Джеймс Хедли Чейз - Каждый умирает в одиночку
— Конечно, ты, наверное, хочешь видеть, как я себя веду, когда меня не били по голове.
— Я не думаю, что ты хорошо себя чувствуешь. Тебе не будет лучше вернуться в постель?
— Ты разве не слышала, что сказал Брендон? Мне нужно ехать в Сан-Франциско, чтобы опознать Бенни.
— Вздор, — резко возразила она. — Ты не в форме, чтобы ехать. Я могу поехать или кто-нибудь другой из твоей конторы.
Я подошел к шкафу, где хранил аспирин.
— Да, — произнес я, не обращая особого внимания на то, что она говорит.
Я вытряхнул из бутылочки четыре таблетки и одну за другой побросал в рот, потом запил их чуть теплым кофе.
— Но я говорю все о том же. Бенни был моим приятелем.
— Тебе лучше вызвать врача, чтобы он осмотрел твою голову, — посоветовала мисс Болас.
Я видел, что она обеспокоена.
— У тебя может быть сотрясение мозга.
— Семья Маллой славится своими каменными черепами, — сказал я, думая, достаточное ли количество аспирина я принял.
Моя голова до сих пор болела.
— Ничто меньше кувалды не может вызвать у меня сотрясение мозга.
Я проглотил еще две таблетки, чтобы уж совсем не сомневаться. Интересно, зачем Анита Серф пришла ко мне домой и как убийца узнал, что она здесь. Затем в мою голову закралась довольно неприятная мысль: возможно, он не знал и ждал меня. Это казалось более вероятным. Может быть, он думал, что я становился слишком любознательным, и пришел сюда, чтобы заткнуть мне рот, подобно тому как он заткнул рот Дане, а по пути шлепнул и Аниту. Ну, не совсем по пути… В общем, надо подумать. Здесь требовался один из тех мозговых штурмов, в которых я не слишком силен. Я решил приберечь проблему на будущее, когда моя голова перестанет болеть.
— Я бы очень хотела знать, какие мысли бродят в твоей голове, — с тревогой сказала мисс Болас. — Что-то произошло? Я имею в виду, помимо Бенни?
— Я рад слышать, что ты называешь это головой. Тебе следовало бы слышать, как называют ее некоторые люди. Нет, ничего не произошло помимо Бенни. Абсолютно ничего.
Дополнительные две таблетки сделали свое дело. Боль в голове начинала отступать.
— Почему ты не уходишь? — спросил я. — У тебя наверняка еще есть дела.
Она поправила платье на бедрах. У нее были прекрасные бедра: как раз нужной формы и как раз нужного размера. Это отнюдь не открытие. Я заметил это еще раньше.
— Ну, разве это не прекрасно? — с горечью сказала она. — После всего того, что я сделала для тебя. Отказ. Я не знаю, почему я вожусь с тобой. Ты можешь мне сказать, почему я вожусь с тобой?
— Не сейчас, — произнес я, не желая обидеть ее, но сильно желая того, чтобы она ушла. — Мы поговорим об этом как-нибудь в другой раз. Я позвоню тебе через пару дней. Я должен поторопиться и переодеться. Не возражаешь, если я сейчас скажу тебе до свидания, ладно?
Я пошел в спальню и закрыл дверь.
Через пару минут я услышал звук мотора ее машины. Я не помахал из окна и забыл о ней, как только стих шум двигателя.
4
Воздушное такси коснулось длинной взлетно-посадочной полосы аэропорта Портола в Сан-Франциско в двадцать минут четвертого. Мы сели вслед за лайнером, полным кинозвезд, и когда мы достигли основных ворот аэропорта, то обнаружили там большую толпу жаждущих увидеть звезд. Пара возбужденных девочек-подростков помахали нам платочками и что-то закричали, когда мы проезжали мимо их, но мы не ответили им. Мы были не в настроении веселиться.
Керман сказал:
— Ты знаешь, это странная штука, Вик, но почему-то хороший парень умирает до того, как ты узнаешь о нем все. Я не подозревал, что у Бенни жена и пара детей. Он никогда не упоминал их. Он также никогда не говорил мне, что еще жива его мама. Он никогда не вел себя как человек, у которого жена и двое детей, разве нет? То, как он любил скакать…
— О, заткнись! — оборвал я его тираду. — Почему мы должны говорить об его жене и детях?
Керман достал носовой платок и вытер лицо:
— Наверное, ты прав.
Немного погодя он начал снова:
— Я буду рад, когда станет чуточку прохладнее. Март и тепло. Это все неправильно. Вот прошлой ночью…
— И о погоде тоже заткнись! — взорвался я.
— Конечно, — покорно согласился Керман.
