Никита Воронов - Зона поражения
Одним выстрелом убивалось несколько зайцев: во-первых, можно было без особых реальных затрат поддержать сражающихся с русскими «борцов за веру», во-вторых, наносился удар по западной экономике и престижу американского казначейства. Наконец, некоторая часть «отмытых» фальшивок должна была вернуться на Ближний Восток в виде чистых инвестиций и легальных банковских счетов.
— Значит, у сепаратистов украли…
— Да! И когда мы получили информацию, что похищенное будут переправлять в Европу при содействии российских спецслужб…
— Ошибаетесь, мадемуазель. Мы, конечно, догадываемся, у кого сейчас заветный чемоданчик, но можем только предполагать, как и кто его сюда доставит.
— Но вы ведь его здесь встретите?
— Нет, вряд ли. Об этом речи пока не было… Моя миссия заключается в том, чтобы вытянуть на себя и «прощупать» потенциальных партнеров.
— Партнеров?
— Да, тех, кто предлагает за доллары определенный товар. Вы ведь знаете, какой?
— Нет. — Дэльфин встрепенулась, и Виноградов почему-то сразу поверил, что француженка не врет. Или господа из парижского бюро располагали не всей информацией, или просто не довели ее до исполнительницы. Последнее, впрочем, вряд ли… Это было уже значительно лучше. Всегда приятно, когда есть чем и о чем поторговаться! А человек, лишенный разменной информации, подобен голому среди волков.
Значит, Генерал если и сдал его, то не с потрохами, а только по частям. Но скорее всего, утечка произошла не на самом верху, а где-то с краю.
— Тогда слушайте… коллега. Я тоже не должен был этого говорить, но раз уж так получилось — слушайте! Вы знаете что-нибудь о введении единой европейской валюты?
— Насчет евроденег? Только то, что было в газетах.
…Через некоторое время они приблизились к некому подобию компромисса. Дэльфин прошлась по комнате и вернулась к ставшему уже привычным месту на виноградовской постели:
— Хорошо, пусть пока так и будет. Но я должна перепроверить то, что вы сообщили!
— Собственно, для этого я вам все и рассказал.
— Все? — поиграла бровями собеседница.
— Все, что имеет отношение к делу.
— А какие гарантии…
— Да что все об одном и том же! У меня тоже нет уверенности… И если уж на то пошло, это я играю на чужом поле — вы-то дома, верно?
— Ладно. Когда мы встретимся?
— Когда у вас или у меня возникнет такая необходимость. Хотя… — От табачного дыма и нервного напряжения начинала побаливать голова, пора было в душ и спать. Но в конце концов он не был бы мужчиной, если хотя бы не попытался: — Полагаю, официальная часть закончена?
— Да, пожалуй, — кивнула девушка напротив. Нельзя сказать, что она была красива, но определенный шарм, безусловно, присутствовал. Кроме того, сказывался элемент экзотики.
— Тогда, может быть, нам… — Виноградов не имел опыта флиртов с иностранками, поэтому отсутствие словарного запаса пытался компенсировать игрой глаз и мимикой.
Тем не менее Дэльфин его поняла:
— Вы имеете в виду секс?
— В некотором роде, — неожиданно для самого себя смутился Владимир Александрович. Сказывалось воспитание — майор вырос в стране, где еще лет пятнадцать назад импортные презервативы путали с жевательной резинкой, а слово «минет» писалось с мягким знаком в середине.
— В некотором роде… — задумчиво повторила незваная гостья. — Странный вы народ, русские! Я же ясно сказала, еще в самом начале и про астурийский сыр, и про расстройство желудка. Вы не поняли?
— Нет, — честно признался Виноградов. И глядя, как за Дэльфин закрывается дверь, пробормотал, скорее, для собственного успокоения сакраментальное: — Не очень-то и хотелось…
* * *
Первым делом Владимир Александрович открыл форточку. Потом разделся догола. Потом принял контрастный душ…
И только после этого почувствовал, что голоден.
Что бы там ни утверждали ученые теоретики, думать надо на сытый желудок. На часах было начало второго — не то чтобы рано, но и не слишком поздно. В самый раз для легкого ужина по здешним фестивальным меркам.
И плевать, что голодный волк быстрее бегает! На то они, как говорится, и волки…
Виноградов достал из пакета свежее белье и неожиданно понял, что все-таки беспокоило его в течение долгой беседы с француженкой. Телефон! Очаровательной Габриэле и ее спутнику, прежде чем подняться в номер, необходимо было для приличия позвонить: а вдруг хозяин возьмет трубку? Но телефон молчал — и до, и после…
Владимир Александрович шагнул к аппарату и потянул за шнур. Так и есть: вилка вынута из розетки, а на шурупах белеют свежие следы от чего-то острого.
