Дэшилл Хэммет - Сотрудник агентства "Континенталь"
Мрачный урод собрал со стула вещи, извлеченные из моих карманов, и исчез за портьерой.
– Пожалуйста, сядьте, мистер Трейси, – с улыбкой обратилась ко мне миссис Квейр.
Я сел.
Из-за портьеры донесся новый голос: неторопливый баритон с заметным британским акцентом, свидетельствующий о появлении образованной особы.
– Что происходит, Хук? – спросил голос.
Резкий голос ответил:
– Очень много. Они вышли на нас! Я как раз выходил на улицу, когда увидел этого типа, я его знал и раньше. Лет пять-шесть назад мне показали его в Филадельфии. Не помню, как его зовут, но морду его я запомнил. Он из Континентального детективного агентства. Я немедленно вернулся, а потом мы с Эльвирой наблюдали за ним из окна. Он шастал от дома к дому по другой стороне улицы и о чем-то спрашивал. Потом перешел на нашу сторону и, немного погодя, позвонил в дверь. Я сказал старухе и ее мужу, чтобы они впустили его, а потом попытались что-нибудь из него вытянуть. Он начал что-то выдумывать о парне, который будто бы был свидетелем того, как какую-то старуху ушиб трамвай, но это вздор. Он хотел узнать о нас. Я вошел и приставил ему ствол к глотке. Я хотел подождать тебя, но побоялся, что он что-нибудь учует и слиняет.
Голос с британским акцентом:
– Ты не должен был ему показываться. Они бы и дальше сами с ним управились. Хук.
– А какая разница? Он и так о нас все знает. А если даже и нет, то нам все едино.
Голос с британским акцентом сквозь зубы:
– Разница может оказаться очень большой. Это было глупостью.
Хук с визгливыми нотками в голосе:
– Глупость, да? По тебе так все глупость. Надоело! Кто проделал всю работу? Кто все тянет? Ну?! Где...
Молодой женский голос:
– Спокойно, Хук, мы знаем все это наизусть.
Шелест бумаг, и снова голос с британским произношением:
– В самом деле, Хук, ты прав. Он действительно детектив. Здесь есть его лицензия.
Женский голос из другой комнаты:
– Ну и что мы будем делать?
Хук:
– Проще простого. Замочим шпика.
Женский голос:
– И наденем себе петлю на шею?
Хук, с угрозой:
– А так у нас на шее нет петли, а? Ведь этот тип ищет нас по делу в Лос-Анджелесе, разве не так?
Голос с британским произношением:
– Ты осел, Хук, и к тому же безнадежный. Предположим, что этот тип интересуется лос-анжелесским делом, что вполне вероятно, ну и что же? Он работает в Континентальном агентстве. Может ли быть, что его фирма не знает, где он находится? Они наверняка знают, куда он пошел, наверняка знают о нас столько же, сколько знает он. Убивать его ни к чему. Это только ухудшило бы дело. Его нужно связать и оставить здесь. Уверен, что до завтра его никто не начнет искать.
Ах, как я был благодарен этому голосу с. британским произношением! Кто-то был на моей стороне, по крайней мере, настолько, чтобы позволить мне жить. Последние несколько минут я пребывал отнюдь не в наилучшем настроении. Тот факт, что я не видел людей, которые решали вопрос – жить мне или умереть, делал мое положение еще более отчаянным. Теперь я чувствовал себя немного лучше, хотя до радости было очень далеко. Я чувствовал доверие к голосу, высказавшемуся за меня. Это был голос человека, привыкшего командовать.
Хук, с рычанием:
– А теперь я скажу тебе, братишка! Этот тип должен исчезнуть. Здесь не может быть двух мнений. Я не рискую. Болтай себе, что хочешь, но я должен позаботиться о собственной голове. И я буду чувствовать себя в большей безопасности, если этот тип не сможет трепать языком. Это точно!
Женский голос, с неудовольствием:
– Ах, Хук, будь хоть немного рассудительней!
Голос с британским акцентом, медленно, но очень решительно:
– Нет нужды дискутировать с тобой, Хук, потому что ты обладаешь инстинктами и разумом троглодита. Ты понимаешь только один язык, и именно на этом языке я буду с тобой говорить, сынок. Если ты от сего момента и до нашего ухода захочешь сделать какую-нибудь глупость, то повтори про себя два или три раза: «Если он умрет, умру и я». Скажи это так, как если бы ты цитировал библию, потому что это такая же правда.
А затем наступила такая напряженная тишина, что я почувствовал, как мурашки поползли по моей не слишком чувствительной коже.
Когда в конце концов чей-то голос прервал эту тишину, то, хотя он был тихим и спокойным, я дернулся, как от выстрела.
Это был все тот же голос британца, самоуверенный, командный, и я почувствовал, что снова могу дышать.
