Энтони Бруно - Психопат
Люди Джуси выдвигали из катафалка гроб. Дождевые капли скатывались по металлической полированной крышке. Двое из них направились на помощь Джою.
— Не рыпайся, — сказал ему Гиббонс, толкнув к остальным.
Д'Амико неистово закашлялся.
— Фараон поганый, — просипел он.
Церковные двери были распахнуты. В промежутках между кашлем Джоя и шелестом проезжающих машин Гиббонс слышал органную музыку.
— Кажется, там вас ждут, — обратился он к носильщикам. — Никогда не заставляйте дона дожидаться. Даже мертвого.
Гиббонс попятился к ступеням, потом повернулся и поднялся одним махом. Но вошел не в распахнутые двойные двери, а в одностворчатую дубовую дверь справа.
В вестибюле было темно, прохладно. Старые католические церкви всегда напоминали ему средневековые камеры пыток с приклепанными металлическими листами на дверях, с высокими сводчатыми потолками, с тусклым освещением. Какой-то человек в черном костюме смотрел из открытых дверей на улицу. По тому, как он сложил руки, Гиббонс догадался, что это служащий похоронного бюро. Тут же стояла пустая тележка, приготовленная для гроба Мистретты. Гиббонс осмотрелся, ища Каммингс. В вестибюле ее не было.
Восемь человек с гробом на плечах начали подниматься по ступеням. Гиббонс подошел к дверям — впереди сиял огнями алтарь, Иисус высоко вознесся на большом деревянном кресте. Гиббонс проскользнул внутрь церкви и встал за последней скамьей.
Церковь была переполнена. Гиббонс окинул взглядом собравшихся, но видны были только затылки. Он пошел к боковому проходу, откуда удобнее было смотреть, и на другой стороне заметил большую голову, возвышающуюся над толпой. Пройдя вперед, взглянул на профиль и убедился, что это на самом деле Сол Иммордино. Подле него, у центрального прохода, сидела сестра-монахиня. С другой стороны рядом с Солом восседал Тоцци. Гиббонс вытянул шею и разглядел у его плеча ореол светлых волос. Черт. И Стэси здесь.
Когда люди на ближайших скамьях стали обращать на него внимание, Гиббонс ретировался вглубь, размышляя, имеет ли смысл что-то предпринимать. Тоцци сидит рядом с Иммордино, что-то шепча ему на ухо. В свою очередь Стэси тянется к уху Майка. Гиббонсу хотелось видеть ее лицо, взвинчена она или нет. Если не собирается закатить сцену, пусть остается. Конечно, если Стэси без конца тараторит, она помешает записи слов Иммордино, а это значит, что их приезд сюда бесполезен.
Гиббонс огляделся, ища Каммингс. Куда, черт возьми, она...
Зазвучал орган, все встали. К алтарю из боковой двери вышел священник в пурпурной атласной мантии поверх белого одеяния. Она была ярче, чем зонтик Каммингс. Когда он повернулся спиной к собравшимся и преклонил колени перед алтарем, Гиббонс увидел на его спине большой крест из черного атласа.
Потом закурился дымок. Священник держал на цепочке большое серебряное кадило с ладаном. Повернувшись лицом к пастве, он стал раскачивать его, звякая цепью при каждом взмахе. Трижды взмахнул на каждую сторону света. Дымок поднимался вверх мимо неяркой люстры к высокому потолку с изображением Бога-Отца, громадного старика с огненными глазами; белоснежная борода закрывала его живот, а на голову опускался белый голубь.
— Пссст!
Гиббонс оглянулся. Каммингс шла к нему по заднему ряду, торопливо махая рукой.
Двинувшись навстречу ей, Гиббонс нахмурился. Да перестань же ты махать.
Центральный проход Гиббонс пересек, будто минное поле. Глянув влево, увидел, что гроб стоит на тележке, готовый плыть в вечность.
— Что вы машете? Сейчас поднимется скандал.
Лицо Каммингс посерело. Она хотела было указать пальцем, но побоялась и указала подбородком. Священник медленно шел по проходу, размахивая кадилом, шел печалиться над покойным. Ногти женщины впились в руку агента.
— Это он! — прошептала Каммингс.
— Кто? О ком вы говорите?
— О священнике. Это Эмерик!
Гиббонс уставился на человека в пурпурной мантии, над которым вился дымок ладана: тощее, бледное лицо, полупрозрачные веки. Он вспомнил фотографию Эмерика в наручниках, мысленно стер бороду и посадил на усиленную диету.
У Гиббонса онемели пальцы.
Черт побери.
Глава 22
Тоцци закашлялся. От запаха ладана у него всегда першило в горле, даже в детстве, когда он был алтарным служкой. Сидящий справа Сол Иммордино притворялся невменяемым, однако искоса поглядывал на него. Сестра Сил, сидящая за братом, подалась вперед и недовольно смотрела на Тоцци через большие очки. Слева сидела Стэси и, хмурясь, ныла в ухо Тоцци:
— Пошли отсюда, Майк. Нам надо поговорить.