Вот ведь проказница! Неизвестно, насколько тщательно и профессионально Дэльфин обследовала номер в поисках чужих «закладок», но свою она явно оборудовать успела. Возвращение хозяина помешало привести все в рабочий вид, однако идеальных шпионов не бывает… Тем более что отключенный телефон всегда можно объяснить дополнительной защитой от прослушивания.
А если это не ее работа?
Если, к примеру, до прихода девицы все уже так и было: молчащий аппарат, шнур за кроватью? Приготовлено специально для русского идиота, который непременно заметит непорядок и захочет поковыряться. Или даже просто сунет вилку в розетку, а там контактики замкнутся — и привет, рванет так, что мало не покажется! Кусочка пластида вполне хватит, если и не убить, то покалечить: ручки, ножки, глазки…
Сразу стало как-то зябко. Виноградов поежился, подошел к окну и закрыл форточку. Потом оделся, косясь на телефонный провод: сволочи!
С другой стороны — вряд ли. Гостья уверяла, что осмотрела все, а такую приманку она при всем желании не могла не заметить. И обязательно сунула бы внутрь свой любопытный женский нос…
Или нет? Может, обостренное чувство опасности, выработавшееся у Владимира Александровича за долгие годы ошибок, неудач и кровавых потерь, давно уже преподается в полицейских академиях и разведшколах Европы? В качестве какого-нибудь обязательного курса — с математическими таблицами, картинками и тестами лучших психологов… Было бы обидно — за свой опыт майор заплатил слишком высокую цену. Да пошли они все! Виноградов решительным жестом воткнул телефонную вилку на место.
И ничего плохого, естественно, не произошло… Ожившая трубка ответила длинным басовитым гудком. Владимир Александрович вытер тыльной стороной ладони пот со лба, потом обтер о штаны и сами достаточно влажные руки.
— Так твою мать… перемать… разэдак! — Пусть слушают, козлы драные, как в извращенной форме поступает с их родными и близкими рассерженный русский человек.
Жаль, что только на словах… Виноградов опять отключил телефон, достал из кармашка сумки перочинный ножик и аккуратно отделил крышку розетки: вот она, малышка! Крохотная, красивая, с приличным радиусом передачи и главное — питается прямо от сети.
Владимир Александрович и сам предпочитал такие, но в период его частносыскной деятельности хорошая электроника стоила дорого… Поэтому и тогда, и после восстановления в органах приходилось довольствоваться моделями попроще.
— Ку-ку, мадемуазель! — зачем-то сообщил Виноградов радиомикрофону. Затем аккуратно отсоединил его и с болью в сердце спустил в унитаз.
После чего, с чувством глубокого удовлетворения, восстановил телефонную розетку в первозданном виде.
Снова дало о себе знать чувство голода — на этот раз вместе с абсолютно естественным желанием выпить. Майор проверил наличие бумажника, на всякий случай переложил отдельно паспорт и потянулся за ключами…
По дороге из номера в ресторан с ним ничего не случилось.
— Буэнас ночес… — Действующие лица и исполнители находились на сцене. Как пишется в пьесах: «явление восьмое — те же и Виноградов».
Опять, как и прошлым вечером, было шумно, весело и накурено до головокружения… На этот раз тон задавал отчаянный публицист Па-ко Игнасио Тайбо — кумир либеральной испаноязычной интеллигенции и душа фестиваля.
Сидя во главе огромного, во всю длину ресторана, стола, он одной рукой отбивал такт, а другой темпераментно дирижировал сводным интернациональным хором собравшихся. Пели нечто озорное и чуть-чуть похабное, вроде русских частушек — это ясно отражалось на лицах и в жестах участников вечеринки.
За мелодией особо даже не следили: главное, чтоб получалось громко и выразительно…
— О, русский! Присоединяйтесь. — По мере продвижения от дверей видимость улучшалась — и первой выплыла из табачного дыма розоватая физиономия господина Юргенса.
— Айн момент! — — Владимир Александрович поискал глазами недавнюю собеседницу: — Бон суар, Дэльфин!
Француженка сидела поодаль, между двумя богемного вида соотечественниками, и, услышав приветствие майора, ограничилась ни к чему не обязывающим воздушным поцелуем.
— Садись… — с бесцеремонностью пьяного немец потянул Виноградова за рукав. А когда тот сел на попавшийся рядом свободный стул, прошептал почти на ухо: — Осторожно. Ни слова, понял?
