-то хорошо знаком с ними.
— Они просто сногсшибательны. — Терри улыбнулась. У нее была приятная улыбка. — Кажется, нам с вами нравятся одни и те же вещи.
В дверь постучали.
— О черт! — с досадой сказала Терри. — И как раз тогда, когда мы больше узнали друг о друге.
Полицейскому офицеру Рэндли Рудерману было лет двадцать шесть. Коренастый, с широкой грудью, копной волос цвета спелой пшеницы, выбивающихся из-под шляпы. Войдя, он снял шляпу и встал как вкопанный, словно ожидая выговора.
— Это Мэтью Хоуп, — представила меня Терри. — Лейтенант Хэнскомб хочет, чтобы вы ответили на любые его вопросы.
— Да, мэм, — откликнулся Рудерман.
— Если вам что-нибудь потребуется, — обратилась ко мне Терри, — вы знаете, где меня найти.
— Благодарю вас, — сказал я.
— Я живу в Бродерик-Уэй, — заключила Терри и вышла.
Рудерман все еще стоял в позе «смирно».
— Почему вы не сядете? — спросил я.
— Благодарю вас, сэр, — ответил он, но остался стоять.
— Я адвокат, — сказал я.
— Да, сэр.
— Не имею ничего общего с полицией.
— Это хорошо, сэр. То есть я хочу сказать…
— Садитесь же, — сказал я.
— Да, сэр, спасибо, сэр. — Он устроился на стуле возле двери, положив шляпу на колени.
— Офицер Рудерман, вы можете вспомнить то, что произошло в сентябре прошлого года?
— Не знаю, сэр, — отозвался он. — Это было очень давно.
— Я имею в виду двадцать седьмое сентября, время примерно одиннадцать тридцать вечера. Доктор Натан Хелсингер приехал сюда и предъявил медицинское свидетельство, требующее немедленной транспортировки пациента…
— Ах да, сэр. Фамилия девушки Уиттейкер.
— Меня интересует именно этот случай.
— Да, сэр, я помню его.
— Вы сопровождали доктора Хелсингера в дом Уиттейкеров?
— Да, сэр.
— Добрались туда незадолго до полуночи?
— Да, сэр, примерно без четверти двенадцать.
— Кто был дома, когда вы приехали?
— Нас встретили мать девушки и ее адвокат.
— Алиса Уиттейкер?
— Да, сэр, так ее звали.
— И ее адвокат — Марк Риттер?
— Да, сэр.
— Что происходило, когда вы прибыли туда?
— Мне сказали, что девушка наверху. Я уже знал… Доктор Хелсингер информировал меня… о том, что от меня требуется.
— И что же от вас требовалось?
— Отправить девушку в госпиталь Добрых Самаритян для осмотра и обследования.
— Что было дальше?
— Мы поднялись наверх…
— Кто?
— Я, миссис Уиттейкер и ее адвокат.
— Доктор Хелсингер не сопровождал вас?
— Нет, сэр, он остался внизу.
— Вы трое вошли…
— Да, сэр.
— В комнату Сары?
— Да, сэр.
— Дверь в ее комнату была заперта?
— Да, сэр, она была закрыта.
— Как же вы вошли?
— Мать постучала в дверь, и девушка спросила, кто там или кто это — что-то в этом роде, — и мать ответила, что это она. И девушка сказала: «Входи». И мы вошли.
