Фредерик Дар - Убийца (Выродок)
Я долго смотрел на кубик льда в своем стакане. Он плавал почти на самой поверхности и напоминал мне о Бидоне, который вот-вот начнет кормить рыб.
Эрминия что-то задерживалась…
XII
Наконец она появилась. Она отдала свой пароход пляжному прокатчику и выглядела почти радостной.
— Выпьешь чего-нибудь?
— Да.
— Покрепче?
Ее взгляд заставил меня покраснеть.
— Зачем — покрепче? — дерзко спросила она. — Я просто хочу пить. Возьми мне апельсиновый сок.
Она залпом осушила свой стакан; на ее щеках был румянец, но лоб оставался бледным из-за физического утомления.
— Заплати, и пойдем сядем в сторонке.
Она увела меня подальше от бара, к шезлонгам. Некоторое время мы сидели, не говоря ни слова, наблюдая за монотонным движением воды и за бескрайним небом, по которому тащились маленькие жилистые тучки.
Я желал ее, желал со страшной силой…
— Может быть, поедем домой, Эрминия? У меня появились кое-какие планы…
Это была наша условная формула. Но она покачала головой.
— Не сейчас.
— Переволновалась?
— Нет, разве что немного устала. Ох, и тяжелый он был!
— Но все прошло удачно?
— Прошло, а это главное.
— Значит, теперь мы можем говорить… как убийца с убийцей?
— В каком-то смысле — да. Но не вижу необходимости об этом вспоминать.
Странный у нее был видок, у этой крошки. Посмотришь на нее, так сначала ничего такого и не заметишь: девчонка как девчонка. А потом, счистив верхний слой, находишь под ним остальное: волнующую, даже опасную женщину, способную на все: на мошенничество, на убийство… Но вот могла ли она любить? Это слегка морщило мне череп. Я испытывал к ней серьезное расположение, но это нельзя было назвать любовью… Любовь я познал с Другой, и та история была еще слишком свежей и сырой, чтобы я мог загореться снова.
И все же я дорожил Эрминией. Хотя бы потому, что ее кожа говорила с моей. Как если бы нас с ней скроили из одной и той же шкуры.
— Ты хочешь поговорить о чем-нибудь другом?
— Пожалуй.
— О чем?
— О будущем.
— О свадьбе, что ли?
Я хотел подурачиться, но она сердито выпятила губу, что придало очертаниям ее рта преувеличенную чувственность.
— Перестань шутить. И давай подведем итоги. Ты выдаешь себя за другого человека. Этого человека хотел найти твой недавний посетитель. Зачем он его искал? Решил за что-то отомстить?
— Почти что так… Но скорее — свести счеты, в буквальном смысле. А счеты у них немалые: двадцать четыре миллиона…
Я пересказал ей всю историю, не упустив ни слова. Она слушала с чрезвычайно заинтересованным видом, а когда я закончил, погрузилась в глубокие размышления.
— Значит, ты считаешь, что этот Рапен не стал вывозить деньги за границу?
— Я в этом уверен. Я достаточно хорошо изучил его характер. И то, что я узнал о нем впоследствии, лишь подтверждает мои догадки. Это был умный и осторожный тип…
Я улыбнулся.
— Его единственная неосторожность — это я. У каждого бывают в жизни минуты, когда секс затуманивает рассудок.
— Так что с этими деньгами?
Она, как видно, не собиралась упускать этот вопрос из виду.
— Он, скорее всего, спрятал их во Франции.
— Но где?
* * *Слово за слово — и на следующий день мы с Эрминией были уже в Гренобле. Я ждал Эрминию в кафешке: она отправилась в редакцию «Дофине Либере».
Редакция газеты была последним местом, куда мне следовало соваться. У газетчиков всегда развешана под носом масса фотографий, и меня могли запросто засечь.
Через четверть часа она вернулась — веселая, красивая до боли в глазах в своем голубом костюме и оранжевом пуловере. Такой девчонке, конечно, не составляло никакого труда раздобыть нужные сведения…
— Узнала, — объявила она.
Она допила свой стакан томатного сока, который начала перед уходом. Мы вышли.
— Поехали на Визиль… Там повернешь направо, и сразу начнется небольшая возвышенность, на которой нашли самолет…
— Им не показалось странным, что ты задаешь подобные вопросы?
— Как же, буду я спрашивать! Я просто попросила подшивку и нашла нужную статью.
Через полчаса мы выехали на огромную пустынную равнину. Именно здесь Робер Рапен посадил три недели назад свой летательный аппарат. Здесь он одурманил Бидона снотворным и смотался, унеся с собой кассу алжирцев.
