Черное Сердце (ЛП) - Уэзерли Анна-Лу

Я полагаю, что это такой же хороший ответ, как и любой другой.

«Теперь, когда я становлюсь старше, мне начинает нравиться идея разделить свою жизнь с кем-то. Наверное, я всегда был немного сторонником обязательств, в свое время я отклонил пару предложений!»

«Держу пари, «говорю я, улыбаясь ей». Настоящая разбивательница сердец.

Она смеется. «Не совсем, — скромно говорит она. — Наверное, я всегда немного боялась отдавать себя одному человеку, это кажется таким грандиозным поступком. Но в эти дни, ну, теперь я чувствую, что готова ко всем этим обязательствам, дружеским отношениям, может быть, даже к созданию семьи, кто знает. Она вгрызается в суши.

Я киваю». Это то, чего все хотят, не так ли, дружеского общения, разделить свою жизнь с тем, кого они любят?

«Нет, Дэниел, — отвечает она, поправляя меня, — я не думаю, что все так думают. Я думаю, что есть люди, которые не способны разделить свою жизнь с другими или сформировать глубокие связи с другими людьми. Люди-зомби: живые мертвецы».

«А я-то думала, что я профессиональный циник», — смеюсь я, наполовину ожидая, что она вернется с репликой, «но твое сердце к этому не лежит…» Я чувствую знакомую боль в груди. Тот, где я на мгновение начинаю получать удовольствие, а потом понимаю, что Рейчел ушла и никогда не вернется. Как бы мне ни нравилось разговаривать с Флоренс, она не Рейчел и никогда ею не будет.

— Ты когда-нибудь был в Японии? — Спрашиваю я, пытаясь разрядить обстановку в разговоре и поднять себе настроение». Кажется, ты немного разбираешься в суши и японской культуре.

«К сожалению, нет. Но это определенно в списке желаний».

«Ах да, список желаний! Итак, что еще в нем есть?»

Я чувствую, что она улыбается мне немного вызывающе, хотя я могу ошибаться, как я уже сказал, у меня нет практики.

«Ты, Дэниел».

Мы оба смеемся, потому что я знаю, что она подшучивает надо мной. Но в том, как она говорит, есть что-то, что смутно напоминает мне Рейчел: ее прямота, ее сильный дух, тот факт, что она не кажется нуждающейся в спасении. Женщина-воин. И все же в ней есть какая-то уязвимость, как и в моей девочке.

«Ты когда-нибудь кому-нибудь изменял?» Она говорит об этом прямо. Вопрос сбивает меня с толку, но я стараюсь не показывать этого. Вероятно, это какой-то тест.

Я подумываю о том, чтобы солгать». Когда я был намного моложе, — честно говорю я». Но в моем возрасте сейчас я бы и не мечтал об этом. Я не понимаю обмана», и это правда, что я не понимаю. «Я полагаю, что если ты хочешь изменять в отношениях, то ты не можешь по-настоящему любить человека, с которым ты, не по-настоящему, не глубоко, и тебе нужно набраться смелости уйти. Честность важна для меня. Когда я встретил Рейчел, после того, как я встретил ее, я больше никогда не смотрел на других женщин, даже не замечал их по-настоящему.»

Я думаю, это правильный ответ, потому что она пристально смотрит мне в глаза взглядом, который можно ошибочно принять за почти любящий.

Флоренс медленно отвечает: «Я верю в моногамию в отношениях. В прошлом я совершала ошибки. Я оставался слишком долго, не хотел причинять людям боль, что, конечно, неизбежно и было именно тем, что я в конечном итоге сделал. Вот почему, — объясняет она, делая витиеватые жесты руками между палочками для еды, «в наши дни я верю в абсолютную честность. Люди по своей сути нечестны в отношениях, тебе так не кажется? Они обременяют себя всеми атрибутами — романтическими представлениями, цветами, валентинками, дорогими блюдами и праздниками, — но на самом деле они не всегда чувствуют, что за банальностями скрываются правильные вещи. Они убеждают себя, что счастливы и влюблены, потому что хотят быть, они чувствуют, что должны быть, они проецируют свои желания на другого человека, как на зеркало, даже если этот другой человек на самом деле не тот образ, который они хотели бы видеть. Поэтому они разочаровываются и впадают в уныние, когда этот человек терпит неудачу, оставляя у них ощущение, что они сделали что-то не так, хотя они, вероятно, ничего не сделали по-другому, и тогда это открывает им путь к желанию других, бегству от самих себя и боли, которую они чувствуют внутри… В результате они остаются на связи с кем-то, с кем им давно следовало разорвать связь. Парадоксальным образом они ставят счастье других выше своего собственного и лгут самим себе, причиняя всем боль, непреднамеренно или нет. Она переводит дыхание: «Я предпочитаю жестокую честность, я. Как только блеск исчезает, всегда приходит время двигаться дальше. Лучше остаться с прекрасными воспоминаниями и смириться с тем, что у некоторых вещей есть срок годности и им не суждено прослужить долго.»

