Росс Макдональд - Неукротимый враг
Отец сидел на кровати, неестественно держа ее за руку. Рядом стоял доктор Джеффри и говорил, обращаясь к ним обоим, что Сэнди нужно положить в больницу.
— Рекомендую психиатрическую клинику в Уэствуде.
— Это не безумно дорого? — спросил Себастьян.
— Не дороже, чем в других больницах. Хорошее психиатрическое лечение всегда недешево.
Весь сникнув, Себастьян покачал головой.
— Не знаю, как буду расплачиваться за это. Я сделал все, что мог, чтобы занять денег для внесения залога.
Сэнди тяжело подняла веки. Покусывая губы, она сказала:
— Пусть меня посадят в тюрьму. Это ничего не будет стоить.
— Нет, — ответила мать. — Мы продадим дом.
— Только не сейчас, — встрепенулся Себастьян. — На нынешнем рынке мы не вернем даже своих денег.
Дочь вырвала у него свою руку.
— Ну почему вы не дали мне умереть? Это решило бы все проблемы!
— Случай тяжелый, — констатировал Джеффри. — Я вызову «скорую».
Себастьян поднялся.
— Позвольте, я ее отвезу. За «скорую» надо платить.
— Простите, но в таких обстоятельствах необходима «скорая».
Я прошел за Джеффри в кабинет, где стоял телефон. Он позвонил и положил трубку.
— Да? — он жестко и вопрошающе посмотрел на меня.
— Насколько серьезно она больна?
— Не знаю. Очевидно, у нее было какое-то потрясение. Но я не специалист по психиатрии. Поэтому я хочу немедленно направить ее к психиатру. Необходимо обеспечить ее безопасность.
— Думаете, она опять будет покушаться?
— Мы должны исходить из такого предположения. Я бы сказал, весьма вероятно, что будет. Она говорила мне, что планировала сделать это над собой уже несколько месяцев. Этим летом она принимала ЛСД, и у нее была плохая реакция. Последствия сказываются до сих пор.
— Она сама вам сказала?
— Да. Именно этим можно объяснить ее личностные изменения за последние месяцы. Для этого достаточно одной дозы если она неверно подействует на организм. Сэнди утверждает, что больше она не принимала — только одну дозу в кусочке сахара.
— Она сказала вам, где взяла его?
— Нет. Очевидно, кого-то выгораживает.
Я достал кусочки сахара, взятые на кухне Лупа, и протянул один из них Джеффри.
— Этот почти наверняка оттуда же. Вы можете отдать его на анализ?
— Буду рад сделать это. Где вы нашли его?
— В квартире Лупа Риверы. Того самого, кого она ударила позавчера по голове. Если я сумею доказать, что он давал ей ЛСД...
От возбуждения Джеффри встал со стула.
— Понял вас. Почему бы мне не спросить ее?
Мы вернулись в спальню Сэнди, где все небольшое семейство сидело, не шевелясь. Девушка, находившаяся между родителями, подняла на нас глаза.
— Ну что, вызвали тачку из дурдома?
— Говоря по правде, да, — неожиданно ответил ей Джеффри. — Теперь моя очередь задать тебе вопрос.
Она молча ждала.
— Тот кусок сахара, что ты приняла в августе, тебе его дал Луп Ривера?
— Если и он, то что?
Доктор взял ее за подбородок, очень бережно, и приподнял ей голову.
— Он? Мне нужен ясный ответ — да или нет, Сэнди.
— Да. Я захорошела. Поймала сильный кайф.
— Делал ли он с тобой еще что-нибудь, Сэнди?
Она рывком отстранилась от доктора и повесила голову. Лицо ее застыло, словно маска, глаза потемнели и уставились в одну точку.
— Он сказал, что убьет меня, если я проболтаюсь.
— Никто тебя не убьет.
Она посмотрела на доктора неверящим взглядом.
— Это Луп отвез тебя к доктору Конверсу? — спросил я.
— Нет, Герда, миссис Хэккет. Я пыталась выпрыгнуть из машины на ходу. Доктор Конверс надел на меня смирительную рубашку. Продержал всю ночь у себя в клинике.
Бернис Себастьян издала протяжный стон. Когда за ее дочерью пришла «скорая помощь», она уехала вместе с нею.
Глава 27
Я опять мчался по скоростному шоссе, куда теперь, похоже, перебрался на постоянное место жительства. Инициатива ускользала у меня из рук, и меня настойчиво тянуло домой. Вместо этого я поехал в Лонг-Бич — самый асфальтированный участок суши в мире.
Компания «Корпус Кристи Нефть» занимала внушительное пятиэтажное здание, выходящее на берег, застроенный трущобами. Я родился и вырос в Лонг-Бич, в двух шагах ходьбы от берега океана, и помнил, когда строилось это здание, — через год после землетрясения.
Поставив машину на стоянке для транспорта посетителей, я вошел в просторный холл. За барьером сидел охранник в форме. Присмотревшись, я узнал его. Это был Ральф Кадди, управляющий жилым домом Элмы Краг в Санта-Монике. Он тоже узнал меня.
