Черноглазая блондинкат (ЛП) - Бэнвилл Джон

Ламарр вздрогнул и сделал увёртливое движение плечами, словно ожидая удара. Флойд Хэнсон подошел, как обычно, засунув руку в карман свежевыглаженных брюк. Сегодня он был одет в светло-голубой льняной пиджак, белую рубашку и галстук-шнурок с головой быка, вырезанной из какого-то блестящего черного камня.

— Здравствуйте, мистер Хэнсон, — сказал я. — Ламарр вовсе не надоедает.

Хэнсон кивнул мне со своей кривой улыбочкой, положил руку на плечо Ламарра, одетого в хаки, и тихо сказал ему:

— А теперь беги, Ламарр.

— Конечно, мистер Хэнсон, — запинаясь, ответил Ламарр. Он бросил на меня взгляд наполовину обиженный, наполовину испуганный. А затем он зашаркал прочь со своими граблями на буксире. Хэнсон смотрел ему вслед со снисходительным выражением лица.

— У Ламарра доброе сердце, — сказал он, — только он фантазёр.

— Он думает, что вы капитан Крюк, — сказал я.

Он кивнул, улыбаясь.

— Не знаю, откуда он знает про Питера Пэна. Наверное, кто-то когда-то читал ему эту повесть, а может, его водили смотреть постановку. В конце концов, даже у ламарров этого мира были матери. — Он повернулся ко мне. — Чем могу быть полезен, мистер Марлоу?

— Вы слышали о Линн Питерсон? — спросил я.

Он нахмурился.

— Да, конечно. Трагическое происшествие. Кажется, ваше имя встречалось в сообщениях о её смерти в газетах?

— Возможно. Я был с ней, когда убийцы забрали её.

— Понимаю. Представляю, каково вам было.

— Да, — сказал я. — «Каково», подходящее слово.

— Почему они «забрали её», как вы выразились?

— Они искали её брата.

— Даже если он мертв?

— Мёртв ли?

Хэнсон ничего на это не ответил, только посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом, наклонив голову набок.

— Вы пришли, чтобы задать мне ещё несколько вопросов о Нико? — спросил он. — На самом деле мне больше нечего вам сказать.

— Знаете парня по имени Лу Хендрикс? — спросил я.

Он задумался.

— Это у которого казино в пустыне? Я с ним встречался. Он бывал здесь в клубе раз или два.

— Он не член клуба?

— Нет. Он был тут как гость.

На другой стороне лужайки участники съезда издали неровные возгласы приветствия. Хэнсон посмотрел в их сторону, прикрыв глаза ладонью. — Как видите, сегодня у нас «шрайнеры». [84] Проводят благотворительный турнир по гольфу. Они, как правило, становятся немного шумными. Не хотите ли выпить?

— Думаю, это не повредит. Только если это не чай.

— Присаживайтесь, мистер Марлоу, — сказал Хэнсон. Он подошёл к буфету, на котором стояли бутылки.

— Что вам предложить? — спросил он.

— Виски вполне устроит.

Он порылся в бутылках.

— У меня тут есть немного «олд кроу» — подойдёт? Сам я предпочитаю мартини.

Он налил мне неразбавленного, добавил несколько кубиков льда, подошёл и протянул мне стакан. Я сидел на аккуратном диванчике со скошенными деревянными ножками и высокой спинкой.

— Вы не присоединитесь? — спросил я.

— Нет, пока я на работе. У мистера Каннинга твёрдые взгляды на опасность, исходящую от бутылки. — Он изобразил свою мерцающую улыбку.

— Не возражаете, если я закурю? Или у мистера Каннинга такое же отношение к травке?

— Пожалуйста. — Он посмотрел, как я закуриваю. Я предложил ему свой портсигар, но он покачал головой. Он подошёл к своему столу и устроился, прислонившись к нему спиной и скрестив руки и лодыжки.

— Вы настойчивый человек, мистер Марлоу, — сказал он беспечно.

— Хотите сказать, что я заноза в заднице.

— Я этого не говорил. Я восхищаюсь настойчивостью.

Я потягивал свой напиток, курил и осматривал комнату.

— А чем именно вы занимаетесь, мистер Хэнсон? — спросил я. — Я знаю, что вы управляющий, но что именно от вас требуется?

— Вы удивитесь, сколько административного персонала вовлечено в управление таким клубом.

— Мистер Каннинг даёт вам свободу действий?

Его глаза слегка сузились.

— Более или менее. У нас, можно сказать, есть взаимопонимание.

— Какое именно? — Мне казалось, что я знаю много людей, которые понимают друг друга.

