Пошел купаться Уверлей - Высоцкий Сергей Александрович

Посторонние звуки стихли, но минут через десять Корнилов почуял острый запах керосина.

«Уж не решил ли он запалить костер в моем саду? — сердито подумал Игорь Васильевич. И тут же ему пришла в голову мысль о том, что туристы не таскают с собой в лодках бутылки с керосином и гордятся тем, что умеют зажечь костер с одной спички. — Неужели хулиганье?»

Он снял со стены малокалиберный карабин, подаренный ему сотрудниками угро, когда он уходил в отставку, осторожно передернул затвор, дослав патрон в патронник, и, раздвинув занавеску, выглянул с веранды.

Мужчина в темной штормовке выгребал сено из большого наматрасника и засовывал в подвальное оконце дома. Из другого оконца уже валил дым и вырывались языки пламени. Рядом с мужчиной стояла небольшая канистра.

— Руки за голову! — негромко скомандовал Корнилов. — Не то продырявлю.

Мужчина бросил наматрасник, медленно, не поворачивая головы, поднялся и медленно стал тянуть руки вверх. Этот прием был генералу знаком уже лет сорок.

Все произошло так, как он и думал: когда руки оказались на уровне груди, мужчина молниеносным движением выхватил из подмышечной кобуры пистолет и, падая в траву, начал стрелять на голос. Но Корнилов уже успел отскочить в сторону.

Посыпались стекла. Несколько пуль, пролетев в раскрытую дверь, ударились о кирпичную кладку, возле которой стоял любимый диван генерала, и отрикошетили с высоким поющим звуком. А самих выстрелов почти не было слышно. Пистолет у поджигателя был с глушителем.

Выждав минуту, Корнилов осторожно выглянул в окно. Теперь огонь уже вырывался из второго подвального оконца.

«Эта сволочь меня поджарит». Он оглядел сад. Поджигателя не было видно. Игорь Васильевич подошел к двери, стараясь не скрипнуть половицей и моля Господа, чтобы не напороться голой ступней на стекла. Бесшумно отодвинул засов, но как только резким ударом ноги распахнул дверь в сад, над головой опять запели пули. Теперь он увидел мужчину, отступавшего по тропинке к реке и продолжавшего палить.

Корнилов выстрелил навскидку. Мужчина молча сунулся лицом в густые кусты шиповника. Даже не вскрикнув.

Если бы не огромный огнетушитель, подаренный Игорю Васильевичу его старым приятелем — начальником пожарной охраны области, тоже генералом, которого тем не менее друзья именовали брандмайором, — дом бы сгорел.

Но этот могучий динозавр, который Корнилову с трудом удалось сорвать с крюка на стене, изрыгнул столько пены, что забил ею весь подвал.

Прислушиваясь к шипению, доносящемуся из подвальных окон, генерал подумал с сожалением: «Ну вот, пропало земляничное варенье. А Оля так старалась!»

Убедившись, что огонь задохнулся, Корнилов подошел к приткнувшемуся на кусты поджигателю. Он был мертв, пуля попала в левую сторону груди. Наверное, в сердце.

Падая, мужчина в последнее мгновение повернулся и упал на кусты спиной, а не лицом. Ему было лет тридцать — тридцать пять. Блондин, с мелкими и резкими чертами лица. Пистолет, как показалось Корнилову, «вальтер», валялся на дорожке. Игорь Васильевич не стал его поднимать. Не стал снимать с кустов убитого. Только осторожно проверил карманы. Как он и ожидал, они оказались пусты — ни единой бумажки, ни ключей. Но в боковом кармане штормовки Корнилов обнаружил крошечный радиотелефон — на телевидении только что началась шумная кампания по их рекламе. А вот господин поджигатель такой моделью уже пользовался. Позвонить по радиотелефону и не нарушить отпечатки пальцев было невозможно. Но не дожидаться же утра? Да и уходить далеко от дома Игорь Васильевич не решился. У преступника мог быть сообщник. Корнилов предпочел использовать представившуюся возможность и вызвать милицию по радиотелефону.

Участкового оперуполномоченного Лысенко, Витюшу, как величали лейтенанта местные жители, Корнилов знал хорошо. Разбитной, словоохотливый паренек изредка наведывался к нему в гости «засвидетельствовать почтение», как высокопарно выражался Лысенко, а заодно узнать, не беспокоят ли отставного генерала рождественские алкоголики, не будят ли по номам доморощенные поклонники техномузыки.

