Картер Браун - Ледяная обнаженная
– Мне не хотелось бы надоедать вам, мистер Бойд. Вы, естественно, хотите спросить о диадеме?
– Мистер Байерс, вы сразу обнаружили подделку в витрине?
– Именно, – кивнул он. – Копия превосходная, но все же в ней есть пара неточностей. Конечно, глаз любителя никогда не заметил бы их.
– Но для вашего опытного взгляда подделка была очевидна, не так ли?
– Да. – На этот раз он так сильно сжал нос, что на его глазах выступили слезы. – Нет смысла в ложной скромности, мистер Бойд. Я признанный эксперт в этих делах.
– Еще бы! – согласился я. – Только эксперт может обнаружить подделку. Так как же, по-вашему, кто-то ухитрился заполучить настоящую диадему на время, достаточное для того, чтобы сделать стеклянную подделку?
Байерс пожал плечами:
– Нет необходимости иметь оригинал, чтобы смастерить копию. – Голос его стал педантичным. – Диадема пролежала в витрине две недели до того, как была украдена. Ее легко можно было сфотографировать с тротуара. Искусный умелец имел возможность изучить ее в четыре-пять подходов за день, рассмотреть каждую деталь. Ее рисунок и оправа не были слишком сложными, вы понимаете? А основная ценность диадемы заключается в пяти камушках – пяти бриллиантах, мистер Бойд.
– Не показалось ли вам странным, что Ильмо не обнаружил подделки сам, когда возвращал ее в витрину? – небрежно подсказал я.
– Ничего странного, мистер Бойд. – Глаза его надолго закрылись, потом открылись благодаря очевидному усилию воли. – Он, видимо, думал о другом и к тому же не знал ее так хорошо, как я. Ведь эту безделицу я сделал сам, вы понимаете?
– Вы сами ее сделали? – открыл я рот.
– Часто мне надоедает чисто коммерческая деятельность, – пояснил Байерс усталым голосом. – Сердцем я все еще ремесленник и рад приложить руку к делу. – Глаза его наградили меня пустым взглядом. – Я ведь одинок, мистер Бойд. У меня нет семьи, о которой следовало бы беспокоиться и которая занимала бы мое время. И я счастлив только тогда, когда работаю руками. – Теплота неожиданно заменила пустоту в его глазах. – Знаете, это ни с чем не сравнимая радость, – мягко проговорил он, – найти для ослепительной красоты безупречного камня соответствующую оправу, чтобы выявить его совершенство! Это настоящее вознаграждение для одинокого человека, вы понимаете?
Я не мог ничего ответить на это, поэтому взял тайм-аут и пересек комнату, чтобы посмотреть поближе обнаженную фантазию, раскинувшуюся на целую стену. Это был несколько иной тип совершенства, который придал сумасшедший импульс моим критическим способностям. Ничего похожего на абстрактные и сюрреалистические штучки, когда ананасы опускают в банки с краской и затем бросают на полотно. Это был сладкий и роскошный портрет сладкой и роскошной обнаженной блондинки. Именно такое художество настоящие парни, включая Дэнни Бойда, считают Искусством. В нижнем правом углу я увидел подпись в завитушках: «Вилли Байерс».
– У вас, оказывается, есть хобби, Вилли, – оценил я его по достоинству. – Такая модель могла бы понравиться любому теплокровному парню, любящему работать руками.
– Эта картина? – тускло улыбнулся он. – Как вы правильно сказали – всего лишь хобби. Боюсь, художника из меня не получилось.
– Не сказал бы этого. – Я был вполне искренен. – Может, в этой картине вам помогла сама модель, но для меня она – произведение большого искусства.
– Вы очень добры, – скупо проговорил он.
– Эта дамочка мне кажется очень знакомой, – радостно продолжил я, – а именно ее лицо. Она напоминает мне одну из участниц конкурса красоты, проводимого компанией «Пулсайд пластикс». Девушку по имени Луиза Ламон. Вы случайно не знаете ее?
– Участницу конкурса красоты? – Это его по-настоящему развеселило. – Я, мистер Бойд? Хотел бы сказать, что знаю, – это хоть как-то скрасило бы мою беспросветную жизнь!
– Так уж мне подумалось, – лениво произнес я. – В любом случае это замечательная картина.
– Спасибо. – Он слегка потер лоб, словно боялся, что от слишком большого усилия кожа начнет лупиться, как старая краска. – Если у вас нет других вопросов, мистер Бойд, я был бы вам благодарен, если бы вы меня извинили, – я очень устал.
– Мне хотелось бы знать, сколько реально диадема может стоить для вора?
– Хотите знать, сколько он может получить за нее у скупщика краденого, если я правильно вас понял?
– Именно. Кто еще может ее купить? – проворчал я.