— Он оставляет управление клубом на меня, и я не беспокою его, когда возникают трудности. Если только трудности не… как бы это сказать? — мне трудно самому с ними справиться.

— И что тогда?

Он улыбнулся, и в уголках его глаз появились морщинки.

— Тогда мистер Каннинг берёт всё на себя, — тихо сказал он.

Я поймал себя на том, что моргаю, как будто в глаза попала пыль. Бурбон, казалось, наводит свои чары ужасно быстро.

— Я вижу, — сказал я, — вы питаете здоровое уважение к своему работодателю.

— Он такой человек, который вызывает уважение. Кстати, как вам напиток?

— Мой напиток очень хорош. На вкус он напоминает запах горящего гикори [85] осенними вечерами в глухих лесах Кентукки.

— Ну, мне кажется, вы в некотором роде поэт, мистер Марлоу.

— В свое время прочёл пару строк Китса. И Шелли тоже. — О чём, чёрт возьми, я говорю?

Мой язык, казалось, внезапно обрел свой собственный разум.

— Но я пришёл сюда не для того, чтобы говорить о поэзии, — сказал я. Я почувствовал, как скольжу по дивану, и попытался сесть прямо. Я посмотрел на стакан в своей руке. Алкоголь в нём дрожал, а кубики льда стучали друг о друга с мягким звуком, как будто они обсуждали меня между собой. Я снова, моргая, оглядел комнату. Солнце ярко светило в окно, пронзая, как лезвие меча, деревянные жалюзи.

Хэнсон внимательно наблюдал за мной.

— Зачем вы пришли сюда, мистер Марлоу? — спросил он.

— Я пришел поговорить с вами о Питерсоне, так? — сказал я. — То есть Нико Питерсоне.

У меня снова возникли проблемы с языком; он, казалось, увеличился примерно в два раза больше обычного и сидел во рту, как горячая мягкая картофелина с щетинистой кожурой.

— Не упоминая его сестру. — Я нахмурился. — Хотя я уже упоминал о ней. Линн, так её зовут. Звали. Симпатичная женщина. Красивые глаза. Красивые зелёные глаза. Конечно, вы её знаете.

— Неужели?

— Конечно. — Теперь у меня были трудности с моими «с»; они всё время цеплялись за мои передние зубы, как завязанные в узел кусочки зубной нити. — Она была здесь в тот день, когда я пришёл к вам. Когда это было? Впрочем, это не имеет значения. Мы встретили её, когда она выходила из… из…выхдиа…, из ба… из бассейна. — Я наклонился вперед чтобы поставить стакан на низкий стеклянный столик перед диваном, но просчитался и отпустил его раньше, когда оставалось ещё несколько дюймов, и он с резким треском приземлился на стекло.

— Знаете что, — сказал я, — мне кажется, я…

Затем мой голос, наконец, сдался. Я снова сполз на диван. Хэнсон казался очень далеко и высоко от меня и как-то подрагивал, как будто я тонул и смотрел на него из-под воды сквозь колышущуюся поверхность.

— С вами всё в порядке, мистер Марлоу? — спросил он голосом, который эхом отдался у меня в ушах. Он по-прежнему стоял, прислонившись спиной к столу и скрестив руки на груди. Я видел, что он улыбается.

С большим усилием я заставил свой голос снова заработать.

— Что ты подмешал в напиток?

— Что это? Вы, кажется, глотаете слова. Я-то думал, что вы из тех, кто умеет держать себя в руках, мистер Марлоу. Похоже, я ошибся.

Я протянула руку в безумной попытке схватить его, но он был слишком далеко, и, кроме того, не думаю, что бы у моих пальцев хватило сил за что-то зацепиться. Внезапно я потерял над собой контроль почувствовал, что тяжело падаю на по, как мешок с зерном. Потом свет медленно погас.

Это был не первый раз в моей жизни, когда мне подсунули Микки Финна, [86] и, вероятно, не последний. Как и со всем остальным, вы учитесь справляться с этим или, по крайней мере, с последствиями. Как сейчас, например, когда я пришёл в себя и понял, что лучше не открывать глаза сразу. Во-первых, когда вы находитесь в таком состоянии, даже самый приглушенный луч дневного света может ударить вам в глаза, как брызги кислоты. С другой стороны, всегда лучше позволить тому, кто тебе это подсыпал, думать, что ты всё ещё в отключке — так ты получишь время, чтобы поразмышлять о ситуации и, возможно, обдумать свой следующий шаг, в то время как твоё тело приспосабливается к сложившимся обстоятельствам и окружению, в котором оно находится.