Пока мы молча ехали по Маркет-стрит, я восстановил в памяти события этого утра. Приходила Паула. Брендон уже виделся с ней по поводу Бенни. Она рассказала ему ту же легенду, что и я: Бенни уехал на выходные в Сан-Франциско, не по делам — он уехал туда полюбоваться достопримечательностями. Паула попыталась убедить Брендона, что иногда Бенни так делал. Я сказал почти все то же самое. Брендон не поверил нам, но он не мог с этим ничего поделать, потому что убийство Бенни произошло далеко за пределами его участка.
Пока мы разговаривали, приехал Джек Керман. Мы поговорили о Бенни, а потом он сообщил нам, что алиби Барклея такое же непотопляемое, как субмарина: он был с Китти Хитченс и не покидал ее квартиры до трех тридцати дня, следующего после убийства Даны. Это снимало с Барклея подозрения.
Я затем рассказал им об Аните Серф. По тому, как рассеянны были Паула и Бенни, я понял, что они не верят мне. В это действительно было трудно поверить, потому что не осталось ни малейшего намека на ее пребывание в моей хижине. Но они оба вспомнили о желтой подушке. Тот факт, что ее в хижине не оказалось, окончательно убедил их в том, что я не придумал эту историю: подушка и мягкость моего затылка доказывают, что все это правда.
Паула не хотела, чтобы я ехал в Сан-Франциско, но я настоял на поездке. Около часа дня я позвонил в аэропорт Орчид-Сити и заказал воздушное такси.
Полет на самолете моей голове не принес ничего хорошего, к тому же я непрерывно думал о Бенни. Я знал его около четырех лет. Мы вместе работали и развлекались. Он был безответственным, сумасшедшим парнем, но он мне нравился. Думать о том, что он мертв, было очень больно.
Керман сказал, что нет никаких доказательств того, что смерть Эда связана с убийством Даны, Ледбеттера и Аниты. Пусть так, но я так или иначе убежден в том, что связь есть. Керман предположил, что Эд ввязался в азартную игру и выиграл, но кто-то забрал его выигрыш, а парня бросил в залив. Керман не настаивал на этой версии, но он сказал, что Эд был лихим типом и вполне мог попасть в такого рода беду.
Я был с ним совершенно не согласен. Эд работал. Может быть, он и был лихим, но только не тогда, когда работал, а в Сан-Франциско он работал. Он приехал туда вчера около четырех тридцати дня. В час ночи полиция выловила его тело из Индийской бухты. Медицинский отчет показал, что он был мертв уже четыре часа. Если этому можно верить, то его убили где-то в девять часов вечера — через четыре с половиной часа после прибытия в Сан-Франциско. Для него этого времени было вполне достаточно, чтобы начать наводить справки о частной жизни Аниты, но недостаточно, чтобы влезть в азартную игру: сначала работа, а игра потом. Мы все следовали этому правилу, и Эд не был исключением.
Следили ли за ним по дороге до Сан-Франциско? Если он был убит в девять часов, то у убийцы было время, чтобы вскочить в самолет, вернуться в Орчид-Сити и застрелить Аниту.
Керман спросил меня, не придумываю ли я фантастических идей и где мои доказательства. Может быть, я придумывал фантастические идеи, но я так не считал. У меня не было доказательств того, что именно так все и случилось, но у меня было предчувствие, что я прав, и я был готов ставить скорее именно на предчувствие, чем на доказательства.
К этому времени такси довезло нас до Третьей улицы и остановилось у полицейского управления.
— Свою болтовню оставь для меня, — предупредил я Кермана.
Мы поднялись по истертым каменным ступеням, прошли через двойные, открывающиеся в обе стороны двери и спросили у патрульного, где мы можем найти дежурного лейтенанта.
Он оказался очень милым полицейским и, несмотря на то что он шел с дежурства, повторил свой путь по проходу, чтобы показать нам дорогу.
Как только я представился дежурному лейтенанту и сообщил, по какой причине пришел, он попросил патрульного отвести нас в убойный отдел. Патрульный безропотно провел нас по пролету каменной лестницы вдоль еще одного прохода в маленькую комнату, обставленную четырьмя стульями, двумя столами, с окном, забранным решеткой, с желтыми стенами и потолком. Там стоял запах грязных тел, помоев и рвотных масс: запах, характерный для большинства полицейских участков.
Мы присели, не проронив ни слова, и стали ждать. Прошло примерно пять минут, затем дверь открылась, и вошли двое сыщиков.
Один из них, крупный, с квадратным лицом мужчина с бесхитростным твердым взглядом, неподвижным ртом и большими ногами — внешность характерного полисмена — указал нам на два стула с прямыми спинками, а другому сыщику — на один из столов.
