Элмор Леонард - Небеса подождут
Тедди смерил Джека тяжелым взглядом:
– Послезавтра в полдень я заеду за чеком, выписанным на имя Демократического клуба округа Джексон. После того я лично прослежу, чтобы ты сел в машину, убрался из Канзас-Сити и я больше никогда тебя не видел. Конфетка остается здесь.
Хейди так и подмывало спросить: на прежней работе? Она надеялась, что Тедди ею доволен.
Но Джек спросил:
– А иначе – что?
Тедди нахмурился:
– Что ты имеешь в виду, спрашивая: "А иначе – что?"
– Если я не выпишу чека, вы пристрелите мою конфетку?
Губы Тедди разъехались в улыбке. Он подался вперед и оглянулся на телохранителя, стоящего у двери.
– Слышал, что он сказал?
Тесса кивнул, слегка улыбнувшись:
– Слышал.
Тедди повернулся к Джеку:
– Ее – нет. Лу тебя пристрелит, болван!
14
Карл с саквояжем в руке переступил порог клуба "Рено" на Двенадцатой улице. Оркестранты спускались со сцены. Особенно ярко смотрелись цветные парни в серых двубортных костюмах. Пианистка с красной шелковой повязкой на голове закрывала крышку инструмента. Карл обратился к бармену:
– Двойное и чуть-чуть воды! – потом спросил: – Неужели оркестр больше не будет играть? Сейчас всего половина первого ночи.
– Их сменят другие. – Бармен поставил перед Карлом стакан. – Каунт, Лестер, Бак Клейтон и, может, кто-нибудь еще присоединится.
– Как они? – поинтересовался Карл.
Бармен уже отвернулся, но цветной парень, сидевший за стойкой – со шрамом под левым глазом и дырой между передними зубами, – внимательно оглядел Карла, сжимающего ручку саквояжа.
– Только приехал, да? – спросил он. – Ты кто, свихнувшийся баптист?
– Нет, – ответил Карл. – Я свихнувшийся маршал. Ищу одну девушку, хотя здесь ее наверняка нет. Она светлее всех присутствующих.
Карл сел, не сняв ни плаща, ни шляпы. Его сосед, крепко сбитый парень, положил локти на стойку перед бутылкой "Фальстафа". Карл отпил глоток и вытащил сигареты. Сидевший рядом парень уже курил.
– Поехал я на Центральный вокзал, – сказал Карл. – Самое большое место, в котором я бывал, только собор больше. Все есть: и ресторанчик Харви, и книжный магазин, и дамская комната... Только вот потолки низковаты. По-моему, в таком месте потолок должен быть вышиной в сто футов, а иначе к чему столько места?
Парень рядом спросил:
– Ты что, не слыхал о Каунте Бейси?
Карл помолчал, потом ответил:
– Нет, не слыхал. А вот тебя я, кажется, где-то видел.
Парень устало покачал головой.
– Друг, – сказал он, – не пудри мне мозги. Меня в жизни не привлекали.
– Ты бывал в Талсе?
– Приходилось.
– Ты пианист, – вспомнил Карл. – Где я мог тебя видеть – в дансинге Кейна?
Лицо парня исказила страдальческая гримаса.
– Друг, я в таких сараях не выступаю. Я играл в "Ла-Джоан" с братьями Грей.
– Там-то я тебя и видел, – кивнул Карл. – Точно, "Ла-Джоан". Ты играл на пианино... Твоя фамилия Макшейн?
– Джей Макшан. Так ты был на моих выступлениях? Но не слыхал о Каунте Бейси?
– Может, и слыхал, только имени не запомнил, – ответил Карл. – Заинтересовался музыкой и купил несколько пластинок. Энди Керк...
– И его "Тучи радости".
– Чонси Даунс и его "Фуфло".
– У них есть туба.
– Джордж Ли с сестрой.
– Джулией. Кстати, они только что здесь отыграли.
– Да? Не знал, что это они.
– Хочешь, подойдем? Я тебя познакомлю.
– Да, я с удовольствием.
– И с Каунтом тоже. Он каждый раз сюда заходит, когда приезжает.
– Ты играешь с ним?
– Н-нет, у здешнего пианино свой хозяин. Я выступаю позже – на окраине, в одном клубе с девочками. Мы там просто дурью маемся, сидим и ждем, когда же взойдет солнце. В "Ла-Джоан" ты ничего подобного не слышал!
– Я был на выступлении Луи Армстронга в Оклахома-Сити и купил его пластинку. Привез домой, но мой отец послушал ее только один раз. Сказал, с него хватит.
– Живешь с отцом?
– Я живу в Талсе, а он – в Окмалджи. Навещаю его по выходным.
– Приятель, я родился в Маскоги и сбежал оттуда, как только перестал носить короткие штанишки. – Пианист по фамилии Макшан долго смотрел на Карла и наконец сказал: – Знаешь, а ведь и я тебя где-то видел. Твое фото было в газете?
– Несколько раз.
– Ты пристрелил какую-то знаменитость – кажется, налетчика, верно?
