Сью Графтон - «Б» – значит безнаказанность
– Должно быть, первой к вам обратилась Марта Грайс? Видно, это она порекомендовала ваше заведение Элейн Болдт?
– Это нетрудно установить, – сказала миссис Пикетт. – Видите, на обратной стороне карточки я завела специальную графу "По чьей рекомендации". Верно, здесь стоит имя Марти Грайс. По правде сказать, мы делаем это, чтобы остался какой-нибудь след, если пациент вдруг уклоняется от оплаты.
– Вы позволите мне взглянуть на историю Марти Грайс? – спросила я.
– Пожалуйста, почему бы нет.
Она снова подошла к картотеке, извлекла из ящика с буквами G – I медицинскую карту и подала мне. На обложке было аккуратно напечатано имя: Марта Рене Грайс. В карте было три листа. На первом – анкета с вопросами о принимаемых лекарственных препаратах, аллергии и перенесенных заболеваниях. Анкета заполнена от руки; внизу стояла подпись Марти, которая автоматически означала ее согласие на оказание ей "любой необходимой стоматологической помощи". Далее шла история болезни: каналы, кровотечение десен, неприятные запахи из полости рта, зубовный скрежет и прочее. Наконец, на третьем листке содержалась информация о проведенном лечении; здесь же имелся рисунок верхнего и нижнего рядов зубов с помеченными шариковой ручкой пломбами. Сверху было напечатано имя Марти, внизу сделанные от руки пометки доктора Пикетта. Заурядный визит. Удаляли зубной камень. Кариеса, судя по всему, не было. Ей сделали рентгенограмму. Очередной визит назначен на июнь. Я задумчиво разглядывала карту, пытаясь восстановить ход событий. Все как будто было в порядке за исключением даты 28 декабря. Я подошла к окну и посмотрела карту на свет. Я поймала себя на том, что невольно улыбаюсь; предчувствовала, что будет нечто подобное. Только вот не верила, что удастся найти доказательство. И вот оно. Первоначально значившееся на карте имя было аккуратно вымарано белилами, а поверх него впечатано: Марти Грайс. Я провела пальцем по верхней строчке, как если бы она была набрана шрифтом Брайля. Под именем Марти Грайс отчетливо угадывалось другое – Элейн Болдт. Все вставало на свои места. Я была уверена, что обгоревшие останки, извлеченные из дома Грайсов, принадлежали не кому иному, как Элейн Болдт. Я закрыла глаза. Мне вдруг стало не по себе. Десять дней я искала Элейн Болдт, не ведая, что на полицейских снимках изображена именно она – только обгоревшая до неузнаваемости. Марти Грайс же была жива-здорова, и я подозревала, что она и Пэт Ашер – одно и то же лицо. Оставались невыясненными кое-какие детали, однако картина убийства более или менее прояснилась.
– Вам нездоровится? – обеспокоенно спросила миссис Пикетт.
– Нет-нет, все в порядке.
– Хотите поговорить с Джоном?
– Не сейчас. Попозже. Вы мне очень помогли, миссис Пикетт. Спасибо.
– Что ж, всегда к вашим услугам, хотя, по правде говоря, не понимаю, что я такого сделала.
Я пожала ей руку и направилась к выходу, чувствуя ее изумленный взгляд. Сев в машину, я задумалась: что дальше? Черт побери, как им удалось добиться того, что даже результаты анализа содержимого желудка подтверждали, что это Марта Грайс? Ловко сработано. В протоколе медицинской экспертизы отмечалось, что у убитой была кровь самой распространенной группы – "О", резус-фактор положительный, так что здесь все просто. Марти и Элейн были приблизительно одного роста. К тому же опознание носило чисто формальный характер, ведь все были заведомо убеждены, что убитая – Марти Грайс, а не какая-нибудь неизвестная. Рентгеновские снимки зубов должны были лишь подтвердить это. У следствия не имелось решительно никакого повода подозревать, что убита совершенно другая женщина. Леонард и его сестра разговаривали с ней в девять, и Лили утверждала, что они прервали разговор, так как Марти пошла открыть кому-то дверь. Звонок в полицию был инсценирован для пущего эффекта. Так что Майк не ошибался, когда говорил, что тем вечером в 8.30 видел завернутый в коврик труп. Только это была не Марти Грайс. Элейн забили насмерть несколько раньше этого времени, причем убийца действовал так, чтобы кости челюсти и зубы остались целы, что давало возможность провести идентификацию. Теперь становилось ясным многое из того, что прежде казалось непостижимым. Уйм Гувер, на свою беду, должно быть, узнал Марти, когда та входила в квартиру Элейн или выходила из нее. Марти или Леонард прикончили его раньше, чем он успел позвонить.
Я завела машину и, выехав со стоянки, покатила к полицейскому участку. Припарковавшись напротив участка, я прошла в здание и остановилась слева у стойки; за ней была дверь, которая вела в оперативный отдел.
Оттуда вышел какой-то полицейский в штатском, которого я никогда прежде не видела, и, заметив меня, спросил:
– Чем могу помочь?
– Я ищу лейтенанта Долана.
– Сейчас посмотрю. Хотя я только что там был, но его не видел.
