Борис Виан - Детектив Франции. Выпуск 2
Дело в том, что теперь в комнате — женщина, причем в таком же, как и я, виде.
Боже мой, ребята, какой же это лакомый кусочек! Я быстренько возношу молитву Всевышнему, потому как если я произвожу на нее то же впечатление, что и она на меня, то о благих намерениях должно забыть.
Незнакомка очень красива, но такая красота кажется даже неестественной. Слишком идеальна, если вы понимаете, что я имею в виду. Можно подумать, ее сделали на заказ, взяв для этого грудь Джейн Рассел, ноги Бетти Грейбл, глаза Бакалл и так далее. Девушка смотрит на меня, я — на нее, и, по-моему, мы краснеем одновременно. Она придвигается поближе. Я снова мысленно молюсь, хотя, черт возьми, на меня это вовсе не похоже. Быть может, она просто хочет со мной поговорить. Я делаю усилие, чтобы оставаться в рамках приличий, и мне это удается, но, Господи, какой же ценой! Я думаю об отце и его очках в золотой оправе, о матери в сиреневом платье, о сестричке, которая у меня могла бы быть, о бейсболе и о чудном холодном душе… Но вот девушка присаживается на кровать, смотрит мне прямо в лицо и слегка прищуривает глаза. У нее ресницы в полметра длиной и такая гладкая кожа…
Ну чего вы от меня хотите? Вот я лежу, совершенно голый, рядом с девятнадцатилетней, Божьей милостью, красоткой, одетой не более моего, да еще посреди комнаты, где, кроме кровати, ничего нет. Таких задач мы в университете не проходили. Я вообще-то предпочитал уроки французского… а у этих лягушатников столько неправильных глаголов…
Наконец эти неправильные глаголы возвращают мне равновесие. Я чувствую себя более уверенно. Черт побери, если я решил оставаться умницей до двадцати лет, то вовсе не для того, чтобы напрочь забыть о своих благих намерениях при виде первой женщины, вошедшей ко мне в комнату. А это моя комната, так как я очутился здесь раньше. И дело тут не в количестве одежды. Я ей сейчас докажу, что и без штанов можно сохранять достоинство.
Я встаю с кровати и скрещиваю руки на груди:
— Чего вы хотите?
— Вас, — следует незамедлительный ответ.
У меня перехватывает дыхание, и я захожусь кашлем, как старый дымоход.
— Нет, не согласен, — говорю я. — Для меня главное — спорт, а он требует абсолютного целомудрия.
Девушка изумленно вскидывает брови, улыбается и встает. Потом делает шаг ко мне и пытается обнять за шею. Я перехватываю ее запястья и стараюсь сохранить дистанцию… Перед глазами встает Сандэй Лав. На танцплощадке все-таки легче, да еще в вечернем костюме.
Я просто не знаю, что делать… красотка сильна, как лошадь… и от нее тоже очень вкусно пахнет. Нет, это просто сумасшедший дом… я хочу одного — понять, в чем дело.
— Кто меня сюда притащил? — спрашиваю я. — Где мы находимся? И вообще, что это за дела, что все это значит? Нет, что бы вы сказали, если бы вас усыпили, привезли в незнакомую комнату, раздели, а потом впустили мужчину с вполне очевидными намерениями?
— Я бы ничего не сказала, — отвечает она и перестает вырываться. — По-моему, при столь странных обстоятельствах слова теряют всякий смысл… Вы не согласны?
Девушка улыбается. Ну просто ни одного изъяна! Даже зубы — хоть перстни из них делай.
— Вам легко рассуждать, вы знаете, что к чему, а я — совсем другое дело.
Я смутно осознаю, насколько глупым может показаться этот разговор, тем более что мы в таком наряде. Девушка, очевидно, тоже оценила комизм ситуации: она смеется и снова льнет ко мне, причем сейчас она уже почти у цели, потому что, черт возьми, хоть я и отбиваюсь изо всех сил, ее грудь уже касается моей, и я слабею… слабею… она, похоже, считает меня полным идиотом, меня, человека, у которого есть принципы. Я выхожу из себя. Вот именно, у меня есть принципы, и я ими не поступлюсь! Тут я начинаю вопить, как будто с меня живьем сдирают кожу…
— Отпустите меня! Вампир! Оставьте меня в покое!.. Не хочу!.. Чего вы пристали… Мама!..
На этот раз она окончательно сбита с толку. Девушка опускает руки, отстраняется, потом прислоняется спиной к стене и устремляет на меня взгляд. Да, ребята, если вам приходилось читать по глазам, то можете сразу сказать, что я самый законченный кретин, какого когда-либо носила земля. Я так орал, что у меня заболело горло и вообще появилось желание провалиться сквозь землю.
