Сергей Устинов - Стеклянный дом, или Ключи от смерти
Разумеется, это гипербола: притаившись на заднем сиденье, я старался не слишком себя афишировать. К тому же можно было надеяться, что в такое время младенцы по улицам не разгуливают. Но, кроме шуток, время шло, и часики тикали отнюдь не в мою пользу. Ибо мысли о том, чтобы уехать отсюда несолоно хлебавши, я не допускал, а если еще немного проторчать тут в нерешительности, начнет светать — и тогда все точно пойдет насмарку. Сунув прибор ночного видения в сумку к прочему приготовленному на сегодня инвентарю, я решительно распахнул дверцу и выбрался наружу.
Причин моих колебаний и опасений было по крайней мере две. Одна заключалась в том, что с помощью визуальных наблюдений мне так и не удалось с точностью установить, в какой из комнат находится охрана. Другой причиной были скрытые телекамеры наружного наблюдения. Я не сомневался, что они есть — это азбука любой грамотно организованной системы безопасности. Но обнаружить их мне не удавалось. Ну что ж, похоже, это как раз тот самый случай, когда глаза боятся — руки делают.
Впрочем, поначалу пришлось задействовать ноги. Особняк стоял в глубине квартала, от проезжей части его отделяла витая чугунная решетка с узорными воротами и небольшой газон, после прошедшего дождя тускло поблескивающий в рассеянном свете уличного фонаря. Ворота, хоть и снабженные калиткой, мне явно не годились: вряд ли удастся незаметно пересечь эту открытую со всех сторон лужайку, поросшую чахоточным городским кустарником, не способным надежно укрыть даже кошку. Поэтому лобовая атака отменялась, и в поисках обходных путей я двинулся по тротуару вправо, туда, где посреди соседней грузной пятиэтажки с облупившимся фасадом чернела разинутая пасть подворотни.
Под подошвами хрустело битое стекло, шелестели обрывки бумаги, а может, не убранные с прошлой осени сухие листья. Успешно миновав, судя по запаху, притаившиеся во мраке мусорные баки, я оказался на дне глубокого каменного мешка. В незрячих окнах, выходящих в этот колодец, не было ни огонька, и только благодаря размытому в редеющих тучах лунному пятну мне удалось рассмотреть, что двор проходной. Следующая арка с низким, как в склепе, потолком привела меня на тюремного вида задворки, с трех сторон окруженные кирпичной стеной в два человеческих роста. Это был тупик. Но если я не утратил ориентации, нужный мне особнячок должен был располагаться где-то совсем близко по левую руку, и, прежде чем повернуть назад, я для очистки совести решил все-таки обследовать преграду с более близкого расстояния, за что неожиданно оказался вознагражден.
Я бы не удивился, узнав, что стенку эту нагородили еще во времена, когда сгоревшая от копеечной свечи Москва отстраивалась после пожара двенадцатого года. Рябая от выпавших кирпичин, она вблизи уже не имела устрашающе неприступного вида. Привстав на цыпочки и ощупав ее поверхность ладонями, сколько удалось дотянуться, я пришел к выводу, что при известной степени ловкости и везения можно попытаться влезть на гребень. И немедленно к определению этой степени приступил.
Поначалу дело пошло неплохо, я довольно быстро оторвался от земли настолько, что перестал видеть почву под ногами. Впрочем, в окружавшей меня кромешной темноте это, конечно, было не самым объективным критерием моих достижений. Однако дальше начались сложности. Во-первых, баул со всяким необходимым для осуществления моих планов барахлом сильно оттягивал правое плечо, норовя при этом соскользнуть вниз и хорошенько треснуть меня по ребрам. В эти минуты я горько пожалел о том, что выбрал эту полуспортивную сумку на одной лямке вместо старого доброго заплечного рюкзака, но, с другой стороны, кто ж мог представить, что мне придется в эту ночь заниматься еще и альпинизмом? Во-вторых, обманчивая доступность этой антикварной стенки обернулась своей изнанкой: пересохшие от старости кирпичи крошились под пальцами, один из них вылетел чуть не целиком, чувствительно заехав мне в лоб, и пару раз я едва не сорвался вниз. Мысль о том, что при падении на землю меня внизу встретит асфальт, а сверху припечатает тяжелая сумка, болтающаяся на моем плече, наполняла все мое существо злостью на собственный идиотизм. Но, может быть, только благодаря этому здоровому чувству я дополз в конце концов до вершины.