Полицейский исчез. Я оглянулась. За стеклянной переборкой отдела опознаний сидела чернокожая сотрудница и, как сумасшедшая, печатала на машинке. Мысленно я снова и снова возвращалась к обстоятельствам этого дела. Теперь все стало предельно ясно. Марти Грайс отправилась во Флориду и поселилась в квартире Элейн. Несложно догадаться, каковы были ее дальнейшие действия. Она сбросила вес. Сделала новую стрижку и перекрасила волосы. Там ее никто не знал, так что ей не нужно было ни от кого скрываться. Как следует приоделась – благо у нее завелись деньжата. Я вспомнила о своей встрече с ней: распухшее лицо, синяки под глазами, залепленный пластырем нос. Не было никакой автомобильной аварии. Просто она сделала пластическую операцию – другой человек, другое лицо. Она говорила, что вышла на пенсию и больше не будет работать ни единого дня. Они с Леонардом переживали тяжелые времена, а тут – Элейн, прожигательница жизни, ни в чем себе не отказывавшая Элейн. У Марти, должно быть, все внутри переворачивалось, когда она видела свою партнершу по бриджу. Посредством убийства справедливость была восстановлена, а кража помогла создать пенсионный фонд. Теперь оставалось лишь ждать, когда освободится Леонард, вот и все. Это дело вел Долан. Если бы удалось найти орудие убийства, у него наверняка появилась бы зацепка. Пока же мне хотелось хотя бы поставить его в известность о том, что мне удалось узнать. Я решила, что хранить это в тайне было бы глупо.
Вернулся полицейский в штатском.
– Его сегодня не будет. Может, я могу вам чем-то помочь?
– Не будет? – пробормотала я, хотя меня так и подмывало выругаться, и добавила: – Ну что ж, свяжусь с ним завтра утром.
– Может, хотите оставить записку?
Я достала свою карточку и протянула ему:
– Просто передайте, что я заеду и все ему расскажу.
– Хорошо.
Я снова села за руль. Я догадывалась, где может быть орудие убийства, но сначала следовало поговорить с Лили Хоуи. Если она что-то заподозрила, то ей грозит смертельная опасность. Я взглянула на часы: 18.15. Проезжая мимо бензоколонки, заметила таксофон и, обуреваемая дурными предчувствиями, повернула туда. Мне вдруг стало страшно за Майка. Если он поймет, что его тетка жива, ему тоже придется туго. Черт, да всем нам будет не-сладко. Я дрожащими руками листала телефонную книгу в поисках других Грайсов. Наконец нашла какого-то Хораса Грайса, жившего на Анаконда-стрит, и принялась лихорадочно шарить в сумочке в поисках двадцати центов. Набрала номер и затаив дыхание стала ждать. Один гудок, два, четыре, шесть. После двенадцати гудков я повесила трубку. Вырвав из телефонной книги страницу, сунула ее в сумочку, рассчитывая перезвонить при первом удобном случае.
Села в машину и поехала к дому Лили Хоуи. Где могли быть Леонард и Марти? Успели смыться или по-прежнему где-нибудь в городе – возможно, у той же Лили? Я проскочила Каролина-авеню, и мне пришлось разворачиваться. Я ехала, вглядываясь в номера домов. Заметив нужный номер, затормозила, чем вызвала праведный гнев ехавшего за мной водителя. Проехав еще шесть домов, снова развернулась, прижалась к обочине... и внутри у меня все оборвалось – Леонард со своей подружкой как раз подрулили к дому Лили.
Я резко сползла по сиденью вниз, больно стукнувшись коленом о приборный щиток. Дьявольщина! Я приподняла голову. По-видимому, они меня не заметили – спокойно вышли из машины и, не оглядываясь, направились к дому. Постучали. Лили открыла дверь – на лице ее не отразилось никаких эмоций: ни тебе шока, ни ужаса, ни удивления. Интересно, как давно она знала, что Марти жива-здорова? Неужели с самого начала была с ними в сговоре? Я с тревогой наблюдала за домом, резонно полагая, что, пока Леонард находился там, за жизнь Лили можно не беспокоиться. Вместе с тем я понимала, что в намерения Марти вовсе не входило оставлять ее в живых. "Придется на время стать ее ангелом-хранителем, хочет она того или нет", – мрачно подумала я.
25
Дальнейшие свои действия я представляла себе довольно слабо. Колено тем временем распухло и страшно болело. Теперь, когда я точно знала, где находится преступник, мне казалось, что уезжать отсюда просто глупо. Но телефона поблизости не было – да и кому я собиралась звонить? Я уже подумывала о том, чтобы выйти из машины и подобраться поближе к дому, но подобные авантюры у меня, как правило, терпят фиаско. Когда я хочу подсмотреть в окно, оно неизменно оказывается наглухо занавешенным. В тех редких случаях, когда мне удавалось кого-то подслушать, предмет разговора оказывался не имеющим никакого отношения к делу. Не любят люди смаковать детали совершенных ими преступлений, что тут поделаешь? Попробуйте ради любопытства заглянуть в комнату, где сидят какие-нибудь злодеи – скорее всего они будут играть в восьмерку. Ни разу не видела, чтобы кто-то расчленял труп или делил награбленное. Я решила остаться в машине и ждать.