– Эммета Лонга...
– Точно, его! Несколько лет назад. Помню, я читал, что ты его знал и раньше.
– Мне было пятнадцать, и я жил с отцом. Я зашел в аптеку за мороженым, а Эммет Лонг заглянул туда за сигаретами.
– Ты сразу узнал его?
– Я видел его портрет на плакатах "Особо опасные преступники". И тут входит индеец из племени крик, полицейский из резервации, по имени Малыш Харджо. Эммет Лонг два раза выстрелил в него – без повода, просто так. – Карл помолчал, потом продолжил: – До того как Малыш Харджо вошел, я ел мороженое... Эммет спросил: какое? Я ответил: персиковое. Он захотел попробовать, я протянул ему рожок. Он держал его на отлете, потому что мороженое начало таять. Потом откусил кусочек... Я увидел, что усы у него в мороженом.
Макшан улыбнулся:
– И вся эта муть засела у тебя в башке, верно? Он спер твое мороженое, и при следующей встрече ты его пристрелил.
– Он находился в федеральном розыске, – ответил Карл. – Вот почему я его выследил.
– Понимаю, – кивнул Макшан, – но интереснее считать, будто ты завалил его за то, что он спер у тебя мороженое. – Он посмотрел на Карла Уэбстера в упор и спросил: – Ты уверен, что не из-за этого?
Макшан рассказал о себе. Он никогда не брал уроки, начал играть в церкви, с братьями Грей. Выступал в Талсе, в Небраске, в Айове, приехал в Канзас-Сити и поступил в ночной клуб. Платили ему доллар с четвертью за ночь; отыграв смену, он переходил в другие клубы. Макшан назвал Джулию Ли лучшей пианисткой, она больше всех гребет, потому что знает песенки, которые нравятся всем, и играет на заказ. Вот и он выучил популярные мелодии – и не важно, нравятся они ему самому или нет; чтобы жить, надо зарабатывать. В общем, скоро он уже работал в лучших клубах и получал два пятьдесят за вечер и еще пять или шесть баксов из общего котла.
За разговором о музыке и клубах они выпили по паре коктейлей.
– Похоже, – заметил Карл, – ты успел поиграть во всех здешних заведениях.
– Почти, – кивнул Макшан. – Когда состарюсь, стану тапером в борделе.
Карл задумался:
– По-моему, девушку, которую я ищу, тянет к развлечениям – я имею в виду ночные клубы, а не бордели; возможно, она устроилась в один из них. Ты, случайно, не встречал рыжую девушку с очень белой кожей по имени Лули?
Карл произнес ее имя громко, во весь голос, не надеясь на удачу.
Но Макшан неожиданно ответил:
– Нет, зато я знаю рыжую девушку с очень белой кожей по имени Китти.
Она написала, что собирается сменить имя на Китти... Записка лежала у Карла в кармане.
* * *– Привет, ребята! – говорила она джентльменам, сидящим за столиком. Казалось, она рада видеть их. – Я Китти. Что вам принести, ребята?
Несколько раз она оговаривалась, называла себя Лули, но клиентам было все равно; они с интересом пялились на мишку персикового цвета, который почти ничего не закрывал. Только один раз посетитель сказал: "Я думал, тебя зовут Китти!" – и ей пришлось сочинять: она называет себя вторым именем, потому что оно ей больше нравится, только она еще не привыкла. После того случая она всякий раз напоминала себе, как ее зовут, прежде чем подойти к столику.
Бдительным клиентом оказался репортер из "Канзас-Сити стар" – тот самый, который приезжал к ней домой в Саллисо еще до того, как она поехала в Талсу давать интервью писаке из "Настоящего детектива", а потом напрасно ждала, что Карл Уэбстер поведет ее на танцы. Тот репортер советовал: если она когда-нибудь приедет в Канзас-Сити, пусть поищет работу в ресторанчиках сети Фреда Харви. Там, уверял он, девушкам платят чаевые не за то, что им приходится раздеваться. Говорил, если она устроится в ночной клуб, ей придется работать полуголой. "Вот как?" – спросила тогда Лули. И репортер сообщил, что его любимый ночной клуб – "Мишка Тедди", бывший миллионерский особняк на углу Восемнадцатой и Центральной.
– Только не подходи близко к тому месту, если ты баптистка, – добавил он.
Когда Лули пришла искать работу, управляющий Джонни сказал:
– Ты девушка умная и должна понимать: желание клиента – закон. Если позволят себе лишнее, пока они тут в клубе, например, кто-нибудь тебя облапит, – терпи. А если кто после смены предложит тебе смотаться с ним в отель – как хочешь, это уже дело твое.
Ночью являлись молодые богатые клиенты – распаленные, возбужденные, полупьяные; с ними было трудно. Они хватали ее уже в холле, затаскивали в отдельные номера, даже в кабинет Джонни, и пыхтели, раздвигая ей ноги коленом. Все уговаривали ее уехать с ними.
– Паркер, прошу тебя, не надо! Если я не буду работать, меня уволят!
