Олег Агранянц - Последний ход за белой королевой
Она удивилась:
– Почему плохо?
– Какая ты хорошенькая!
– Была бы хорошенькая, бросил бы все и остался здесь.
Это было новым оборотом. Я не знал, что ответить.
Мне принесли суп.
– Связаться было нетрудно?
– Нет. Завтра в десять. У меня в кабинете.
– У тебя сегодня были сложные операции?
– Операций легких не бывает.
– А ты можешь человеку совершенно изменить лицо?
– Ты думаешь, тебе уже пора?
«Что она имеет в виду? Так постарел? Или – сделать пластическую операцию, чтобы уйти?»
* * *Потом поехали к ней. Знакомый дом, знакомый подъезд, тот же почтовый ящик – две чахлые рекламки, тотчас выкинутые в рядом стоящую коробку – та же дверь с двумя замками.
Она пропустила меня вперед. Было темно, но выключатель я нашел сразу, и веселые бра, похожие на уличные фонарики, осветили прихожую. Одновременно зажегся свет на кухне. Все было по-старому, как два года назад. Над дверью в спальню меня приветствовал зевающий рыжий котенок, пушистый и голубоглазый, он, казалось, вот-вот выпрыгнет из рамки. У входа в салон раскачивалась ваза с цветком; она всегда раскачивалась, когда хлопали дверью. Цветок был из шелка, в последнее время делают их – просто не отличишь от настоящих, и я любил трогать лепестки пальцем, как бы отдавая дань искусству.
Лоретта прошла в спальню, а я остался в салоне. Она вскоре вернулась:
– Я сварю кофе.
И удалилась на кухню. Я немного посидел один, потом поплелся за ней:
– Тебе помочь?
– Помели зерна.
Она протянула два пакета.
– Почему два?
– Тебе без кофеина.
Я сделал вид, что удивлен:
– Почему?
Лоретта не ответила. Потом вынула из шкафа два маленьких кофейника, две вазочки: одну для печенья, другую для сахара.
Вернулись в салон.
Потом кофе, музыка. Женщина, организованная во всем, она не допускала изменений раз и навсегда заведенного порядка и традиций. Этих традиций, я, по крайней мере сегодня, нарушать не собирался.
Потом я заснул.
52. Крокодил и Сосулька
В кабинет к Лоретте можно пройти тремя путями: через регистратуру, общую для троих докторов, через дверку «частный вход доктора» или кружным путем: больничное отделение, лифт для больных и служебный коридор.
Сегодня я пошел через официальный вход. В приемной дежурила Виктория. Я знал ее уже лет десять. Хохотушка и фривольница, с копной роскошных рыжих волос и не менее роскошным бюстом. Я не помнил, чтобы этот бюст когда-нибудь полностью умещался в ее белом халате.
В приемной посетителей не было, и Виктория скучала. Увидав меня, она вскочила:
– Синьор Евгений! Как давно вас не было! Надолго к нам?
– На неделю.
– Вы к госпоже докторессе с личным визитом или хотите воспользоваться нашими услугами? Мы теперь многое можем. Улучшить, удлинить. И не только нос, синьор Евгений.
– Удлинить, говоришь? Это хорошо. Скажи мне, Виктория, что длинное составляет разницу между мужчиной и женщиной?
– Вы меня заставляете краснеть, синьор Евгений.
– Воинская повинность, Виктория. Ничего, кроме воинской повинности. Где синьорина докторесса?
– У себя.
Я прошел во внутренний коридор. Налево – рентгеновский кабинет и перевязочная, направо – физиотерапия и отделение Лоретты.
Занимала Лоретта три комнаты: одна – просто салон, никакого намека на медицину, если не считать толстые медицинские книги в шкафу, здесь она беседовала с пациентами; другая – процедурная, со специальным креслом, диваном, шкафами и третья, маленькая, что-то вроде подсобки, всегда запертая. Здесь я в последний раз встречался со своим агентом. Я открыл дверь кабинета – никого, в процедурной – никого, подсобка и на этот раз оказалась запертой.
– Пошли, – услышал я за спиной голос Лоретты и от неожиданности вздрогнул.
– Ты меня испугала.
Она не ответила. В голубом халате, с раскачивающимся на груди блестящим, странной формы прибором, она выглядела внушительной, серьезной, не домашней, даже выше ростом.
Через служебную дверь вышли в коридор.
– Он уже ждет, – и голос у нее был серьезный, не домашний.
Через минуту мы оказались в кабинете, где кроме агрегата внушительных размеров с дисплеями и трубками ничего не было, даже стульев.
– Мой коллега на стажировке в Хьюстоне. Теперь сюда.
И она открыла еще одну дверь.
* * *Увидав меня, Крокодил вскочил с кресла:
– Очень рад вас видеть, Евгений Николаевич.
– Здравствуй.
