Чарльз Вильямс - Частный детектив. Выпуск 1
— Почти уверена, — ответила она, но потом засомневалась: — Конечно, он промелькнул слишком быстро. Вы не заметили, он был в очках?
— Не заметил, — сказал я. — Но в тот день он мог надеть очки просто для маскировки.
Мы поездили по городу еще минут десять, потом немного постояли на Спрингер–стрит, следя за пешеходами, но все было напрасно.
— Я отвезу вас домой, — наконец сказал я, — а сам вернусь. Возможно, он еще в городе, в каком–нибудь баре или кабаке.
— А вы ничего не натворите? — взволнованно спросила Джорджия.
— Не натворю, — пообещал я. — Мы не можем его задержать, пока не удостоверимся, действительно ли этот человек нам нужен. Иначе он предъявит иск за неверный арест и оскорбление личности, если я его найду, сразу позвоню, и вы еще раз на него посмотрите.
Мы вернулись в мотель. Она открыла бюро; я заказал по телефону такси. Потом вручил ей ключи от машины, и мы прошли в комнату; в углу горел торшер, от его света волосы ее заискрились.
Она повернулась ко мне, и я увидел в ее глазах выражение озабоченности и тревоги.
— Вы обещаете мне, что будете осторожны? — тихо спросила она.
— Конечно.
И тогда она улыбнулась и протянула мне обе руки.
— Это был чудесный вечер, Билл!
Я понял это как намек, взял ее руки повыше локтя и приблизил губы к ее губам, собираясь спокойно пожелать ей “доброй ночи”, но неожиданно с жадностью заключил ее в объятия и наградил страстным поцелуем. Руки ее обвились вокруг моей шеи, — но почти сразу она прервала этот вырвавшийся поток чувств: уперлась руками мне в грудь и оттолкнула. Лицо ее пылало от смущения.
— Дайте сигарету! — сказала она, прерывисто дыша.
— Простите, не совладал с чувствами, — сказал я.
— Спасибо, — сказала она лаконично.
— За что?
— За то, что не сказали, что мы не совладали с чувствами. Немного смешно, правда? Ведь я знаю вас всего три дня.
— Я не считал, — ответил я. — Мой календарь и мои часы — в другом костюме. Я знаю только одно: вы — чудесная!
Она улыбнулась.
— Ладно уж, Билл… Я никогда не сомневалась, что вы — нормальный, здоровый тридцатилетний мужчина. Доказательства тут не нужны.
— Я и не пытался доказывать.
— Меня это немного испугало. Я не сознавала, что по прошествии какого–то времени молодая женщина может поддаться потребности в утешении…
— И это — все? — спросил я.
— Не знаю… Не спрашивайте меня. Но вы никогда не поверите, до какой безграничной слабости может довести необходимость быть мужественной. И как соблазнительно выглядит плечо, на котором можно поплакать…
— Оно в вашем распоряжении, — сказал я.
— Но почему?
Я нежно коснулся ее щек:
— Я только что сказал, почему. Я считаю, что вы великолепны. Вы — самая чудесная в мире; вы женщина с горячим сердцем и… к тому же способны на удивительные трюки: с каждым разом кажетесь мне все прекрасней и прекрасней…
И снова поцеловал ее, но на этот раз нежно, и посмотрел на тонкий узор ресниц на ее бледном лице. Когда она открыла глаза, они были словно в тумане, но она улыбнулась:
— Ну, ладно… Возможно, я тоже считаю вас очень милым.. А теперь уходите, Билл…
— И никакой “доброй ночи”?
— Мы уже пожелали друг другу “доброй ночи”… — глаза ее смотрели мечтательно и казались огромными. — Забирайте свое плечо и уходите…
Послышался гудок такси.
Я ведь, кажется, хотел что–то сделать? Я с трудом пробился через розовый хаос, царивший у меня в голове, и вспомнил, что собрался ехать на поиски человека.
— Да, конечно, Джорджия, мы уже пожелали друг другу “доброй ночи”. — В дверях я обернулся. — Если я его найду, я сразу вам позвоню!
К тому времени, когда мы въехали в город, я уже успел стереть с лица следы губной помады, а все остальное вытолкнул на окраины памяти, чтобы быть в состоянии разумно мыслить
Вполне возможно, что этот прохожий — не тот человек, который облил комнату кислотой. Описание его внешности было слишком общим. И потом — едва ли он настолько глуп, чтобы вернуться на место преступления. Но все равно, я должен попытать счастья. Пусть это и маловероятно, но этот человек сейчас — наша единственная зацепка.
Было половина десятого. Со вчерашнего дня я еще не успел забыть, где расположены все местные бары. Я уплатил таксисту и начал обход баров пешком. В первых двух я не нашел ничего достойного внимания, но в третьем попал в цель.