— Не смогли найти миссис Краг?
— Нашел, спасибо.
— Как она чувствует себя? На этой неделе у меня не было возможности навестить ее. На двух работах приходится горб гнуть.
— Для своего возраста самочувствие у нее вполне хорошее.
— Она молодчина. Всю жизнь была мне как родная мать. Вы знали об этом?
— Нет.
— Как мать. — Он пристально посмотрел на меня своим проницательным взором. — О каких семейных делах вы с ней беседовали?
— О разных ее родственниках. Например, о Джаспере Блевинсе.
— Э-э, да вы знаете Джаспера? Что с ним стало?
— Погиб под колесами поезда.
— Меня это ничуть не удивляет, — назидательно сказал Кадди. — У Джаспера вечно были неприятности. Умел доставлять их себе самому и окружающим. Но Элма относилась к нему хорошо. Джаспер всегда ходил у нее в любимчиках. — Глаза его сузились, в них сверкнула зависть, нечто вроде былого соперничества.
— Что за неприятности?
Кадди хотел было ответить, но затем передумал. С минуту он помолчал, по лицу было видно, что он ищет какой-то другой, альтернативный ответ.
— Сексуального плана, к примеру. Лорел ведь была беременна, когда он женился на ней. Я сам едва на ней не женился, да узнал, что она в положении. — Он добавил удивленным голосом, словно за многие годы так и не удосужился обдумать этот факт: — Я так ни на ком и не женился. Откровенно говоря, не смог найти женщину, отвечающую моим запросам. Я частенько говорил Элме Краг, что, не родись я слишком поздно...
Я перебил его:
— Как давно вы работаете здесь, мистер Кадди?
— Двадцать лет.
— А в службе охраны?
— Перешел спустя три, нет, четыре года после прихода сюда.
— Вы помните то лето, когда был убит мистер Хэккет?
— Помню, конечно. — Он весьма обеспокоенно посмотрел на меня. — Я не имел к этому никакого отношения. То есть хочу сказать, что даже не знал мистера Хэккета лично. В те дни я был всего-навсего мелкая сошка.
— Никто вас ни в чем и не обвиняет, мистер Кадди. Я просто пытаюсь выяснить все, что возможно, об этом револьвере. По всей вероятности, его выкрали из этого здания и застрелили из него мистера Хэккета.
— Ничего об этом не знаю.
Его лицо сделалось непроницаемым, и на нем застыла маска добропорядочности. Я заподозрил, что он лжет.
— Но вы должны помнить, как шли поиски револьвера, если работали в то время в службе охраны.
— Не надо мне указывать, что я должен помнить, а что — нет.
Он сделал вид, что его охватила вспышка ярости, и попытался вести себя соответственно. Кадди был вооружен, что придавало его ярости дополнительный вес.
— Чего вы тут тщитесь вбить какие-то мысли мне в голову?
— Попытка была бы безнадежной, — сострил я с деланным огорчением.
Он угрожающе положил руку на рукоятку своего револьвера.
— Вон отсюда! Вы не имеете права являться сюда, пудрить мне мозги и оскорблять.
— Извиняюсь, если сказал что-то не то. Беру свои слова обратно. Хорошо?
— Нет. Не хорошо.
— Похоже, вы думаете, что я подозреваю вас или еще что. Вовсе нет. Того, кто меня интересует, зовут Сидни Марбург. Работал здесь чертежником.
— Никогда не слыхал о таком. И ни на какие вопросы я больше не отвечаю.
— Тогда попробую поговорить со служащими. — Я сделал шаг в сторону лифта. — На каком этаже заведующий кадрами?
— Он на обеде.
— Сейчас же только утро.
— Я имею в виду, он еще не приходил. Сегодня его не будет.
Я повернулся и посмотрел Кадди прямо в глаза.
— Послушайте, это становится смешным. Что же вы знаете такого, чем ни в какую не желаете поделиться со мной?
Он поднял откидывающуюся часть барьера и вышел, выхватив револьвер из кобуры. Выражение у него на лице было противное.
— Убирайся! — прогремел он. — Тебе не удастся запачкать моих друзей, понял?
— А что, Марбург — ваш друг?
— Ты опять за свое? Снова переворачиваешь мои слова? Я в жизни не слыхал ни о каком Марбурге. Он что, еврей?
— Не знаю.
— А я — христианин. Благодари бога за это. Если бы я не верил в него, то пристрелил бы тебя на месте, как собаку.
Праведный гнев и заряженный револьвер — такое сочетание напугало меня, я всегда его опасаюсь. Пришлось удалиться.
Мой офис на Сансет-бульваре начинал походить на заброшенную обитель. В углу приемной свою раскидистую паутину вил паук. В окно вяло бились полусонные мухи, и их жужжание напоминало мерный ход летящего времени. На всех горизонтальных поверхностях тонким слоем лежала пыль.
