Ричард Сэйл - Обитель зла
You'll Die Laughing
Norbert Davis
Известно много счастливых историй о трудолюбивых и сильно пьющих авторах, работавших на бульварные журналы или писавших низкопробные романы. Эти творческие работники с высокой производительностью труда выдавали по сто тысяч слов в год, а то и больше. Уолтер Б. Гибсон, который написал большинство романов за других авторов, прославился тем, что более двадцати лет подряд выдавал по миллиону слов в год. Некоторые работали на Голливуд, глянцевые журналы, радио и в дальнейшем телевидение, писали они и книги.
Но есть и грустные истории. Один из ярких молодых талантов, который продал первый рассказ в «Черную маску» еще в период учебы на юридическом факультете в Станфордском университете, Норберт Дэвис (1909–1949), так быстро добился большого успеха на этом поприще, что не удосужился сдать выпускные экзамены. Как только он заканчивал новый рассказ, тот тут же продавался. Вначале Дэвис печатался в бульварных журналах, затем в глянцевых, где платили больше, как, например, «Сатердей ивнинг пост». В его произведениях сочетаются быстро развивающееся действие, тайна, которая держит в возбуждении, и юмор. Казалось, что потенциал автора безграничен.
У него было несколько неудачных браков, его литературный агент скоропостижно скончался, а глянцевые журналы начали ему отказывать. Он уже давно отказался от публикаций в бульварной прессе, где начинал, и считал невозможным туда вернуться. По его мнению, это означало бы провал. В возрасте сорока лет он закрыл дверь гаража, запустил двигатель и умер от отравления выхлопными газами.
Рассказ «Умрешь со смеху» был впервые опубликован в 1940 году, в ноябрьском выпуске «Черной маски». В книге публикуется впервые.
Умрешь со смеху
Норберт Дэвис
Глава первая
Кровь глупцов
В безлюдном холле многоквартирного дома замер маленький толстый человечек. Его седые волосы вились ровными аккуратными волнами, и вид у него был просто ангельский. Даже теперь он выглядел кротким — с прикрытыми глазами и искаженным от боли лицом. Когда человечек пытался хватать ртом воздух, губы его странно искривлялись.
Близился рассвет; стоял дикий холод. Входная дверь в холл была открыта, ветер резко завывал на темной пустой улице, чем-то напоминающей каньон. Маленький полный мужчина сидел на выложенном плиткой полу, прислонившись спиной к стене. Он приходил в себя, вытянув вперед похожие на обрубки ноги. Прошло много времени, прежде чем он снова смог двигаться, оттолкнувшись от стены. Мужчина поворачивался — очень медленно и с большим трудом. От прилагаемых усилий дыхание его стало учащенным и отрывистым, но задуманное удалось, и он наконец встал на четвереньки.
Мужчина упрямо пополз к двери. Он открыл дверь пошире, слепо шаря рукой перед собой, и преодолел порог.
Ветер играл полами его длинного синего пальто. Оно билось о согнутые ноги, шлепало по телу и плотно закручивалось. Человека будто подгоняли вперед чьи-то нетерпеливые руки. Но он очень медленно спускался вниз по ступенькам, одолевая одну за другой, наконец добрался до тротуара, повернул и точно так же, на четвереньках, терпеливо направился вниз по склону к тусклому свету уличного фонаря на углу.
За его спиной под порывами ветра стучала открытая дверь, ведущая в пустой и холодный холл. Петли отрывисто скрипели, словно жалуясь. На стене, в том месте, где толстый человечек прижимался спиной, осталось неровное, смазанное кровавое пятно. Оно было ярко-красным и зловеще блестело.
* * *Дейв Блай спешил, как только мог, но только после шести вечера сумел добраться до офисного здания и взбежал по длинной, грязной и плохо освещенной лестнице на второй этаж.
Джанет все еще ждала его — он услышал стук пишущей машинки. Блай свистнул один раз, стук прекратился, и сквозь матовое стекло он увидел ее стройный силуэт. Это означало, что Джанет встала из-за письменного стола и надевает шляпу.
Блай поднялся по еще одному пролету на третий этаж. При мысли о предстоящем разговоре у него все сжималось внутри. Но он быстро приближался к освещенной двери в конце коридора. Буквы на стеклянной табличке были жирными, маленькими и широкими, в общем выглядели достойно. Надпись гласила:
«ДЖ. С. КРОЗЬЕР
Ссуды частным лицам»
Блай отворил дверь и вошел в узкую приемную. Личный кабинет босса был открыт, и оттуда послышался голос Дж. С. Крозьера:
— Блай, это ты?
— Да, сэр.