Это была прокуренная, но снабженная кондиционером берлога на одной из улиц южнее Спрингер–стрит В зале было всего семеро; я сразу заметил белую рубашку и отражение его лица в зеркале. Он меня еще не видел. Не обращая на него внимания, я прошел к свободному месту у начала стойки. У левой стены стояли два игральных автомата, дальше телефонная будка и автоматический проигрыватель.
Я быстро оценил ситуацию. Перед ним стояла бутылка пива, выпитая лишь наполовину, и он как раз заказывал вторую; так что он, видимо, просидит тут еще некоторое время, и я успею вызвать Джорджию по телефону. Потом сможем посидеть в ее машине напротив входа в бар до тех пор, пока он не выйдет. За это время она хорошо успеет разглядеть его лицо, и если она его узнает, я смогу действовать. Я вспомнил вид облитой кислотой комнаты…
Войдя, я не обратил внимания на остальных посетителей, но спустя какое–то время инстинктивно почувствовал что–то враждебное в воздухе, а потом осознал, что в баре воцарилось молчание. Я оглянулся. Слева от меня сидел Фрэнки. За ним — другая знакомая физиономия, выражавшая полную готовность к агрессивным действиям: один из тех бездельников, которые отвесили наглую реплику, когда мы с Джорджией шли к машине. Другие лица не знакомы, но у всех — то же гнусное выражение. Бармен, толстяк со слуховым аппаратом, бросал на них беспокойные взгляды.
Ну, уж нет, потасовки не будет! Во–первых, их слишком много против одного, а во–вторых, у меня на уме дела поважнее. Так что драка исключается…
— Что, красавица дала тебе отгул? — поинтересовался Фрэнки.
Я вмазал ему левой; правой отбил удар типа, который вылез из–под свалившегося на него Фрэнки. Третий — бездельник из ресторана — попытался протиснуться ко мне, размахивая бутылкой. Я схватил его за рубашку и, выдернув из–за этих двоих, врезал по морде. Он упал, опять увлекая за собой Фрэнки, и они впаялись в игральный автомат. Раздался звон разбившегося стекла и рассыпавшихся по полу железяк.
Должно быть, в этот момент кто–то бросил монетку в проигрыватель, потому что он вдруг взорвался потоком звуков, заглушивших безобразную возню, шарканье ног, прерывистое дыхание и выкрики проклятий.
Теперь все набросились на меня. Но я не чувствовал сыпавшихся на меня ударов — во мне буквально бушевал океан ярости, а из его волн выпрыгивали лица — как мишени в тире. Они теснили меня к стойке бара, двое уже висели у меня на руках, остальные лезли на меня, но их было слишком много, и они мешали друг другу; я рванулся вперед, пытаясь высвободить руки, и все мы упали на пол. Я попытался вырваться и вдруг почувствовал что–то странное: они стали исчезать, иначе не скажешь.
Словно птицы, они разлетались в разные стороны. Я повернул голову и увидел ноги, облаченные в брюки цвета хаки и, по–видимому, выросшие прямо из пола. Это был Келхаун. Он хватал поочередно каждого и бросал их себе за спину, к концу стойки. Бросал спокойно и без всякого усилия — не человек, а какая–то бесшумно работающая машина. Когда он снял с меня последнего и тоже отшвырнул назад, я кое–как поднялся на колени, все еще дрожа от ярости, и увидел вцепившегося в стойку Фрэнки. Я оттолкнул Келхауна и двинулся на Фрэнки — и тут на меня словно обрушилась крыша. Келхаун поймал меня за плечо и повернул к себе. В следующий момент его могучая рука ударила меня в грудь с такой силой, словно на меня налетел грузовик. Я отлетел к стене и упал на груду обломков — все, что осталось от игрального автомата.
— Отлично! — пролаял он. — Вот и все дело!
Если это касалось меня, то он был совершенно прав. К горлу подкатывала тошнота, широкая полоса рубашки, оторванная в драке, свисала с пояса, обнажая грудь. Руки нещадно болели, а из пореза над правым глазом на лицо стекала кровь. Я попытался остановить ее. Что–то болталось сбоку, у шеи… Что это, ухо или кусок моего скальпа? Оказалось, ни то, ни другое: марлевая повязка, которую врач наложил мне на голову еще после выстрелов из дробовика. Я сорвал ее и бросил на пол…
Все остальные выстроились вдоль стойки, с беспокойством глядя из Келхауна. А тот тип в белой рубашке, разумеется, исчез. Да, нападение на Фрэнки с моей стороны было настолько умным актом, что я даже был не в состоянии сейчас выругать себя Проигрыватель снова замолк, и воцарилась напряженная тишина.
— Каков нанесен ущерб? — прогремел голос Келхауна, обращенный к хозяину.