Оседлав гребень, я решил передохнуть, вытрясти из волос кирпичную труху и по возможности провести рекогносцировку. Достав из сумки бинокль, я приладил его к глазам и окинул взглядом окрестность. Мои страдания оказались не напрасны: особняк фирмы «Скорпион» действительно обнаружился по ту сторону забора, я обогнул его с фланга и вышел в тыл. Буйной растительности, способной послужить в целях маскировки, и тут, впрочем, не наблюдалось, но в этом отношении можно было рассчитывать на несколько кряжистых корявых тополей, растущих на заднем дворе. Один из них, судя по толщине ствола, ровесник кирпичной стенки, устало прислонился прямо к ней. Почему-то мне не улыбалось больше испытывать альпинистское счастье, и я, вспомнив детство, ухватился за мощные мозолистые от времени ветви и в два или три приема соскользнул вниз. Правда, чертова сумка напоследок все же довольно болезненно врезала мне по копчику, но в целом можно было считать, что первую полосу препятствий я прошел при минимальных потерях: ссадина на лбу да пара-тройка обломанных ногтей не в счет.
Теперь пора было переходить к активным действиям. Короткими перебежками под прикрытием тополей я вскоре оказался у подножия особняка. Он выглядел вымершим, в редких выходящих на зады окнах не мелькало даже лучика света. Но стальные решетки имелись в достаточном количестве, и можно было с уверенностью предположить, что стекла и рамы в свою очередь защищены охранной сигнализацией. А поскольку не вызывало сомнений, что ко всему прочему стальную входную дверь на фасаде стерегут живые и наверняка неплохо вооруженные сторожа, проблема бесшумного проникновения в это помещение путем банального взлома становилась неразрешимой. Вернее, почти неразрешимой. Это «почти» зижделось, а вернее сказать, с трудом балансировало на гребне моего зыбкого, как песчаный бархан, совершенно авантюрного плана, и поэтому, прежде чем окончательно решиться на его осуществление, я добросовестно попытался исследовать все другие возможности.
Последней, перед тем, как пуститься во все тяжкие, надеждой оставался черный ход. Все дома должны иметь запасной выход хотя бы из соображений пожарной безопасности, а обитателей этого особнячка должна была заботить и безопасность иного рода. Согнувшись в три погибели и медленно продвигаясь на корточках вдоль стены здания, я неожиданно обнаружил сразу две двери, расположенные буквально в метре одна от другой. К первой вели вверх три щербатые каменные ступеньки (собственно, неожиданность обнаружения состояла как раз в том, что я с размаху налетел на них в темноте, больно ушибив колено). Эта дверь, похоже, мало чем отличалась от той, которая выходила на фасад: массивный стальной лист с глазком посередине и личинки двух весьма основательных запоров говорили, что обитатели твердыни в равной мере серьезно подходят к обороне как фронта, так и тыла. А вот вторая дверь, к которой две вросшие в землю замшелые ступени, наоборот, спускались, выглядела отнюдь не так неприступно. Правда, она тоже была обита железом, но результаты, как сказали бы врачи, пальпации показали, что это всего лишь играющая под пальцами тонкая жесть, а грубо вырезанное в ней отверстие для пробоя незамысловатого замка свидетельствовало о том, что, кажется, в обороне крепости наметилась брешь.
Я уже лихорадочно начал раздумывать на тем, какая из моего набора отмычек лучше подойдет к данному случаю, когда с невыносимо громким в ночной тишине скрипом дверь под моими ладонями вдруг поехала назад. Отпрянув, я замер в ужасе, готовый в любое мгновение броситься наутек, даже уши, кажется, прижав для лучшей обтекаемости. Целую вечность, секунд двадцать или даже двадцать пять, я провел в низком старте, пока не решил, что можно скомандовать себе «отбой». Никакой реакции из глубины особняка на мое вторжение не последовало, поэтому я развернулся в сторону открывшегося черного провала, достал из наружного отделения сумки фонарик и с глубоким разочарованием понял, что возликовал слишком рано. Моим глазам предстало подвальное помещение с низким бетонным сводом, что-то вроде котельной, интерьер которой состоял главным образом из двух котлов и многочисленных труб вдоль стен. В углу стоял заваленный хламом, усыпанный металлическими опилками верстак с огромными, предназначенными для нарезки сгонов тисками, рядом с ним пара железных табуреток, а пол, как положено в подобного рода каптерках, был завален промасленной ветошью и разным железным мусором. Исследовав все это хозяйство в свете фонаря и определив, что больше никаких входов и выходов эта, с позволения сказать, рекреация не имеет, я утратил к ней всякий интерес и двинулся дальше по периметру дома.