— Стэси, прошу тебя. Попозже.
— Это возмутительно, — прошипела сестра Сил. — Мистер Тоцци, может, заберете свою подружку и удалитесь отсюда? Я ни разу в жизни не видела подобной бесцеремонности в храме.
Тоцци старался игнорировать обеих женщин. Его интересовал только Сол. Он придвинулся к здоровяку и, улыбаясь на публику, зашептал ему:
— Сол, ну скажи мне, как ты это провернул? Я имею в виду убийство Мистретты. Как ухитрился?
— Оставьте в покое моего брата.
Сил не спускала глаз с агента ФБР.
Тоцци усмехнулся.
— Кончай, Сол. Мне ты можешь признаться. Ты ведь уже разговаривал со мной. Дело сделано. Ну и что дальше? Заключишь мир с Джуси? Или уберешь его? А?
— Оставьте в покое моего брата. Вы его пугаете.
— Ну да, конечно.
— Тоц-ци,уйдем отсюда.
— Стэси, помолчи, пожалуйста.
Он сурово глянул на нее, потому что терпеть не мог нытья, а, кроме того, ощущал под одеждой приклеенный пластырем магнитофон; катушки его медленно вращались, готовые записать то, что скажет Сол. Нужно заставить Сола сказать что-то вразумительное.
— Ну как, Сол, договорились?
Сил погрозила пальцем:
— Сколько раз повторять, мистер Тоцци? Мне все равно, где вы служите. У вас нет никакого права находиться здесь.
Возмущенный тон ее напомнил ему тот день, когда сестра-настоятельница унюхала, что от него пахнет церковным вином. Он учился в четвертом классе. Алтарные служки обычно попивали украдкой вино в ризнице, наполняя перед утренней мессой потирные чаши.
— Тоц-ци-и-и.
Стараясь не замечать Стэси, он склонился к Иммордино:
— Кончай, Сол. Как ты это устроил? Небось нанял кого-то. И, похоже, тебе поверили в долг, нам известно, что своих швейцарских вкладов ты не трогал. С другой стороны, человек вроде тебя должен хранить деньги в разных банках по всей стране. Сол, сколько у тебя маленьких сберегательных счетов? Не превышающих десяти тысяч, на которые никто не обращает особого внимания? Одним из них ты и расплатился с наемным убийцей?
Сол вздернул верхнюю губу в презрительной усмешке. Буркнул что-то под нос. Тоцци не смог разобрать ни слова. На пленке это прозвучит еще неразборчивей.
— Знаешь, Сол, чего я не могу понять? Зачем тебе втягивать сестру в свои грязные дела. Видимо, ты совсем о ней не думаешь, а ведь ее тоже могут привлечь к суду. Хотя бы за то, что укрывает тебя, становясь, таким образом, сообщницей. Погоди, вот я выхлопочу ордер на обыск в приюте Марии Магдалины. И, можешь держать пари, что-нибудь там обнаружу. Пусть даже не смогу ни в чем уличить тебя, но ее в чем-то да уличу. Это я тебе обещаю. А закона, запрещающего сажать монахинь, нет. Видишь, что я могу устроить?
Сол злобно глядел на него, однако не произносил ни слова.
Тоцци продолжал улыбаться:
— Думаешь, блефую? Я тебе устрою такую жизнь, что ты действительносойдешь с ума. Постараюсь довести до сведения Джуси, что мы с тобой кореши, что ты разбалтываешь мне все семейные секреты. Видишь, мы уже друзья. — Тоцци обнял Сола за плечи. — Пусть все видят, какие близкие.
Сол стряхнул руку Тоцци:
— Убирайся от меня.
Впервые он подал голос. Сидящие впереди обернулись и уставились на него. Эта фраза должна была хорошо лечь на пленку. Но что из того? Она ничего не доказывает.
— Тоц-ци-и-и.
—Отвяжитесь от моего брата.
Тоцци снова обхватил Сола, притянул к себе и улыбнулся ему в лицо.
Сол потянулся своей лапищей к его горлу, но Тоцци перехватил запястье Иммордино:
— Что такое? Снова хочешь убить меня? Ты пытался уже дважды, и оба раза неудачно. Я тебе не по зубам.
Сол отбил руку Тоцци. И горловым голосом произнес:
— Тебе просто повезло.
Пульс Тоцци зачастил. Он надеялся, что и эта фраза записана. Сол признался, по крайней мере косвенно. Из его ответа следовало, что он подослал и того, кто ранил Тоцци в ногу, и того, кто убил Джона. Фраза прозвучала отчетливо. Голос довольно хриплый. Но он записан,и может быть, этой записи окажется достаточно, чтобы судить его за убийство Паласки. Может быть... а может, и нет. Всего три хрипло произнесенных слова, их недостаточно для доказательства, что Сол вменяем. Даже если его удастся привлечь к суду за убийство Джона, адвокат, как всегда, сошлется на невменяемость. Радость Тоцци улетучилась. Сол очень умен. Он не станет говорить по-настоящему.Черт.