Тут дверь снова открывается, и в комнату входят двое, на вид крайне неприятные типы. Оба, как санитары, одеты в белые халаты, а телосложением напоминают сан-францисский мост. Мне плевать, но я все же протестую:
— Уберите отсюда эту ненормальную и верните мне одежду. И не рассчитывайте, что я вам, козлам вонючим, устрою тут спектакль.
— В чем дело? — спрашивает тот, что вошел первым.
Он толстый и глупый на вид. На лице— небольшие усы.
— Может, клиент предпочитает мужчин? — интересуется второй.
Ну старина, об этом ты сейчас пожалеешь! Я размахиваюсь и что было сил бью его в живот кулаком. По всей видимости, ему это приходится не по вкусу, потому что туловище складывается пополам, а лицо искажает гримаса боли. Да, он явно не слишком доволен!
Усатый толстяк осуждающе смотрит на меня.
— Парень, конечно, был не прав, — говорит он, — но зачем же так грубо? Чего ты добиваешься?
Второй тем временем поднялся с пола. Кожа вокруг его рта позеленела, а из глотки раздаются довольно оригинальные звуки.
— Я не хотел вас обидеть, — удается выдавить ему, — не стоит так заводиться.
Я не жду опасности с его стороны, но, как выяснилось, напрасно, потому что у мужика в руке вдруг появляется дубинка, которой он лупит меня по голове с такой силой, что вся Солнечная система начинает бешено вращаться перед глазами. Толстяк делает шаг вперед и принимает меня на руки. Я отчаянно стараюсь не потерять сознания и с трудом снова встаю. Наверное, у меня на макушке появляется что-то вроде страусиного яйца, и я чувствую, как яйцо это растет прямо на глазах. Еще минут пять — и точно кто-нибудь вылупится. Причем этот «кто-то» сразу будет жареным, потому что моя башка просто пылает.
— Ну хорошо, мы квиты, — говорю, вернее, бормочу я.
— Вот и ладненько, — отзывается усатый, — я так и думал, что ты будешь умницей. Сам понимаешь: двоих тебе не осилить. Поэтому лучше не упирайся. Значит, с мадам ты остаться не хочешь?
— Она очаровательна, но у меня есть свои причины, — возражаю я.
— Хорошо, — цедит сквозь зубы второй. — В конце концов дело ваше. Пошли.
Моя голова гудит, как старый колокол, зато он идет скрючившись и в лице — ни кровинки. Какое ни какое, а утешение.
Внезапно чувствую, как что-то опускается мне на ногу.
%Это подкованный шипами ботинок усатого толстяка. Он не нажимает.
Просто жуть, насколько безоружным ты ощущаешь себя босиком, когда все остальные в ботинках. Особенно с шипами. А раскалывающийся череп ко всему прочему не дает как следует шевелить мозгами.
Девушка с равнодушным видом растянулась на кровати. Я уже почти сожалею… хотя, ну и пусть… Может, это у меня и предрассудки, но должно все же быть нечто незыблемое, пусть даже и предрассудки. До двадцати лет мне осталось полгода, и я просто перестану себя уважать, если не смогу продержаться еще шесть месяцев. Я бреду следом за этими типами по длинному голому и чистому коридору, похожему на больничный. Они наблюдают за мной краем глаза, причем второй не вынимает руки из кармана. Я знаю, что у него там дубинка… И надеюсь, что больше он для меня ничего не припас. Вдруг меня будто током ударило — перед глазами возникает «Зути Слэммер» и оставшиеся там ребята… Видали бы они меня сейчас!.. Я опять краснею, вспомнив, в каком виде я здесь нахожусь. Чего бы я только не дал за то, чтобы перестать наконец краснеть вот так, по любому поводу. Это же просто глупо!
Мы входим в помещение, чем-то напоминающее операционную. Стоят какие-то аппараты. Мое внимание привлекает горизонтальная никелированная штанга, свисающая с потолка примерно на высоте плеч, как спортивная перекладина. Они подводят меня прямо к ней.
— Поднимите руки, — приказывает тот, что шел вторым.
Я подчиняюсь. В мгновение ока мои запястья оказываются привязанными к концам перекладины. Я пытаюсь брыкаться, но попадаю в пустоту.
— А ну отпустите меня, скоты недобитые!..
Я говорю им еще много разных слов, всех и не упомнишь. Да оно и к лучшему. Мужики хватают меня за ноги и привязывают к иолу. Чего же им надо? Будут хлестать меня плеткой? Я ору пуще прежнего. Наверное, я попал в лапы одной из тех шаек, которые промышляют специальными фотографиями или устраивают изысканные зрелища для пресыщенных жизнью светских старперов и увядающих дам.
— Оставьте меня в покое, мерзавцы, грязные сволочи!.. Ну смотрите, вы мне еще попадетесь…
Да-а… Это все равно, что разговаривать со стенками. Мужики тем временем не стоят на месте. Один из них поставил передо мной небольшую фарфоровую миску, укрепленную на ножке, как пепельница, а другой склонился над каким-то электроагрегатом.