— Нужно поставить себя на его место, — говорила Эрминия. — Итак, он один, без машины, с чемоданом, набитым долларами… У него одна забота: спрятать большую часть денег и добраться до Женевы, где его дожидается машина. Он знает, что те, кого он обманул, будут его искать. Поэтому он должен смыться за границу. Взять деньги с собой он не может. В банк их тоже не сдашь — банки закрыты. Отправить их куда-нибудь по почте нельзя: доллары там не принимают. Обменять тоже не получится: слишком крупная сумма.
— И все-таки он знает, что делать с деньгами. Он продумал свой фокус заранее, потому что заплатил гаражисту из Нешателя за доставку своей машины в Женеву…
Мы стали говорить о Робере Рапене в настоящем времени, и призрак гомика мгновенно возник передо мной на этой равнине… Я отчетливо представил себе его высокую фигуру, танцующую походку, развевающиеся на ветру светлые волосы.
В чемодане — двадцать четыре миллиона, времени остается несколько часов, в Женеве ждет машина, которую обязательно нужно забрать, в брюхе копошится предательский страх.
Тут уж Рапену было не до мальчиков. Ему следовало пошевеливаться, да еще как…
Мы развернулись и стали возвращаться в Визиль. Важно было в точности повторить маршрут Рапена.
— Скажи-ка, лапуля…
— Что?
— Какого числа нашли самолет? Ты ведь читала газеты?
— Двадцать девятого. А что?
— Да так…
Она не стала упорствовать, понимая, что я крепко задумался и, может быть, вот-вот высеку из своей башки искру, от которой вспыхнет весь пороховой склад.
Мы доехали до небольшой деревушки, вернее, хутора: там было всего четыре дома и куча навоза на берегу ручья, Я заглушил мотор.
— Что ты задумал?
Мимо нас как раз проходил скрюченный дедок с моржовыми усищами и огромными бровями.
— Будьте любезны, мсье!..
Он посмотрел на машину, на женщину, потом сосредоточил внимание на мне, и я прочел в его глазах все недоверие, которое питают крестьяне к хорошо одетым людям.
— Вы помните, как в прошлом месяце здесь, на равнине, нашли самолет?
— Да…
Он поднял брови, чтобы лучше усечь, куда я клоню.
— Накануне того дня, когда обнаружили самолет, или, может быть, даже несколькими днями раньше не видели ли вы здесь незнакомого мужчину?
— Мужчину?
— Молодого блондина в светлой одежде… — Я рискнул прибавить эту последнюю деталь, поскольку знал гардероб Рапена достаточно хорошо.
Старик задумался.
— Верно, был такой за два дня до самолета. Только видел его не я, а мой сын. И не тут он проходил, а низом, мимо леса…
Я едва не запрыгал от радости и протянул ему тысячу франков.
Он непонимающе посмотрел на меня, потом бросил на деньги такой взгляд, словно впервые в жизни видел французский банковский билет.
— Это чего? — спросил он.
— Вам…
— Нам милостыни не надо!
Мне показалось, что он готов тюкнуть меня киркой по темечку. Оскорбленное достоинство лезло у него изо всех дыр.
— Ну-ну, не обижайтесь…
Мы снова подняли паруса и понеслись к Визилю.
— Не понимаю… — проговорила Эрминия.
— Чего ты не понимаешь? И вообще — разве с тобой такое бывает?
— Как Рапен — если это был он — мог появиться здесь за два дня до своего приземления?
Тут я блеснул мозгой:
— С чего ты взяла, что до приземления? Почему бы не предположить, что самолет нашли только два дня спустя?
Она слегка наклонила голову:
— Да, действительно… Значит, приземлились они двадцать седьмого.
— Несомненно. А Бидона никто не видел, потому что он проспал до поздней ночи.
— Вывод?
— Вывод такой: человек, который проходил здесь двадцать седьмого числа (или двадцать восьмого, если дед ошибся) — действительно Рапен. И доллары были при нем. Мы на верном пути.
До Визиля мы доехали не торопясь.
— Как по-твоему, — спросила Эрминия, — он не мог закопать деньги где-нибудь в лесу?
— Ни в коем случае. Только крестьянин доверяет свою кубышку земле… Рапен был слишком тонкой натурой, чтобы копать яму. И потом — чем ему было копать? И куда он положил бы деньги? Не говоря уже о том, что это вообще рискованно: в лесу человека замечают чаще, чем может показаться…
Тем временем мы въехали в Визиль. И тут у меня родилась идея… Родилась в тот момент, когда я увидел пузатого почтальона с кожаной сумкой через плечо.