Я в буквальном смысле слова ошеломлен этим красноречивым, но жестоким признанием.

«Нет, «говорю я в конце концов, «пожалуйста, расскажи все как есть, Флоренс, не сдерживайся».

Она смеется, возможно, с проблеском смущения.

«Это саки, — говорит она, — но на самом деле, серьезно, я действительно верю в то, что сказала».

Глубокая, я думаю, она глубокая. Но это нормально. Полагаю, лучше, чем поверхностная, и, по крайней мере, у нее есть свое мнение. У Рейч они тоже были. Их было много.

«В основном я согласен, — отвечаю я, — в том, что касается проецирования того, кем ты хочешь видеть другого человека, без того, чтобы он был таким на самом деле… это довольно проницательное социальное наблюдение».

Флоренс, похоже, удовлетворена моим замечанием.

«Я думаю, что в конце концов все обретает первоначальный блеск», — размышляю я. «Муза» — подходящее слово, потому что я все еще пытаюсь переварить то, что она только что сказала. «Невозможно вечно поддерживать период медового месяца, потому что жизнь так не устроена».

«Но в том-то и дело, — перебивает она, — что жизнь встает на пути, вот почему я люблю, чтобы все было просто. Никаких ожиданий. Никаких семейных встреч, никаких общих друзей: осмысленный секс без обязательств. Не строить слишком много планов или обещаний, которые я, возможно, не смогу сдержать, просто жить и наслаждаться моментом.»

Пока что Флоренция оказывается просто очаровательной.

«Это очень, очень похоже на Нью-Эйдж, — говорю я, и она качает головой.

«Не нью-Эйдж, Дэниел, «отвечает она притворно сердито, «просто честная. Я бы предпочла, чтобы мужчина сказал мне, что он больше не находит меня привлекательной и не хочет меня больше трахать, чем притворяться, что у него есть будущее.»

«Я буду иметь это в виду, «говорю я, надеюсь, с юмором, потому что чувствую, что разговор не помешает.

«Вкусно, «радостно говорит она, кладя палочки для еды на квадратную тарелку». В таком случае вы хотите снять номер в отеле?

Я пристально смотрю на нее, задаваясь вопросом, правильно ли я только что ее расслышал.

«Слишком рано», — спрашивает она, ««после Рейчел? Или я тебя не привлекаю?»

Я не из тех, кого легко заставить замолчать. Иногда мне кажется, что я видел и слышал все это, ужасные истории самой бесчеловечной природы, низость на таком низменном уровне, что вам нужно принять душ, и все же я настолько потрясен, что не уверен, что ответить. Она кладет свою босую ногу поверх моей и берет мою руку через стол, кладя ее себе под платье. Я чувствую гладкость ее бедра кончиками своих пальцев и ощущаю зарождающуюся эрекцию. Я не хочу эрекции прямо здесь, прямо сейчас, сидя со скрещенными ногами в суши-ресторане, но у Флоренс, похоже, другие идеи. Она скользит моей рукой дальше вверх по своему бедру, пока я не ощущаю тонкую ткань ее нижнего белья, ее очертания. Я чувствую ее липкость между пальцами, когда она тянет мою руку, направляя мои пальцы внутрь себя. Она поддерживает зрительный контакт со мной в течение нескольких мгновений, пока я не возвращаюсь к реальности и не убираю руку.

Я не занимаюсь подобными вещами, трахаю женщин пальцами в суши-ресторанах. Рейч и я, мы иногда были предприимчивы, однажды мы занимались любовью в поле после пикника с выпивкой и на пляже — на самом деле, на нескольких пляжах, — но есть что-то в этой встрече, что заставляет меня чувствовать себя не в своей тарелке.