Гарри Грей - Однажды в Америке
— Да, а что? — спросил я.
— Это прислала Элен. — Он протянул мне тысячедолларовый банкнот. — Она сказала, что ты оставил его на столике. При этом ты жутко пил и лил крокодиловые слезы.
Я ничего не ответил.
Он продолжал мягко и успокаивающе:
— Она сказала, что ты все время говорил о какой-то девушке.
— Я был пьян, — пробормотал я.
— Она забыла имя той телки, по которой ты так страдал, — прибавил Косой. — Мы ее знаем?
— Послушай, Косой… — начал я раздраженно.
— Вот что. Косой, заканчивай, — предупредил Макси. — Допустим, у Лапши несчастная любовь. Ну и что из того? — заметил он философски. — Это его личное дело.
Он налил мне виски. Выпив бокал, я почувствовал себя немного лучше. Макс налил мне еще. Это изменило мою точку зрения. Я улыбнулся Косому. Он похлопал меня по спине. Это означало извинение.
— Ты ведь знаешь, что я просто шучу, правда. Лапша?
— Да, тем более что я это заслужил. Вчера я вел себя как дурак.
Теперь я мог более отстраненно взглянуть на события последней ночи.
— Должно быть, она классная девчонка? — вопросительно улыбнулся Патси.
— Да, она классная девчонка, — согласился я с тоской.
— Забавно. — Макси задумчиво взглянул на меня. — Забавно, что парень вроде тебя, знающий женщин вдоль и поперек, мог попасть в такую переделку. После всех девок, которые у тебя были. — Он с недоверием покачал головой. — Сколько у тебя было женщин, Лапша? Начиная с Пегги.
Этот вопрос Макс задал со смехом.
— Боюсь, не сосчитаю, — скромно ответил я.
— Мы от тебя тоже не отставали, — заметил Макс. — Как бы там ни было, ты должен знать, что женщина — это всего лишь женщина. — Он пыхнул «Короной». — А вот хорошая сигара — это вещь.
— Такое уже говорили раньше, — возразил я лаконично.
— В самом деле? — не мог поверить Макс. — Тот, кто это сказал, наверняка был умный парень, такой же, как и я, — усмехнулся он. Макс откинулся назад, свободно развалившись в кресле. Кольца дыма от его сигары поднимались к потолку. Он стал философствовать: — Такие умные парни, как мы, должны знать об этом лучше, чем кто-либо другой, потому что у нас были телки всех видов, размеров, форм, цветов и национальностей. И мы знаем, что, как их ни поворачивай, всегда найдешь одно и то же. — Макс замолчал, глядя, как кольца дыма восходят к потолку. Ему не хватало слов. Он повернулся ко мне. Разве я не прав, Лапша? — Макс улыбнулся. — Разве я не прав? Женщина есть женщина. Как ее ни поверни, всегда найдешь одно и то же.
— Не всегда. — возразил я сухо. — Например, если повернешь гермафродита, можно наткнуться и на нечто неожиданное, а, Макси?
Эта мысль заставила его громко расхохотаться.
Косой спросил:
— А что есть у гермафродита?
— Все, — ответил я со смехом.
Наши шутки и рассуждения Макси о женщинах пошли мне на пользу. Я сидел, дымил сигарой и думал о себе. Что это было за странное чувство — моя так называемая любовь к Долорес? Мне было трудно его определить. Я попытался это проанализировать, как все, что со мной происходило.
Бывали дни, недели, месяцы, когда ни одна мысль о ней не приходила мне в голову. А если она и появлялась, я бросал на нее только беглый взгляд и тут же забывал. Но потом наступал день — например, как в тот раз, когда она звонила Мо, и я говорил с ней, — ее голос проникал в меня, словно волшебство. Будто что-то просыпалось внутри меня. Наверное, лучше всего никогда не думать и не слышать о ней, просто забыть о ее существовании. Послать ее к черту раз и навсегда.
Макси посмотрел на часы:
— Ладно, пора идти.
— Что случилось, Макс? — спросил я, когда мы выходили.
— О, я и забыл, что ты не знаешь. Мне позвонили из офиса вчера вечером. Мы идем домой к Фрэнку.
— Как ты думаешь, что нужно боссу? — поинтересовался Патси, когда мы ехали по городу.
Макс пожал плечами:
— Не знаю. Вчера я говорил с главным офисом. Все, что они сказали, это: «Приезжайте в дом Фрэнка на Сентрал-парк-Вест».
Косой, сидевший за рулем, сказал:
— А я думал, он все еще в Новом Орлеане.
— Эй, Макс, — недоверчиво спросил Патси, — ты хочешь сказать, что он встает в такую рань, чтобы заниматься делами?
Макс ответил:
— Этот парень — самый большой трудяга во всем Синдикате. Его день начинается раньше семи, и потом он работает до часу, до двух и до трех ночи. Я слышал, что иногда он работает круглые сутки.
