Росс Макдональд - Вокруг одни враги
— Очень интересный, с каштановыми кудрявыми волосами. Гораздо интереснее вас. И много моложе, — со злорадством добавила она, словно мстила своему мужу, оскорбляя его старого приятеля Джека Арчера.
Из ее описания я не мог понять, кто ее посетил. Разве Кит Себастиан, но зачем?
— Как он себя назвал?
— Он себя не называл.
Значит, с ней расплачивались наличными, если ей действительно заплатили.
— Десять тысяч — большие деньги, — заметил я. — Надеюсь, вы не рискнете носить их при себе?
— Нет. Я собираюсь… — Она прикусила нижнюю губу, испачкав помадой передние зубы. — А вам какое дело, рискну я или нет? И если вы от меня не отвяжетесь, я вызову полицию.
Я не сомневался, что этого-то она уже во всяком случае не сделает. Но я устал от нее и от разговоров с нею. Я отъехал от ее дома и остановился за углом. Спустя несколько минут с другой стороны появилось желтое такси. Водитель остановился возле ее дома и тихонько погудел.
Неся в руках светло-голубую дорожную сумку, появилась миссис Флайшер. Она села в такси. Я поехал вслед за ней через весь город к шоссе, где мы свернули на север в сторону местного аэропорта.
Я не пытался узнать, куда летит миссис Флайшер. Меня это не интересовало. Ее отъезд означал только одно: пленки она продала.
Я поехал к югу в Вудлэнд Хиллс, ощущая внутри себя какую-то пустоту и неудовлетворенность. Я понял, что в глубине души все время лелеял надежду спасти Дэйви, по крайней мере, сохранить ему жизнь и дать возможность — пусть нескоро — начать все заново.
Такие надежды, я знал из опыта, редко сбываются. Вот и надежда Лэнгстона перевоспитать Дэйви обернулась полной себе противоположностью. А что ждет Сэнди?
В дом меня впустила Бернис Себастиан. Лицо у нее было желтовато-бледным, несчастным, черные глаза горели. Впервые с тех пор, как мы познакомились, я увидел ее без прически, а платье было в пепле от сигарет.
Она ввела меня в гостиную и усадила в потоке золотистых лучей послеполуденного солнца, который вливался в комнату через высокое окно.
— Хотите кофе?
— Спасибо, нет. А вот от стакана воды не откажусь.
Она принесла мне его на подносе, как и положено из уважения к гостю. Создавалось впечатление, будто с помощью вот таких мелких формальностей она пытается склеить разбитую вдребезги жизнь. Я выпил воду и поблагодарил ее.
— Где ваш муж?
— Куда-то уехал, — коротко ответила она.
— Не в Санта-Тересу случайно?
— Не знаю, куда он отправился. Мы поссорились.
— Не хотите ли рассказать мне, в чем дело?
— Нет. Мне неприятно говорить об этом. В основном мы обвиняли друг друга в случившемся с нами несчастье.
Она села на пуф лицом ко мне, сжав колени и обхватив их переплетенными пальцами рук. Каждое ее движение, каждая поза были полны грации, и она это знала. И смущаясь, подставила под мой взгляд свою растрепанную головку.
— Я скажу вам, почему мы поссорились, если вы обещаете не предпринимать никаких действий.
— Каких же действий я не должен предпринимать?
— Я не хочу, чтобы вы мешали Киту. Не то он поймет, что я его предала.
— Мешал чему?
— Сначала дайте слово.
— Не могу, миссис Себастиан. Я готов пообещать вам только, что не сделаю ничего плохого вашей дочери.
— Но не Киту?
— Если их интересы столкнутся, я буду на стороне вашей дочери.
— В таком случае я вам скажу. Он хочет увезти ее из Америки.
— Но, ведь ее отпустили под залог?
— Не имеет значения. Он сказал, что они полетят в Южную Америку.
— Этого делать нельзя. Потом будет невозможно вернуться назад.
— Знаю. Я ему так и сказала.
— А откуда у него деньги на поездку?
— Наверное, решил присвоить чужие. Кит, по-моему, готов на все. Он слышать не хочет, что Сэнди могут судить и даже посадить в тюрьму.
— Она все еще в психиатрическом центре?
— Не знаю.
— Позвоните и узнайте.
Бернис прошла в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. Я слышал как она разговаривала, но так тихо, что разобрать было невозможно. Когда она вышла из кабинета, ее рот растягивала какая-то «боязливая гримаса.
— Он забрал ее из центра.
— Когда?
— С час назад.
— Сказал куда?
— Нет.
— А вам он ничего не говорил?
— Сегодня утром он сказал, что они полетят в Мехико, а оттуда скорей всего в Бразилию. Но, не предупредив меня, он не улетит. Он хочет, чтобы и я поехала с ними.
— А вы согласны?