– Розничная цена диадемы примерно сто тысяч долларов, – медленно проговорил Байерс, как бы раздумывая вслух. – Самое большее вор получит за нее пятнадцать тысяч. Если только…
– Если только?..
– Я помню, вы говорили, что подделку мог сделать только мастер. – Он с трудом вытягивал из себя слова. – Так что, если тот же мастер завладел настоящей диадемой, он может сломать оправу, даже заново обработать камушки и продать их по одному законным покупателям. И таким образом заработает гораздо больше пятнадцати тысяч.
– Спасибо, – кивнул я. – На этом вопросы все. Вижу, что вы действительно устали.
Я пошел к двери, а он даже не попытался встать со стула и проводить меня. Уже у дверей я повернулся, чтобы взглянуть на него еще раз.
– Знаете что, Вилли? Об этой девушке – Луизе Ламон, о которой вы даже не слышали?
– Да?
– У нее есть сестра Пэтти, о которой вы тоже ничего не слышали. Зато Пэтти слышала о вас. Она даже видела вас в квартире Луизы и считает, что вы оказываете плохое влияние на сестру – вы слишком стары для нее и все такое прочее.
– Она ошибается, – напряженно ответил он.
– Хорошо, я проверю, – пообещал я с большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле. – По моему мнению, девушка на картине слишком похожа на Луизу, это не может быть простым совпадением, и я считаю вас тем самым мастером, который сделал подделку примерно одновременно с оригинальной диадемой. Затем вы заставили Луизу подменить украшение, когда она надевала его для рекламных съемок. Что скажете на это?
– Это, конечно, ерунда, – огрызнулся он. – Ваш ум подвержен самым абсурдным фантазиям, мистер Бойд!
– Может быть, – согласился я. – Сейчас же проверю все это у живой версии вашей фантазии на стене.
Пока я ехал через город к дому Луизы Ламон, у меня было достаточно времени, чтобы обдумать одну версию. Выглядела она чудесной – действительно чудесной – и беспокоила меня только по той единственной причине, что казалась чертовски простой и доступной. В реальной жизни так не бывает, как сказал парень, когда его девушка выиграла конкурс «Мисс Вселенная» и предложила ему сотню штук, лишь бы он женился на ней.
Минут через тридцать после свидания с Вилли Байерсом я стоял перед дверью в квартиру Луизы Ламон с пальцем, прилипшим к звонку. Ее или не было, или ей не нужна была компания. Я уже готов был отказаться от своего намерения и пойти купить себе выпить, когда вдруг заметил, что дверь приоткрыта. Я нажал на нее ладонью, и она легко распахнулась.
Гостиная оказалась пуста – Пит, видимо, все же пришел в себя, – но у меня создалось неприятное ощущение, будто в квартире все же кто-то присутствует, и довольно близко от меня. Я пару раз окликнул Луизу, но ответа не получил. Его не последовало и тогда, когда я постучал в дверь спальни. Спальня тоже оказалась пустой.
Прозрачное нейлоновое белье и чулки были аккуратно разложены на кровати – бери и надевай. Неимоверное изобилие косметики заполняло столик перед зеркалом – только руку протянуть. Из ванной комнаты доносился монотонный шум бегущей воды, который объяснял все. Секунд пять я прикидывал, не стоит ли подождать, пока Луиза выйдет из душа, прикрытая лишь смущением при виде неожиданного гостя, но потом сообразил, что ее реакцию невозможно предугадать. Если она закричит достаточно громко, меня могут выбросить из здания прежде, чем я успею даже упомянуть имя Вилли Байерса.
Поэтому я вежливо постучал в дверь ванной комнаты и подождал. Никакой реакции. Я постучал еще раз, уже громче, потом загрохотал, завопил во все горло – и вновь никакого ответа. Поскольку в голову мне пришли те же мысли, что и Пэтти Ламон, в ровном звуке душа я услышал нечто зловещее. Луизе нужно было быть глухой, чтобы не отреагировать на весь тот шум, который я устроил. Но глухой она не была, так что Луиза или вышла, забыв по рассеянности выключить душ, или находилась внутри, но по какой-то причине не могла ответить. Я дернул дверную ручку – она повернулась.
Через пять секунд я нашел Луизу Ламон. Она действительно была в ванной – сидела в ней, раскинув ноги и опираясь спиной на плитку стены, а на нее обрушивался каскад теплой воды. Мокрые длинные белокурые волосы облепили голову Луизы, придавая ей вид детской невинности. Рот был открыт, а кровь все еще текла вялой струей из страшной черной дыры во лбу.
На ее голову была натянута сверкающая бриллиантовая диадема, хрустальная красота которой представляла собой жуткий контраст с теплыми и живыми красками зрело округленного женского тела. В своей обнаженности Луиза выглядела бы ожившей картиной Байерса, если бы не пулевое отверстие во лбу.