Номер телефона лейтенанта Корнилов помнил — четыре тройки. В предутренней тишине длинные гудки прозвучали необычно громко. У Корнилова мелькнула мысль о том, что эти гудки услышат и на соседних дачах. И тут же на ум пришла горькая непрошеная мысль: неужели никто не слышал перестрелки? Ладно, выстрелы пистолета с глушителем — они прозвучали не громче, чем хлопки открывающихся бутылок с шампанским. Но выстрел из винтовки? Звон разбитого стекла, визг отрикошетивших пуль, клубы дыма? Неужели побоялись высунуть нос, спросить, что происходит?

Длинные гудки продолжались, но Корнилов упрямо ждал — не верил, что в доме опера никого нет. Наконец трубку сняли. Послышался грохот, звонкий мужской голос пустил витиеватый матерок и тут же доложил:

— Лейтенант Лысенко у аппарата.

— Виктор, это Корнилов. Я тебя разбудил?

— Никак нет, товарищ генерал, не разбудили! — весело отрапортовал опер. — Корову выгонял в поле. А вернулся — слышу, названивают. Поторопился, аппарат об пол звезданулся.

— Извини, что тревожу ночью.

— Да уже утро, Игорь Васильевич. А телефон у меня железный, роняй сколько хочешь. У вас что-то случилось?

— Случилось. Один тип решил меня зажарить. — Он коротко рассказал лейтенанту о ночном происшествии.

Лысенко все схватывал с лету, не задавал лишних вопросов. Только поинтересовался:

— «Скорую» вызывали?

— Это уже не к спеху.

— А наших?

— Я решил, что будет правильней, если это сделаешь ты. И встретишь их на месте.

— Спасибо, товарищ генерал. Сейчас лечу.

Ему показалось, что едва он отключил телефон, как за Оредежем уже послышался суматошный треск мотоцикла. Через пять минут Лысенко подъехал к даче.

— Скоро подъедет опергруппа, — доложил он. — Сегодня дежурит мой приятель, майор Бородин. Он знает, как сюда побыстрей добраться.

Игорь Васильевич показал оперу труп, пистолет, валяющийся на дорожке. Передал ему радиотелефон:

— Извини, брат, полапал. Иначе позвонить неоткуда. Не ждать же, пока почта откроется!

— От Творожниковых не пробовали?

— Не знал, что у них есть телефон.

— А сами не предложили?

— Да, наверное, нет у них на даче никого. Все в городе. — И в это время в одном из окон соседского дома зажегся свет.

— Да-а! — многозначительно протянул Лысенко и добавил: — Дела и случаи!

— Вот тебе и да. Никто из них носа не высунул.

— Игорь Васильевич, а как этот, — лейтенант кивнул на убитого, — к вам добирался? Наверное, где-то машина стоит?

— По-моему, на лодке.

— Глянем?

Они подошли к реке. Причем Лысенко словно бы ненароком осторожно оттеснил Корнилова назад, достал свой табельный «макаров» и пошел первым.

Небольшая надувная лодка сиротливо лежала на песке, рядом валялось короткое весло. Ночной гость даже не привязал лодку за прибрежные кусты, а на плотине старой ГЭС подняли затвор, и вода в реке быстро прибывала. Она пенилась, подбираясь к лодке, шевелила ее корму. Еще несколько минут, и стремительный поток унес бы ее вниз по течению.

Они подняли лодку ближе к кустам, привязали за толстую ольху.

Когда, возвращаясь к дому, проходили мимо убитого, кусты шиповника неожиданно разошлись и он упал на землю.

— Свят, свят! — Лысенко испуганно перекрестился. А когда оправился от испуга, спросил: — Вам, Игорь Васильевич, за время службы много приходилось убивать преступников?

— Этот — первый.

— Как?! — изумился лейтенант. — Вы ж всю жизнь в угро отбухали! С опера, как и я, начинали! И никого не убили? Я как-то в журнале читал большую статью про вас. Про то, в каких передрягах вы участвовали. И ни одного не убили?

— Ни одного, Виктор. Вот потому у меня на душе сейчас кошки скребут.

— Пс-с! Не вы, так он бы вас, сволочь! — Лысенко посмотрел на разбитые окна веранды, на расщепленные пулями доски. Уже совсем рассвело и стало хорошо видно, как постарался поджигатель. Картина была жутковатая. «А ведь досочки-то на веранде тонюсенькие! — мелькнула у Корнилова запоздалая мысль. — А я за ними прятался».