Он подскочил к мне, протянул руку:
– Отлично выглядите, Евгений Николаевич, прямо Ален Делон.
– Стараюсь.
Ну, а кто действительно выглядел великолепно, так это сам Крокодил: пышущее здоровьем загорелое лицо, безмятежная улыбка первого любовника, невообразимых расцветок куртка, огненного цвета спортивные туфли. Не верилось, чтобы такой человек когда-нибудь болел (что верно, то верно, болел он редко) или был в плохом настроении (и это тоже правда). Лоретта никак не могла взять в толк, почему такого веселого и незлобивого на вид парня зовут Крокодил. И хотя я убеждал ее, что все дело в сказке про доброго крокодила Гену (а Крокодила звали действительно Геной), она не верила.
На самом деле все так и было. Или почти так. Гена женился еще до кэгэбэвской школы, когда учился в МАИ. Рядом с ним, красивым рослым парнем, его супруга, маленькая, с носиком пуговкой, большими круглыми глазами, действительно походила на Чебурашку. Он и звал ее Чебурашкой. Ну, а его, соответственно, прозвали Крокодилом Геной. Ушла от него Чебурашка еще до того, как серьезные дяди из кадров начали готовить его в Италию. Про нее забыли, а прозвище Крокодил осталось. А вскоре он совсем перестал быть Геной и превратился в человека с банальной итальянской фамилией Манини. Дама, которую он привез в Италию в качестве супруги, заболела; ее пришлось откомандировать в Москву, а ему разрешили продолжать работу одному. Местным он представлялся канадцем, родившимся в Канаде и получившим образование в США.
– Что нового на чужбине, Гена?
– Все на свете или новое, или старое, как на вещи смотреть.
– Ты, смотрю я, философом стал.
– Жизнь такая, Евгений Николаевич. Тяжелая.
– Сейчас станет еще тяжелей. Где кейс?
– Какой кейс?
– Тот, который ты получил от Сэма Дулиттла.
– Я вас не понимаю, Евгений Николаевич.
– Что непонятно? Кейс ты получил?
– Получил.
– И что с ним сделал?
– Как всегда передал Топалову.
– И дальше?
– Все. Я больше его не видел.
В дверях показалась Лоретта. Она кивнула головой, что должно было означать: «Все спокойно». Я тоже кивнул головой: «Спасибо». Она бесшумно исчезла.
– Начнем сначала. Когда и где ты получил кейс?
– Я летал в Виндхук. Там ребята Нуйомы действуют почти открыто. Однако кейс мне там не дали. Пришлось лететь в Луанду. Там я встретил Дулиттла, он передал мне кейс.
– Где это было?
– В правлении банка «Ангола Минерал».
– Кто это видел?
– Я не первый день этим занимаюсь. Прошло все нормально. Я сразу поехал в аэропорт. Спокойно прошел в самолет и прилетел в Рим. Никаких проблем с таможней не было. Кейсы они не вскрывают.
– Сколько времени у тебя был кейс?
– Три дня. Я как прилетел, сразу позвонил Топалову. Он явился через день. Я ему передал кейс.
– Где?
– Как всегда здесь. У докторессы. И все. Больше я кейса не видел.
Он помолчал, потом спросил:
– Из ваших вопросов я понял, что кейс пропал.
– Деньги не поступили в банк.
– Где-то обрыв цепи?
– Да.
Крокодил подсчитал в уме.
– Прошло уже много времени. Если не поступили, то…
– Что «то»?
– Надо допросить Топалова. С пристрастием. Лучше в моем присутствии. Тогда он не скажет, что кейс от меня не получил.
Интересно, знает ли он, что Топалова убили почти три месяца назад. Он продолжал:
– Скажу вам честно, Евгений Николаевич, он мне никогда не нравился. Я все время удивлялся, почему вы ему доверяете.
– Он уже почти двадцать лет работает безупречно.
– Двадцать лет… А сейчас времена другие. Кроме того… Тогда я не обратил внимания. Но сейчас, когда вы мне рассказали… Дело в том, что Топалова видели в Риме через несколько дней после того, как я передал ему кейс. А он должен был, получив кейс, сразу уехать.
– Кто видел?
– Мой агент.
– Кто твой агент?
– Сосулька.
Я обалдел:
– Какая еще Сосулька?
– Это ее кодовое имя. Она работает на меня.
– Ты о ней докладывал в Центр?
– Нет. Это мой агент, так сказать, по личной части.
– Где работает твой агент по личной части?
– Секретаршей у президента компании, выпускающей рыбные консервы. Она подслушивает разговоры патрона и пересказывает мне. Она уверена, что у меня небольшой консервный заводик. Так сказать, коммерческий шпионаж. Она это называет «маленькая услуга большому развратнику».
– Ты себя славно зарекомендовал.
– Стараюсь. Но я ее люблю не только за это.