Заскрипел вертящийся стул, затем Крозьер появился в дверном проеме.
— М-да, ты сильно опоздал, — сказал он, не скрывая недовольства.
— Мне пришлось много побегать.
— Давай посмотрим, что ты принес.
Блай вручил ему аккуратную пачку чеков и счетов, а также отпечатанный на машинке список должников, вовремя не оплативших счета. Крозьер просматривал счета и чеки. Тени полосками ложились на его лицо. Глаза под очками без оправы увеличивались, превращаясь в бесцветные и бесформенные кляксы. Крозьер был мужчиной плотного телосложения, гордо державшим осанку. Но он носил парик, из которого торчали в разные стороны спутанные волосы, и выглядел смешно.
— Сорок три доллара! — воскликнул он и бросил пачку счетов на письменный стол Блая. — И половину этих чеков банк возвратит. Они окажутся недействительными! Немного ты сегодня сделал, Блай.
— Да, сэр.
Крозьер ткнул пальцем в отпечатанный на машинке список:
— А что с миссис Тремайн? Она не платит шесть недель. Ты ее видел?
— Она перенесла тяжелую операцию. Сейчас в больнице.
— Так почему ты не сходил туда?
— Я сходил, — ответил Блай. Он этого не сделал, но знал, что лучше соврать, а не пытаться объяснить, почему он не сходил к миссис Тремайн. — Меня к ней не пустили.
— О-о, как обычно! И когда пустят?
— На следующей неделе.
— Ты должен постараться ее увидеть как можно быстрее. Скажешь ей, что если не вернет ссуду, а также недоимку по процентам и штраф за просрочку, то может оставаться в больнице, потому что дома ей не на чем будет лежать.
— Хорошо.
Крозьер ухмыльнулся.
— А ты, случайно, не жалеешь ее, Блай? Больно ты чувствительный.
Блай ничего не ответил. Дж. С. Крозьер продолжал ухмыляться, рассматривая Блая бесцветными глазами. Его взгляд поднимался от ботинок Дейва, которые уже начали трескаться в носке, к потрепанному пальто и остановился на бледном и слегка вытянутом, усталом лице Блая. Вокруг рта у него пролегли морщинки.
— Вот я не могу позволить себе быть чувствительным, Блай. А ты?
Блай ничего не ответил, и Дж. С. Крозьер задумчиво произнес:
— Я разочарован в твоей работе. Может, ты не подходишь для таких мелких заданий. Ты не думал о том, чтобы в ближайшее время сменить место работы?
— Нет, — ответил Блай.
— Тебе непременно стоит об этом подумать. Хотя я понимаю, что сейчас трудно найти работу… Очень трудно, Блай.
Блая трясло от злости и ощущения безнадежности. Даже тошнота стала подступать к горлу. Он пытался скрыть свои чувства, причем так сильно, что ему показалось, будто мышцы у него на лице одеревенели. Но он знал, что у него ничего не получается. Крозьер заметил эту внутреннюю борьбу и усмехнулся. Они стояли молча друг напротив друга целую минуту, потом босс сказал:
— Это все, Блай. До свидания. — Слова прозвучали тихо, но в них прекрасно слышалась ирония.
— До свидания, — с трудом выдавил из себя Блай.
Крозьер позволил ему дойти почти до самой двери, прежде чем произнес:
— О-о, кстати, Блай!
Блай развернулся.
— Да?
— Тот дворник из твоего дома. Гас Финдли. Он задержал платеж уже на три недели. Вытяни из него что-нибудь сегодня вечером.
— Хорошо, я попытаюсь.
— Нет, — жестко сказал Крозьер. — Не пытайся, Блай, а сделай. Я считаю, что в этом случае ответственность лежит на тебе. Обращаясь за ссудой, он упомянул тебя, поэтому я, естественно, поверил в то, что он сможет ее вернуть. Получи от него хоть сколько-нибудь денег сегодня вечером.
Блай вышел и закрыл за собой дверь. Его ждала Джанет, худенькая невысокая девушка с бледным лицом, в темной шляпе с полями. Она беспокоилась за Блая. Джанет взяла его под руку, и Блай оперся на нее. Его душила ярость, причем так сильно, что было трудно дышать. Но мгновение спустя он взял себя в руки, распрямил спину и пошел, поскольку знал, что Крозьер прислушивается к его шагам и ухмыляется. Джанет шла рядом с ним. Они спустились по лестнице, ярость уступила место болезненному отчаянию.
— Он знал, что ты меня ждешь, Джанет. Именно поэтому он говорил так громко — чтобы ты слышала, как он устраивает мне разнос.
— Я знаю, дорогой. Не обращай внимания.