Она покачала головой.
— По-моему, мы не должны уезжать. Мы должны остаться на месте и бороться до конца.
— Умница!
Глаза ее наполнились слезами.
— Нет, — сказала она, — будь я умной, в моей семье не случилось бы такой беды. Я наделала столько ошибок, что их и не перечесть.
— Может, все-таки попробуете?
— Если вам не надоест слушать. — С минуту она помолчала, собираясь с мыслями. — По правде говоря, у меня нет особого желания их излагать. Сейчас не время, и не вам все это выслушивать.
— А кому?
— Киту следовало бы. Он ведь пока мой муж. Беда в том, что мы уже много лет перестали разговаривать друг с другом по душам и принялись играть в игру под названием «будем делать вид». Кит делал вид, что он подающий большие надежды молодой администратор, я прикидывалась идеальной домашней хозяйкой, помогающей ему чувствовать себя главой семьи. А Сэнди отводилась роль девочки, которая хорошо учится и примерно себя ведет. И кончилось все это тем, что у нас в семье царила не любовь, а лишь эксплуатация друг друга.
— И все же я повторяю: вы умница!
— Не пытайтесь убеждать меня, что я лучше, чем есть. Я этого не заслужила.
Выражение ее лица стало более спокойным. Вернулось чувство собственного достоинства, что делало ее красивой.
— А вы не голодны? — спросила она. — Давайте я принесу вам что-нибудь поесть.
— Зачем?
— Что зачем?
— Вы же сами только что сказали, что люди не должны играть в «будем делать вид».
— А разве я играю?
— Я буду играть, Бернис, делая вид, что все в порядке, в то время как нам предстоит делать нечто совсем иное.
Она меня не поняла и бросила на меня ледяной взгляд.
— Вот как?
— Не то, что вы думаете. Мне нужно задать вам вопрос, который, возможно, вам не совсем понравится. Это касается личной жизни Сэнди.
Она испугалась. Встала и отошла от меня в дальний угол комнаты.
— Что ваша дочь знает об отношениях между мужчиной и женщиной?
Она медленно повернулась ко мне лицом.
— Понятия не имею. Мы никогда об этом не говорили.
— Почему?
— Я полагала, что ее просвещают в школе. У них читался целый курс на эту тему. А я никогда не чувствовала себя специалистом в этой области.
— Почему?
— Я не совсем понимаю, к чему этот допрос, — рассердилась она. — Какое это имеет отношение к тому, что произошло?
Я подошел к ней.
— Скажите мне только одно. Что случилось с Сэнди прошлым летом? Я говорю о том случае, из-за которого вы не даете посмотреть ее дневник.
— Вряд ли это теперь имеет значение.
— Все имеет значение.
Она взглянула на меня с сомнением.
— Вы в самом деле в это верите? Первый раз встречаю такого человека.
— Давайте не будем переходить на личности. Она писала о том, что с ней было, когда она приняла ЛСД?
— И не только. Кстати, я совсем забыла, что доктор просил передать вам следующее: то вещество, которое вы ему дали, оказалось ЛСД, но очень низкого качества. Этим и объясняется реакция Сэнди, сказал он.
— Я так и знал. Что еще этим объясняется?
— Он не сказал.
— Я спрашиваю вас, Бернис. Что там произошло?
Ее лицо потемнело.
— Я не могу сказать вам. Честное слово, не могу.
— Если Сэнди сама что-то сделала или сделали с ней, вам следует собраться с силами и сказать. Речь идет о близких отношениях между нею и Лупе?
Она опустила голову.
— Не только с ним. Еще с одним.
— И это все описано у нее в дневнике?
— Да.
— Можно мне посмотреть?
— Я уничтожила дневник. Честное слово. Мне стало так стыдно.
— Зачем, по-вашему, она все это писала?
— Назло мне. Она знала, что я читаю ее дневник.
— А вам не кажется, что она просила помощи?
— Не знаю. Меня эта история потрясла. Я растерялась и до сих пор не могу прийти в себя, — добавила она, и в голосе ее слышался страх.
— Почему, Бернис? — Не случилось ли с ней когда-то нечто подобное?
Она подняла голову и взглянула на меня с ненавистью.
— Не хочу больше с вами разговаривать. Уходите.
— Сначала пообещайте, что, если Кит вам позвонит, вы дадите мне знать. Я должен поговорить с ним и с Сэнди.
— Я вам позвоню. Обещаю.
Я сказал ей, что буду ждать ее звонка у себя в офисе, и вышел на улицу. На западе вечернее солнце заливало своим светом вершины гор, и этот свет придавал окружающему миру мечтательно-грустное настроение, словно боясь, что солнце скроется и никогда больше не взойдет. А на площадке за домом, казалось, куда-то спешили преследуемые собственными по-вечернему длинными тенями игроки в гольф.