– Прежде всего выпроводим стариков, – сказал голос. – Ты, Хук, займешься нашим гостем. Свяжи его, а я возьму акции.
Портьера раздвинулась, и в комнату вошел Хук, грозный Хук, на бледно-желтом лице которого выделялись зеленоватые веснушки. Он направил на меня револьвер, после чего коротко и резко бросил супругам Квейр:
– Он хочет вас видеть.
Супружеская пара встала и вышла.
Тем временем Хук, продолжая держать меня на мушке, сорвал шнур, поддерживающий плюшевую портьеру. Затем он подошел ко мне и старательно привязал меня к стулу.
Когда он кончил привязывать меня и отступил на шаг, чтобы полюбоваться моим видом, я услышал, как легко затворилась парадная дверь, а потом – легкие шаги над головой.
Хук посмотрел в направлении шагов, и его маленькие, водянистые глазки смягчились.
Портьеры шевельнулись, как будто за ними кто-то стоял, и я услышал уже знакомый мне звонкий женский голос:
– Что?
– Иди сюда.
– Лучше не надо. Он...
– К черту его! Иди! – рявкнул Хук.
Она вошла в комнату, и в свете торшера я увидел девушку лет двадцати двух, стройную и гибкую, одетую на выход – только шляпку она держала в руках. Свежее личико обрамляла масса огненно-рыжих волос. Серые, как дым, глаза – прекрасные, но слишком широко расставленные, чтобы вызывать доверие, – с насмешкой поглядывали на меня. Ее алые губы посмеивались, приоткрывая острые, как у зверька, зубы. Она была красива, как дьявол, и вдвое опаснее.
Она смеялась надо мной – толстым типом, связанным, как овца, с углом зеленой подушки во рту.
– Чего ты хочешь? – спросила она урода.
Он говорил шепотом, ежеминутно с беспокойством поглядывая вверх, откуда продолжали доноситься звуки мужских шагов.
– Что скажешь насчет того, чтобы вывести его из игры?
Веселье исчезло из ее дымчато-серых глаз; она, видимо, принялась за калькуляцию.
– У него сто тысяч, одна треть принадлежит мне. Неужели ты думаешь, что я прохлопаю такой случай? Наверное уж нет! А если нам захватить все сто тысяч, а?
– Как?
– Предоставь это мне, беби. Ты пойдешь со мной, если я получу все? Знаешь, с тобой я всегда буду хорошим...
Девушка усмехнулась, как мне показалось, пренебрежительно, но ему, видимо, это понравилось.
– Ты говоришь, что будешь со мной хорошим, – сказала она, – но послушай, нам это не удастся, если ты не прикончишь его. Я его знаю! Если он будет в состоянии добраться до нас...
Хук облизал губы и окинул взглядом помещение. По всей вероятности, ему вовсе не хотелось иметь дело с обладателем британского акцента. Жадность, однако, оказалась сильнее страха.
– Я сделаю это, – буркнул он. – Я его сделаю. Но ты-то говоришь серьезно? Пойдешь со мной, если я его прикончу?
Девушка протянула руку.
– Договор заключен, – сказала она, и он ей поверил.
Его мерзкое лицо разгладилось и порозовело; теперь оно явно выражало безграничное счастье. Он глубоко вздохнул и расправил плечи. На его месте я тоже поверил бы ей – каждый из нас когда-нибудь позволял обманывать себя подобным образом, но глядя на это со стороны, связанный, я знал, что бочонок нитроглицерина был бы для него куда безопасней, чем эта девушка. Потому что девушка была очень опасна. Тяжелые времена наступали для Хука.
– Сделаем так... – начал Хук и, не договорив, оборвал фразу.
В соседней комнате послышались шаги. Из-за портьер мы услышали голос с британским акцентом, теперь уже несколько раздраженный.
– Однако это и в самом деле слишком! Я лишь на минуту оставил вас, а вы уже натворили дел. Эльвира, как тебе могло прийти в голову выйти сюда и показаться нашему детективу?.
Страх на мгновение блеснул в ее глазах, а потом она сказала:
– Побереги нервы, а то еще больше пожелтеешь от страха. С твоей драгоценной шеей ничего не случится.
Портьеры раздвинулись, и наконец я вытянул шею, чтобы увидеть человека, благодаря которому я все еще оставался жив. Я увидел низенького толстого мужчину в плаще и шляпе, с дорожной сумкой в руке.
Потом на его лицо упал свет лампы, и я увидел, что это лицо китайца. Толстого, низенького китайца, одежда которого была столь же безукоризненна, как и его произношение.
– Цвет лица здесь ни при чем, – сказал он, и я только теперь понял смысл язвительного замечания девушки. – Речь лишь о здравом смысле.