Косой спросил:
— Интересно, он платит себе за сверхурочные?
— Он себя не обижает, — заверил его Макс. — У него десять штук в неделю на одних только игровых автоматах.
Я присвистнул:
— Это выходит полмиллиона в год на одних автоматах.
— А как насчет спиртного, пива, казино, собачьих бегов, ночных клубов, недвижимости и другого легального бизнеса, которым он занимается? — прибавил Макси.
— Вот черт, — сказал Патси. — На сколько же он тянет, как ты думаешь, Макс?
Тот пожал плечами:
— Откуда мне знать? Скорее всего, он и сам точно не знает. Примерно десять или пятнадцать миллионов в год.
Косой съязвил:
— Неужели ему этого хватает?
Макси спросил:
— А помнишь, Лапша, как он начинал охранником в игорных притонах и получал по пятнадцать долларов за ночь?
— Да.
Макс продолжал:
— А потом он стал играть в собственные игры. И вот что я вам скажу, ребята. Каждый, кто имел с ним дело, всегда мог рассчитывать на честную игру. В тех местах, где он заправлял, не было ни шулерства, ни обмана. Всегда все было по-честному. Так что свое нынешнее место он получил по праву. Он его заслуживает. У него есть характер. Если он дает слово, ты можешь на него положиться, даже если речь идет о его жизни или о десяти миллионах баксов. Я прав, Лапша?
Да. Он отличный парень. Всегда держит слово.
Косой свернул на Сентрал-парк-Вест. Мы проехали несколько кварталов.
— Вот его дом, с навесом, — сказал Макси.
Косой выжал сцепление, перешел на нейтральную скорость и мягко поставил «кадиллак» под навес. Привратник, стоявший у большого вычурного дома, узнал нас, открыл дверцу и поприветствовал улыбкой. Мы вылезли из машины и направились к дому во главе с Большим Макси.
В холле к нам подошли два высоких крепких молодца в серой униформе. Они доброжелательно кивнули.
Один из них сказал:
— Одну минутку, ребята. Приказ есть приказ. Я должен получить «добро» сверху.
Он подошел к домашнему телефону, воткнул шнур и прошептал в трубку несколько слов. Повернувшись к нам с улыбкой, он сказал: «Все в порядке». Парень проводил нас до второго вестибюля к лифту. Мы поднялись на верхний этаж.
Макси нажал кнопку звонка. Дверь открыл улыбающийся мулат в белом воротничке и весело нас поприветствовал:
— Доброе утро, джентльмены. — Он принял у нас шляпы и кивнул в сторону бара, спросив: — Что-нибудь выпьете или вам принести кофе? Босс появится через несколько минут.
Макс сказал:
— Предпочитаем что-нибудь покрепче.
— Разумеется, мистер Макс. Прошу вас, джентльмены.
Он проводил нас в бар. Это было роскошное помещение, отделанное с отменным вкусом и не уступавшее лучшим коктейльным залам Нью-Йорка. Его стены украшал импортный голубой кафель, привезенный из Италии. В дальнем углу стоял знакомый предмет, который в этой обстановке казался неуместным, — игральный автомат.
Мулат принес нам напитки:
— Лед, воду или содовую, джентльмены?
— Ничего, спасибо. Разбавлять не нужно, — ответил Макси. — Как поживаете, как здоровье жены?
Мы оба чувствуем себя превосходно, спасибо, мистер Макс.
Мулат и его жена служили Фрэнку уже много лет, с тех нор как он пошел в гору. Непритязательный штат прислуги для человека его состояния и положения, подумал я. Хотя какого черта? Он, наверное, и дома-то почти не бывает, да и особняк этот не выглядит особенно большим. Насколько я знал, у него было больше десятка других апартаментов и домов в разных частях страны. Разумеется, его нынешнее обиталище мало походило на ту маленькую, темную, обшарпанную квартирку, в которой он провел детство. Да, далеко ушла его дорога от грязных кварталов в сердце восточного Гарлема.
Мы стояли спиной к двери. Когда мы пили по второй, я услышал, как кто-то вошел в комнату.
Приятный низкий голос произнес:
— Привет, ребята. Как дела?
Мы обернулись. Он стоял, протянув нам обе руки, с дружеской улыбкой на смуглом, чисто выбритом, обаятельном лице. Он был одет в королевский пурпурный халат с поясом, затянутым вокруг узкой талии. Эта одежда подчеркивала ширину его плеч. Из кармашка халата высоко высовывался белый носовой платок с вышитой монограммой. Его черные волосы были гладко зачесаны со лба.
Помню, в художественной галерее я как-то видел портрет одного средневекового короля. Вот и сейчас я видел то же самое сочетание грубости и утонченности в лице, тот же выдающийся нос, те же проницательные, умные и ясные глаза.
